Страница 19 из 40
Однако ни ответа, ни привета. Туда-сюда поискала игруна. Потом дернула дверь в туалет. Закрыто. Вот ты где окопался.
- Миша, - тарабанит, - я пива принесла.
Постучала раз да другой. А потом как дернет...
Батюшки свет! Супруг без штанов лежит и без признаков сознания.
Натянула брюки на потерпевшего аварию и побежала вызывать "скорую".
В больнице быстро поставили диагноз - сотрясение мозга - и назначили курс лечения.
После чего чувствуют: паленым пахнет. Будто у хозяйки что-то подгорело. Носом крутят эскулапы, откуда несет? Даже в форточку один высунулся, не пожар ли в столовой этажом ниже. Наконец, догадались заглянуть Мише в штаны. Где и обнаружили второй диагноз.
Вылечившись от обоих, Миша зашел ко мне.
- Присаживайся, - обрадовался я гостю.
- Постою, - наотрез отказался. - Это, - говорит, - захочешь, не сочинишь, до чего я додумался - спичку в ацетон бросить, сев на него верхом. Ты бы такое сочинил?
- Ни за что, - честно я признался.
- Ладно, опиши для смеха и назидания. А квартиру буду менять. В ванной электрический стул без объявления приговора. В туалет как идти, сразу голова трещит и пониже спины огнем жжет. Такие неудобства с этими удобствами. Так что тебе на этот раз, и вправду, ничего выдумывать не надо. Одна просьба фамилию другую поставь, я человек скромный.
Что я и сделал по просьбе потерпевшего в житейских буднях читателя.
КЛИЗМОЙ ПО ПРОФЕССИОНАЛИЗМУ
Валерий Егорович храпел. "Убила бы!" - говорила жена. И подавно негуманные чувства охватывали посторонних, кто волей судьбы-злодейки оказывался рядом с могучим сном. Сил не было вынести богатырские рулады. Валерий Егорович бессонницей никогда не маялся - стоило прилечь в любой окружающей обстановке, как камнем проваливался в объятия Морфея. И повез, и повез в гору. Ну, точно - трактор из последних лошадиных сил надрывается, сани, груженные сверх допусков, на подъем тащит. Или самолет оторвался от бетонной полосы над самым ухом...
С такими данными Валерий Егорович лег в больницу. В палате семь человек, мест свободных нет.
- Немножко храплю, - не стал скрывать от сотоварищей по лечению недостаток.
В первую ночь дал гари. Часам к двум проснулись все соседи.
- Это какие надо иметь бульдозерные голосовые связки! Без роздыха керосинит и керосинит!
- Не знаю, как его связки, мои уши можно в помойное ведро выбрасывать!
- Надо ваты у сестры попросить, уши заткнуть.
- Эти извержения ватой не перекроешь. Впору деревянные пробки вколачивать!
- Мы в армии храпунам портянки на лицо бросали!
- Где их в больнице взять?
- Ну, не палата, а Херсон!
- Почему?
- Сон херовый!
- Вообще никакого сна! Когда он только нахрапится?
Будто услышав сетования, Валерий Егорович с шумом всосал в себя доброе ведро воздуха и... замолк. Тишина упала на соседей. Только что никакой жизни не было, а тут гробовое безмолвие. Спи сколько душе угодно...
Секунду, другую... десятую ни звука...
- Я уже до сорока досчитал, как молчит.
- Может, отошел к праотцам?
- Хоть поспим...
Не получилось. С львиным ревом, сотрясая стены, воздух вырвался наружу.
- Все! - вскочил с кровати старичок, который часа четыре пытался считать баранов со слонами, дабы уснуть. - Буду недоедать, недопивать, копить с пенсии, чтобы в следующий раз в буржуйской палате лечиться!
Буржуйской называл платную, одноместную.
Соседи толкали Валерия Егоровича в бок, дергали за нос, за уши... Бесполезно. Он храпел в классической позе - на спине. Не менее тихо - на боку, с какими-то страшными, казалось, предсмертными звуками - на животе. Такой гигант.
Был он из себя мужчина объемистых форм, видный и цыганистый. С чернявой волнистой прической, подкопченный лицом и остальной кожей, в глазах бесенята посверкивают. А по фамилии самый что ни на есть Иванов. Себя называл профессионалом по жизни. У некоторых зеков фигурирует выстраданная наколка: "Люблю жить, но не умею". Иванов умел. "Где у вас ничего не выйдет, говорил соседям по палате, - я запросто!"
