Страница 27 из 34
— А труп?
— Утром его кремируют.
— Но откуда он возьмется?
— Ваша какая забота? Разве их мало на вашем счету? Одним больше, одним меньше…
— А как же я?
— Вы уже с этого момента не Хуан Карлос, а дон Педро Гоминидус.
— Но внешность, отпечатки пальцев?
— Отпечатки пальцев заменят во всех картотеках, а внешность… Мало ли, кто на кого похож? Отрастите бороду.
— Но почему вы решили это сделать? Ведь я всю свою жизнь боролся против поставленного вами в нашей стране режима, против империализма…
— Мы шире смотрим на эти вещи. Режим не наш, а всего лишь устраивающий нас в данный момент. Что касается империализма – это уже устаревшее понятие, которое становится ругательным. Сейчас правильнее говорить о глобализации, едином мировом экономическом пространстве.
— Но я же с оружием в руках воевал за свои идеалы, организовал десятки террористических актов, заставлял людей поверить в то, что они могут быть свободны, пытался разрушить их мещанский мирок…
— Мещанский? В Латинской Америке? Где вы таких слов понабрались? А, вы ведь учились в Советском Союзе, я и забыл! – засмеялся сэр Джеймс и уже серьезно добавил: — Вот за это мы вас и ценим. Вы лишаете людей спокойствия, счастья и уверенности в завтрашнем дне, как они их понимают, для того, чтобы дать им миф о грядущем счастье, когда вы победите. Ваша деятельность ничуть не менее разрушительна, чем наша. Просто они имеют разную идейную базу, разные дивиденды в случае удачи. Но цель одна и та же: чтобы на земле воцарились хаос и отчаяние, чтобы люди жили в страхе и слепо повиновались тому, кто может ими повелевать в надежде, что он их защитит. Тактически – для нас может быть это еще и поводом ограничения демократических свобод под предлогом обеспечения безопасности граждан.
— Вы надо иной смеетесь? – вскипел революционер.
— Ничуть. Вы и мы – разные стороны одной медали. Движимые разными побуждениями, несем одно и то же: горе и страдание. Такие люди как вы нужны нам. Поэтому мы и решили вас освободить.
— Вы попытаетесь меня опорочить, сказать, что завербовали?
— Нет, конечно. Ведь по большому счету, вы служите тому же, кому служим и мы. Просто наша деятельность организованная, у вас больше импровизации. Так что, дон Педро Гоминидус, вот ваши документы. Сейчас вас отвезут на самолет, который высадит в Мексике. А дальше – никаких обязательств. Думаю, что ваша деятельность в любом случае окажется нам полезной, а я редко ошибаюсь.
Развязка в Моуди
Мистер Томпсон сначала активно взялся за расследование трагедии в Моуди. Он доставил немало неприятных часов и шерифу Ричарду Беркли, и писателю Арнольду Стерну. Но после смерти мистера Линса было видно, что следователь делает все это формально. Он уже получил распоряжение свернуть дело, предварительно потрепав, как следует, нервы тем, кого до этого планировалось привлечь в качестве обвиняемых. Как опытный полицейский, Беркли быстро это понял и сказал остальным, что угроза уже миновала.
Наконец, все эти неприятные допросы остались в прошлом. По этому случаю мэр Бэрримор устроил праздничный обед, на который пригласил отца Уильяма, Ричарда, Арнольда и Пола.
— Это временное отступление, — убежденно сказал Беркли. – Просто им пока не до нас.
— Нет ничего более постоянного, чем временное, — убежденно возразил ему отец Уильям. – Любой день мирной жизни имеет свою ценность, а ведь мы до последних событий жили относительно спокойно целых двадцать лет!
— Надо радоваться тому, что мы имеем, — поддержал священника мэр. – Будущее нам неизвестно. Что еще ждет Америку и весь мир? Но сегодня у нас все неплохо. Обвинения против наших друзей сняты, Арнольд нашел мир с самим собой, Богом и другими людьми в нашем городке. Или я ошибаюсь, мистер Стерн?
