Один за двоих

- Дальняя дорога вьется на закат, потерпи немного, раненый солдат…

Шику распахнул глаза от какого-то смутного чувства, его будто окатило теплым воздухом. Что-то светлое и хрупкое затрепетало в груди мальчика, но что, он не мог понять, и просто лежал, притворяясь спящим, и слушал.

Он хорошо пел, этот чужак с дырой вместо души. Нарьяг даже на минуту усомнился в ее отсутствии, уж больно цепляла его собственную душу эта мелодия. Она царапала, выжимала слезы, хотя слов Шику почти не понимал.

========== Главы 7-8 ==========

Алвано снова краснел и снова орал, пытаясь вытащить из пленника хоть какие-то сведения. Шику, который пугался его пуще смерти, даже испытал ощущение удовлетворения от того, что усилия Алвано были напрасными. Камфу не пришел, и мальчик снова забился в свой угол. К счастью, Алвано даже не вспомнил о его присутствии. Он зверел от спокойствия пленника, его молчания и упрямства.

- Значит, бесполезно, говоришь?

Командор грубо, рывками разодрал пропитавшиеся кровью бинты.

- Посмотрим, как ты сейчас запоешь, сокол ты мой!

Алвано всунул в свежую, едва затянувшуюся рану на бедре длинный, зубчатый нож и провернул. Шику показалось, он оглох от скрипа собственных зубов, или это пленник стискивал свои, чтобы не издать ни стона. Мальчик зажмурился, сердце стучало в груди, как запутавшаяся в силках птица. Он ждал крика, стона, хоть какого-то звука, но пленник молчал.

Зато орал и бесновался Алвано:

- Разрежу на куски! Паскуда! Говори! Кричи! Проси о пощаде! Я отпущу тебя!

Тишина.

- Кто тебя послал? Сколько вас здесь? Какая связь? Отпущу, понимаешь? А иначе - ты не представляешь, что с тобой будет!

Молчание. Шику не выдерживает и открывает глаза, от увиденного кружится голова. Стены забрызганы алым, струйки медленно сползают вниз. Тело пленника бессильно обвисло в цепях, пальцы побелели.

Мальчик вскочил. В нем бушевала непонятная неуместная ярость. Вот сейчас…сейчас в руках Алвано распадется, расползется, как гнилушка, его нож.

- Чего тебе? - резкий окрик командора отрезвил его, окатил с головы до ног ледяным страхом.

Алвано повернулся к нему, глаза его дико горели. Шику показалось, что «пустой» сейчас убьет его.

- Проваливай, Алвано! - вдруг окрикнул пленник. - Мне нечего сказать, хочешь убить - убей.

Командор замер, будто его ударили по голове, затем снова повернулся к своей жертве.

- Нет, не надейся, что умрешь легко и быстро, сокол. Будешь умирать столько, сколько нужно, чтобы развязать твой поганый язык.

Он ушел, но вернулся через пару часов и снова кричал, требовал, грозил. Он словно свихнулся от упрямства и стойкости имперского офицера. У Шику ныли виски от крика Алвано и гнетущего молчания пленника.

Командор испробовал все, на что была способна его извращенная фантазия садиста. Пахло кровью и паленой кожей, пленник бессильно болтался в цепях, так и не проронив ни стона. Устав от бесплодных попыток, Алвано выволок мальчика из угла, где тот прятался, закрыв глаза и уши, и рявкнул:

- Перевяжи, чтоб к утру был жив!

И ушел.

Шику тоскливо поглядел ему вслед, потом с опаской подошел к пленнику. Тот выглядел совсем плохо. И вокруг столько крови! Мальчик вздохнул и взялся за бинты. Кое-как ему удалось унять кровь, но в голове занозой засела мысль: если бы Шику так не боялся Алвано, он помог бы чужаку умереть или бежать, потому что происходящее в ритуальной зале меньше всего походило на ритуал. Верховный Нар-шину не одобряет бесцельного мучительства и непременно строго накажет и Алвано, и Камфу.

Шику зачерпнул ковшом воду из ведра и поднес к губам пленника. Тот жадно припал к ковшику, пил, струйки текли по лицу, размывая кровь.

- Спасибо, Шику, - еле слышно сказал он потом, - ты не волнуйся,… я продержусь до утра.., а потом - лучше беги.

- Почему? - сдавленно спросил мальчик.

- Потому что… больше ждать… не будет смысла.

