Страница 16 из 17
– Меня, Мюллер, исподтишка, но упрекают: борьба и снова борьба. – Гитлер на минуту задумался, а потом продолжил: – Но в ней судьба всего сущего. Уклониться от борьбы, если он только не хочет быть побеждённым, не может никто. Моя цель состояла в разумном соотношении между численностью населения и величиной пространства. Тут без борьбы не обойтись. От решения этой задачи не может уйти ни один народ, ибо если он пренебрежёт этим, то обречён на постепенное вымирание. Существование государства, Мюллер, имеет смысл только тогда, когда оно служит сохранению своей народной субстанции. А это 82 миллиона немцев. Именно это налагает на меня величайшую обязанность. Тот, кто не берёт её на себя, недостоин принадлежать народу, что и придало мне силы для борьбы. Но она заканчивается, Мюллер, чтобы продолжиться! Я думаю, что вы сделаете всё, как задумали.
– Можете в этом не сомневаться, мой фюрер! – ответил Мюллер.
– Вы свободны. – Гитлер поставил последнюю точку в этом разговоре. – Я должен идти, Мюллер! А то моё долгое отсутствие вызовет подозрение, а это нам как раз ни к чему. Меня ещё ждут беседа и прохладительные напитки в гостиной в кругу друзей.
…По возвращении из фюрербункера Мюллеру, в который раз нашлось о чём серьёзно задуматься. Начальнику гестапо предстояло тщательно продумать и спланировать высшей степени секретности операцию, в ходе которой все его игроки не имели права оступиться без опасения прямого попадания к его костоломам. Мюллер знал чего он хотел и ясно отдавал себе отчёт в том, что он прав.
Вечером рейхсминистр иностранных дел Иоахим Риббентроп вознамерился поговорить тет-а-тет с Евой, что весело и непринужденно веселилась и ворковала с друзьями в гостиной бункера. Фюрер что-то задерживался, временами она бросала на дверь беспокойный взгляд, но та не раскрывала секрет, где был Гитлер.
Риббентроп: Ева, вы очаровательны!
Ева: Спасибо за комплимент, господин рейхсминистр.
Риббентроп: Дорогая Ева! Я умоляю вас!
Ева: О чём, Риббентроп? Я обыкновенная женщина. Вот и всё.
Риббентроп: Нет, не всё, Ева.
Ева: Вы хотели ещё что-нибудь сказать мне?
Риббентроп: Да, Ева. Уезжайте из Берлина.
Ева: Не поняла! Вы склоняете меня к измене?
Риббентроп: Я склоняю вас к тому, чтобы вы оказали Германии неоценимую услугу.
Ева: Какую?
Риббентроп: Попросите фюрера уехать из Берлина с вами. Недавнее моё посещение фронта, Ева, произвело на меня тягостное впечатление. Враждебность, безразличие, склонность к дезертирству, – вот что я увидел на лицах солдат. Им было всё равно, кто стоял перед ними, – рейхсминистр или простой писарь-штабист.
Встав с места, Ева подошла к бледному от волнения Риббентропу и всмотрелась в его голубовато-серые глаза. Потом отошла к гостям со словами:
– Я не стану передавать ваше предложение фюреру. Он должен решить сам. Если он сочтёт нужным остаться в Берлине, то я останусь с ним. Если он уедет, тогда я тоже уеду.
После этих слов Евы Риббентроп так и остался на месте. Злой рок судьбы подводил его к роковой черте.
Гитлер возвратился в свою спальню около шести часов утра. Мысли этого усталого человека были сейчас о сне, но его маниакальная уверенность в том, что скоро всё кончится, не оставляла его безмятежным и спокойным. Он устал разглагольствовать о великом предназначении немцев в этой эпохальной битве с русскими, теперь диктатор не сомневался в том, что скоро Берлин будет лежать у ног Сталина поверженным и уничтоженным. Ему было пора подумать не только о себе, но и о Еве. Любовь этой девушки из Мюнхена творила чудеса, невольно заставляла его продлить жизнь в этом клубке измен и предательств.
В том, что в этой битве немцы оказались слабы, Гитлер нисколько не сомневался. Фюреру было достаточно посмотреть на друзей, которые присутствовали на беседе, где всех обносили чаем и пирожными, чтобы убедиться в этом. Всё о чём он говорил, Гитлер это давно заметил, проходило мимо их ушей. Где им было понять его историческую миссию, если они не хотели внимать его словам… Он понял, что в эти последние дни надо достойно сыграть свою роль и уйти из политики головокружительно, но с непоколебимой надеждой на возврат. Но прежде чем залезть под армейское одеяло, он вспомнил и подумал: «Завтра будет ровно шесть лет, как моё движение обрело все козыри в борьбе с мировым еврейством».
