Страница 16 из 23
1-го сентября, еще до рассвета, митрополит со всею братиею Александро-Невской лавры ожидал государя у ворот монастыря. Император, прискакав в коляске, запряженной тройкой, вышел из экипажа, приложился к кресту и принял благословение святителя. По совершении панихиды, митрополит пригласил государя в свою келью. — «Хорошо, — отвечал Александр, — но только на несколько минут; я уже опоздал полчаса». — Так как государь казался задумчивым и углубленным в самого себя и оставался в безмолвии, то Серафим, желая рассеять его думу и зная, что он питал особенное благоволение к схимникам, сказал ему, что недавно поселился в монастыре такой отшельник. — «Не пожелаете ли, ваше величество, чтобы приказал его позвать?» — спросил Серафим. — «Пусть придет, — отвечал государь, — я охотно приму его и попрошу помолиться за меня». — Несколько минут спустя, вошел почтенный старик, изможденный трудом и лишениями. Александр принял его ласково, беседовал с ним и пожелал получить от него напутственное благословение. Исполнив монаршую волю, схимник стал просить государя, чтоб он удостоил посетить его убогую келью. Государь изъявил согласие и последовал за отшельником в его обиталище. Войдя туда, Александр был поражен мрачным видом окружавших его предметов: вся келья была обита черным сукном; такие же скамьи стояли вдоль стен, у одной из них стоял большой крест и теплилась денно и нощно перед образами лампада. Престарелый схимник, пав ниц у подножия креста, обратился к монарху — «Государь! Помолимся» — сказал он и, совершив молитву тихим голосом, пригласил император и митрополита сесть на скамью; сам же с трудом лишь согласился занять место в почтительном отдалении от государя. — «Как зовут его» — спросил Александр тихо митрополита. — «Алексеем, — отвечал митрополит, понизив голос, — он проводит время беспрестанно в посте и молитве. Истинно — чудо, как может он жить почти без пищи и сна». — «Действительно, здесь нет постели и даже соломы» — продолжал Александр. — «Государь, — прервал схимник, — и у меня есть постель не хуже других; я вам покажу ее прежде нежели Бог вам пошлет такую же» — и, произнося эти слова гробовым голосом, подошел к углу своей кельи, где за черным покровом, в небольшом алькове стоял открытый гроб, окруженный горящими свечами. — «Вот мое ложе, — сказал монах, — и оно принадлежит не мне одному, но всем людям. Мы все успокоимся на нем последним сном вечным». Александр под влиянием слов отшельника, оставался недвижим. Тогда схимник, как бы восторженный, продолжал: — «Государь! я стар и много видел и потому внимай моему слову: до моровой язвы 1771 года, в Москве нравы были чище, народ был более предан вере Господней. Затем разврат обуял святую Русь. Двенадцатый год был временем покаяния и обращением к лучшему; но по окончании войны, зло достигло еще высшей степени. Ты, государь и властитель наш; тебе довлеет стоять на страже общественных нравов; ты — старший сын православной церкви и хранитель истинной веры — должен ратовать в ее защиту. Таков завет Бога, Царя Царей!» Слова отшельника произвели неизгладимое впечатление на императора Александра. Выходя из мрачной кельи, он просил маститого старца еще раз благословить его. — «Этот схимник — пророк» — сказал он Серафиму. Последние слова государя при выезде из лавры были — «Любезные братии во Христе! Молитесь за меня, молитесь за императрицу».