Ошеломленный этими странными словами, нарьяг поспешил забраться в свой угол. Пленник задремал или потерял сознание, а Шику поджал коленки и задумался. Что крылось за словами чужака о каком-то ожидании, в котором больше нет смысла? Что с ним самим случилось сегодня, неужели он действительно мог спорить с Алвано? А этот пленник, «пустой», проявил заботу о нем? Мир сошел с ума!

Вечером, когда Шику поднялся наверх за ужином, его позвал Камфу.

- Как там этот?

- Без сознания, учитель, - ответил мальчик, борясь с накипающим внутри раздражением.

- Он что-нибудь говорил?

Шику покачал головой.

- Плохо, Шику, - костлявые пальцы до боли сжали плечо, - ты должен расспросить его. Это очень важно, постарайся втереться в доверие.

- Но как? Он все время молчит! Даже под пытками молчит! Что он за существо?

- Обыкновенный «пустой», мой мальчик, - пугающе ледяным тоном ответил Камфу.

Шику вырвался.

- Не верю! «Пустые» визжат, как свиньи, и лебезят, чтоб спасти свои шкуры! А этот чужак не такой! Он, он…

- Шику! Это враг! Страшный и непредсказуемый враг! Такого врага надо уничтожить, если не можешь сломать.

Он сказал это так громко, что Шику стало неловко. Вдруг услышит пленник внизу! Хотя, будто это секрет! Мальчик поежился.

- Он знает, что умрет, - промолвил наставник, помолчав, - умрет скоро и страшно. Понимаешь, каково у него на душе?

Оба вздрогнули от этой внезапной оговорки.

- Я понял, учитель.

- Иди.

Шику спустился вниз с подносом, пленник никак не отреагировал на его появление. Шику поставил поднос и опасливо приблизился к человеку.

- Эй! - окликнул он. - Поешь, иначе ослабеешь совсем.

Пленник поднял обескровленное лицо, кажется, он дремал. Шику отступил на шаг назад.

- Поешь.

- Дай воды, - попросил пленник.

Шику дал ему напиться, потом опустил ладонь в ведро и провел по лбу человека. Голова его была горячей, начался жар. Что-то непонятное заворочалось, запульсировало внутри и потянуло за язык:

- Почему ты молчишь, чужак? Разве стоит твоя тайна жизни, которая дается вам, людям, лишь однажды?

- Я ничего… не скрываю, - ответил пленник, - мне… нечего сказать.

- Тогда солги, люди всегда лгут!

- Если я солгу, прикрывая себя,… пострадают невинные.

- Тебя убьют!

- Я… знаю, - спокойно ответил человек.

- И тебе не страшно? - недоверчиво сощурился Шику.

Пленник поднял бровь и скривил разбитые губы.

- Так надо,… чтобы спасти других.

Он выбился из сил, голова снова безвольно упала на плечо. Шику, мучительно сомневаясь в своих намерениях, ослабил цепи, позволяя пленнику встать на колени и опустить руки.

- Шику, тебе… попадет, - сказал пленник. Мальчик покраснел, словно сделал что-то стыдное, но дернул за цепь, еще больше ослабляя ее.

- Я не боюсь! - с вызовом бросил он.

Чем нарьяг, дитя Звезды, хуже какого-то пришельца из чужого мира, где живут люди с черными сердцами?

Он завернулся в одеяло, прислонившись к стене рядом с пленником. Его тревожили злые мысли, он сердился на Алвано и Камфу, на упрямого пленника, который своим поведением перечеркивал все, что Шику внушали в Нарголле. И еще в голове вертелась мелодия, которую напевал вчера имперский офицер. Шику уснул. Проснулся глубокой ночью, в ритуальном зале осталась лишь одна невыгоревшая лампада.

Тишина. Шику подскочил и затряс пленника за плечи, ему показалось, что тот не дышит.

- Что,… Шику? - раздался измученный голос.

- Спой песню, которую вчера пел.

Чужак посмотрел на мальчика, как на сумасшедшего.

- А…эту…

Долгая дорога

Вьется на закат.

Потерпи немного,

Раненый солдат.

В горькую годину

Мир горит огнем,

Потерпи, родимый,

Скоро отдохнем…

Шику пробрала дрожь. Смутные образы возникали у него в голове, сменялись другими, становилось все непонятнее и непонятнее. Глухой голос проникал в самое сердце, разбивал скорлупу холода, тоски и обреченности. Шику всегда знал, что он – избранный, он - нарьяг, принадлежащий к высшей касте. Он умел терпеть лишения, постоянные занятия со строгим наставником, боль в костях после очередного «рывка» и одиночество.