21 апреля 1939 года. Берлин. Рейхсканцелярия
Гитлер: Господа! Открывая это совещание, позволю вам заметить, что оно строго секретное и посвящено перспективам освоения Ледовитого континента.
Дёниц: Мой фюрер. Подводники выполнят любое ваше поручение, но я не считаю, что мы должны направить в Антарктиду целый подводный флот. У рейха пока ещё мало подлодок. Я опасаюсь того, что, выделяя слишком много кораблей для проекта «А», мы ставим под угрозу нашу обороноспособность на случай европейской войны.
Гитлер: Господин Дёниц, вы прежде всего солдат. Политикой занимаюсь я, а она есть искусство превратить невозможное в возможное.
Дёниц: Вы правы, мой фюрер. Заявляю вам как командир подводного флота со всей ответственностью: если «Нептуния» не начнёт работать на наш подводный флот, то мы будем неспособны прервать атлантические коммуникации Британии.
Гесс: Есть вещи более важные, чем трансатлантические коммуникации. Дёниц, вам пора перестать мыслить обыденными категориями. Германия проиграла войну, а вы оказались в английском плену лишь из-за того, что у вac превалировало именно такое мышление, какое вы пытаетесь навязать нам. Важно осознать, что сегодня мы находимся на пороге контакта с неизвестной цивилизацией. Это могут быть антаркты или потомки атлантов. Несомненно лишь то, господин Дёниц, судя по всему, она значительно превосходит нас по уровню технического развития. Если мы сможем поставить её технику себе на службу, то выиграем любую войну.
Гитлер: Капитан Ритшер, выскажите ваше мнение.
Ритшер: Осмелюсь заметить, мой фюрер, что я целиком и полностью разделяю точку зрения партайгеноссе Гесса. Экспедиция, что началась в прошлом году, принесла ошеломляющие результаты. Вопреки расхожим представлениям, Антарктида вполне пригодна для жизни, и мы можем превратить её в нашу колонию, в территориальное приращение к Третьему рейху. Думаю, партайгеноссе Борман согласится со мной.
Борман: Я согласен с вами, капитан Ритшер.
Дёниц: Мой фюpep, я не понимаю, зачем вам нужны колонии не в Африке, коими мы владели, а на другом конце земного шара, в стране вечной мерзлоты. Восточные земли СССР подойдут нам гораздо больше.
Гитлер: Господин адмирал, вы решительно отказываетесь понимать суть нашего начинания. Антарктида – не просто кусок камня, покрытый льдом. Это прародина человечества, там живёт истинное человечество – арийская нация. Судя по всему, господин Готт прав и потомки арийцев, чья кровь не пережила смешения с низшими расами, до сих пор населяют эту кажущуюся безжизненной землю. Да, конечно. Мы вынуждены будем признать себя бастардами.
Дёниц: Я не понял, мой фюрер.
Гитлер: Поймёте позже, Дёниц, правоту своего фюрера. Мы есть плод смешения рас, но насколько глубже будет наш позор, если первыми в контакт с арийцами вступят наши враги. От этого меня бросает в дрожь. И чтобы избежать такого позора, я готов пойти на всё. Если потребуется отправить десяток лодок, я отправлю десяток лодок. Если потребуется отправить двадцать лодок, я отправлю двадцать лодок. Если потребуется отправить больше, я не задумываясь, это сделаю. Я могу послать в Антарктиду весь подводный флот рейха. Вы слышите, Дёниц?! Весь!!!
Дёниц: Как прикажете, мой фюрер.
Гитлер: Мои генералы и адмиралы никогда не были в состоянии оценить размах моих проектов. Они всегда роптали. Они роптали, когда я рвал позорный для немцев Версальский мир, когда я с помощью войск возвращал рейху Рейнланд, когда я без единого выстрела вошёл в Австрию и присоединил её к рейху. И всегда оказывался прав я, а не они! Я приказываю: к осени текущего года подготовить более масштабную экспедицию. Я приказываю исследовать весь антарктический континент, включая территории к востоку, западу и к югу от него. Свяжитесь с аргентинским правительством и попросите предоставить базу на Огненной земле. Руководителем проекта «А» продолжает оставаться партайгеноссе Гесс.