— Нет, все верно. Я впервые в своей жизни счастлив, — кивнул писатель. – И более того: я опять пробую писать, но это уже не стенограмма моих кошмарных видений.
— Это здорово, — улыбнулся Пол. – Пиши, Арнольд, свой талант нельзя зарывать.
— Так что же нас ждет впереди? – задумчиво спросил Беркли.
— Этого никто не знает, — мягко сказал отец Уильям. – И на самом деле здорово, что не знает. Представьте, как жутко было бы жить по заранее известному сценарию, особенно, если впереди – какие‑то большие скорби. Вся жизнь была бы отравлена страхом этого ожидания. Но даже если бы впереди было что‑то и хорошее: в ожидании того, что будет, можно было бы не придать значения тому, что есть сегодня. Вся жизнь превратилась бы в ожидание, а, соответственно, пропала…
— Вот и я говорю: радуйтесь тому, что есть! — подтвердил мэр. – А сейчас хватит болтать: бокалы давно полны!
Прошли годы.
ЧАСТЬ III
ГРАЖДАНИН МИРА
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Профессор Свинчутка
— В отношении отсутствия денег при коммунизме: действительно, планировалось, что для широких народных масс денежного обращения не будет. Но для избранных, разумеется, они бы остались. Ведь при коммунизме не планировалось удовлетворять все потребности всех. Говорилось: от каждого по способности, каждому по потребности. Но вот сам человек не мог правильно определить для себя суть своих потребностей, мог пожелать того, что принесет ему заведомый вред. Поэтому общество естественным путем становилось регулятором его потребностей.
А общество направлялось бы теми, кто наверху и в силу особенности своего труда могут и должны иметь отличные от представителей массы потребности. В какой‑то мере широкие массы при коммунизме можно сравнить с ручными животными, которых кормят, предоставляют им кров, лечат, но лишают их права самостоятельно определить суть своих потребностей.
— Профессор, а использование денег представителями высшей касты не возбудило бы подозрения масс, что их обманывают? – поднял руку Гарри Смит, многообещающий студент, желавший стать дипломатом.
— Отличный вопрос, Гарри! Конечно, возбудило бы! Поэтому мы думали о том, чтобы для высших лиц сделать электронную систему расчетов. А для того, чтобы исключить преступность и возможность пользования их благами посторонних производить расчеты не посредством банковских карт, а посредством чипа, вживляемого в руку, обладателя благ. Не имеющий такого чипа не мог бы не продавать, не покупать, соответственно, он жил бы при коммунизме в тех рамках, которые мы ему определили.
— Профессор, а это было мнение о коммунизме советского руководства?
— Неплохой вопрос. Нет – это было наше мнение, тех, кто стоял за их спинами, занимая места советников или депутатов, чтобы можно было делать, что вздумается, не неся за это ответственности!
… Борух Никанорович Свинчутка уже третий месяц работал профессором университета. Сэр Джеймс назначил его на эту должность, несмотря на то, что кандидат на заведование кафедрой политологии не знал английского языка. Единственному из всех преподавателей университета ему был предоставлен переводчик, который был с ним на лекциях.
Отрывок из одной из них, приведенный выше, дает представление и о взглядах нового профессора и о том, чему он учил студентов.
До университета последние два года Борух Никанорович работал министром культуры в одной из бывших республик Советского Союза. На этой должности он ратовал за искоренения из образовательных программ русского языка и русской литературы, как позорного империалистического наследия. При этом поощрял на филологических факультетах чтение спецкурсов по ненормативной русской лексике, которую считал высшим достижением русского языка. Способствовал приобретению государством сотен американских фильмов, невостребованных с США, в основном порнографических, или изобилующих сценами жестокости или откровенно тупых. Закрыл сотни библиотек и домов культуры, получил три ордена. Приватизировал одно из крупнейших государственных учреждений культуры через подставных лиц, а деньги перевел на свой счет в швейцарском банке.