И не врал. Другому идти в кабинет к чиновнику или врачу за бумажкой с печатью - нож под сердце. Побитой собакой сожмется, напуганным зайцем съежится. За версту трусом пахнет. А кому хочется этим дышать? Он еще в кабинет не ступил, его уже по кругу налаживают. Не лучше и тому, кто буром прет. Первый, поджавши хвост бегает, второй, кулаками размахивая, но оба везде чужаки. Иванов-душечка куда ни заглянет - свой в доску. Гипнотизер да и только. Улыбнулся, два слова сказал и готово - хоть бумажка, хоть лечение. Мимо любой очереди проскользнет, в любую дверь просочится.
В больнице, к примеру, никого не пускают домой. Иванов в выходные с женой спит. Если доктор заартачится, он с сестричками договорится. Те напишут в своих талмудах, будто больной на месте, процедуры проходит.
Улыбаючи Иванов живет. Но не доверяясь кривой, которая когда вывезет, а когда и в стену лбом саданет. У Валерия Егоровича все рассчитано. А внешне рубаха-парень, с первого взгляда хочется с ним в разведку идти или пивка попить.
В больнице Иванов лежал с целью подтверждения инвалидности.
- Давление у меня, парни, зашкаливает за ватерлинию, - хитро подмигивая, объяснял в палате. - А мы ему помогаем.
Всякий раз перед тем, как идти на удавление - так на больничном жаргоне именовалась процедура измерения артериального давления, - Валерий Егорович совал кипятильник в пол-литровую кружку, доставал кофе и надувался крепчайшим напитком до тошноты. Вдобавок к кофеину в туалете поприседает, по лестнице пройдется. Разглядывание голых прелестниц из "Плейбоя" или "СПИД-инфо" тоже верняком способствовало переходу давления за ватерлинию.
На момент нашего рассказа Иванову исполнилось сорок восемь лет. В сорок четыре его осенило: пора на пенсию. До шестидесяти ожидаючи - мохом покроешься. Изъян в организме есть - давление пошаливает. Проконсультировался со знатоками и через полгода стал инвалидом второй нерабочей группы, с которой обрел льготы и главное - свободу. Пенсия, что там говорить, слезная для мужчины в соку. Иванов и не собирался на ней сидеть, деньги без того умел зарабатывать. У него была хитрая фирма по производству "фирменных" шапочек. Женщины-надомницы вязали "найк", "адидас", Валерий Егорович реализовывал продукцию без всяких налогов.
- Я, как только инвалидность получил, - рассказывал однопалатникам в больнице, - сразу побежал на вокзал, к брату по льготному тарифу в Томск сгонять. А в кассе абзац. Не тычьте, кричат, бумажкой про инвалидность, удостоверение предъявите! Объясняю буквоедам русским языком: не успел получить. Они слушать не хотят. Свое бюрократское талдычат. Плюнул на них, пошел домой, а на вокзальном туалете надпись: инвалиды 2-й группы обслуживаются бесплатно. Неужели, думаю, и перед унитазом удостоверение с фотографией потребуют? Нет, по заключению ВТЭК пропустили. Первый раз в жизни, парни, с таким удовольствием помочился! Душа перед писсуаром пела: начала инвалидность работать! начала!..
- После этого храпеть стал?
- С младых ногтей страдаю.
- Это мы страдаем...
- Валер, твоя жена, поди, на ночь наушники надевает?
- Что интересно - обычно на чем свет ругается, а сейчас без ночной музыки спать не может. По десять раз за ночь, говорит, просыпается от могильной тишины.
- Заведет храпуна для снотворного.
- Вечным сном тогда закемарит...
Сам Иванов, на радость соседей, время от времени исчезал на ночь из палаты. Возвращался под утро с уклончивым:
- Телевизор у медсестер смотрел. Не к этому же барыге идти!
Случился однажды с Ивановым телевизорный прокол. Пригласил его посмотреть футбол больной из буржуйской палаты. Одноместный номер телевизор, холодильник, кресло. С деньгами что не лечиться. На этаже в холле стояло телеубожество, звука почти не слышно, а изображение различали, у кого богатая фантазия. Многолетний сериал, где все физиономии наизусть знаешь, можно смотреть, но издевательство над собственным здоровьем - болеть за футбольную сборную.