Император совершил путешествие весьма быстро и, несмотря на частые остановки в пути, прибыл в Таганрог 14-го сентября, а 23-го числа приехала императрица. Государь выехал ей навстречу и водворил ее в доме, избранном для их жительства, где все было устроено по образцу столь любимого Александром Царского Села. В ожидании императрицы, государь постоянно занимался приспособлением покоев для удобного пребывания своей супруги, и по ее приезде, в первые дни, посвящал ей все свободное время, то беседуя с ней, то сопровождая ее на прогулках пешком, или в коляске. Так как здоровье императрицы заметно улучшалось, то государь мог уделить несколько дней на обозрение ближайшей страны, проехал по берегу Азовского моря до устья Дона, посетил Ростов, Нахичевань, Новочеркасск и через Азов возвратился в Таганрог. Затем, пользуясь прекрасною погодою, стоявшею всю первую половину октября, государь уступил настояниям новороссийского генерал-губернатора, графа М. С. Воронцова, просившего его посетить Крым. Постоянно питая в душе заветную мечту свою, — отречься от престола и поселиться где либо в стране, богатой дарами природы, и вести жизнь частного человека. — Александр остановил свой выбор на Крыме и, говоря о приглашении графа Воронцова, сказал: — «Добрым соседям следует жить в согласии». Занимаясь вместе с князем Волконским выбором места для дворца в Крыму и проектом его постройки, государь изъявлял желание, чтобы все было устроено там, как можно проще, для того, как выражался он, — «чтобы переход к частной жизни не был слишком резок» — «И ты вместе со мной выйдешь в отставку и будешь у меня библиотекарем» — говорил он князю Волконскому.
По плану, заранее составленному во всей подробности, поездка императора в Крым должна была продолжаться 17 дней. Он выехал из Таганрога 20-го октябрями через четыре дня прибыл в Симферополь. 25 и 26 числа государь осматривал южный берег Крыма — живописная местность приводила его в восторг — в особенности радовало его недавнее приобретение, — Орианда. 27-го октября, он выехал из Алупки, простившись с графом Воронцовым на три недели, по прошествии которых они должны были встретиться в Таганроге. Проездом через Балаклаву, вечером, государь, оставив свиту на большой дороге, отправился один, верхом, осматривать монастырь св. Георгия, не дозволив никому сопровождать себя; он решительно отказался от бурки, которую ему предлагали, несмотря на то, что погода изменилась: подул пронзительный ветер, поднялась роса и в воздухе чувствовалась холодная сырость.
Перемена эта была тем ощутительнее, что утро было жаркое и государь провел весь этот день в дороге под южным палящим солнцем; ко всему этому, по дороге в монастырь, нужно было спускаться в пропасти и, выезжая из них, взбираться в горы. Во время этой несчастной поездки, государь простудился и получил начало болезни, которая, развиваясь все более и более, свела его наконец в могилу. Приехав к ночи в Севастополь, государь остановился в этом городе ночевать. На другой день, 28-го октября, осматривая город, он заходил в жилые и неотстроенные еще казармы и госпитали: в первых была нестерпимая духота, в недостроенных же зданиях без оконных переплетов, его, при входе, охватило сквозным ветром. Наконец, к довершению всего этого, государь, вышед из душной казармы, сел в лодку, как был в одном мундире, не соглашаясь ни за что надеть шинель и поехал осматривать военный корабль. По возвращении на берег, он завтракал вместе с адмиралом Грейгом на открытом воздухе в палатке, а после обеда осматривал другие части города. На другой день, 29-го октября, он посетил порт, арсенал и другие сооружения. В эти дни простудное состояние его сказалось сильным насморком, но он все таки не хотел лечиться. Болезнь при таких условиях свободно развивалась, тем более, что он вовсе не берег себя. Проездом через Бахчисарай он был в особенности неосторожен: остановившись в этом городе, он, чувствуя себя не совсем здоровым, поехал верхом, по обыкновению, легко одетый, осматривал городские окрестности и объехал весь город. 1-го ноября в Козлове, 2-го в Перекопе, он уже чувствовал себя нехорошо. 3-го ноября, в Орехове, ему сделалось хуже, погода стояла ненастная, но он, не обращая на это внимания, вышел навстречу епископу Екатеринославскому, который приехал в Орехов нарочно для того, чтоб видеть его. 4-го числа, весь день он чувствовал озноб и по приезде в Мариуполь, в десятом часу вечера, потребовал к себе лейб-медика Виллье, который нашел императора в полном развитии лихорадочного сильного пароксизма. Виллье был крайне встревожен положением государя; он дал больному стакан крепкого пуншу с ромом, уложил его в постель и покрыл, сколько можно, теплее. Это усилило только беспокойство императора, который не много заснул лишь к утру. Виллье предлагал остаться в Мариуполе, но государь не согласился на это, ибо от Мариуполя до Таганрога только 90 верст и он спешил для свидания с императрицею, ожидавшею его прибытия в назначенное время, т. е. 5-го ноября — как было предположено по маршруту.