Певец меча

Жемчужно-розовый клинок загораживали свисающие с обеих сторон светлые пряди ее волос.

Я вздохнул, понимая, что излишек акиви притупил мои чувства. Испуг исчез, оставив во рту кислый привкус паники и головную боль.

— В аиды, чем ты занималась?

— Просила совета, — Дел встала, взяла из моих рук ножны Бореал и убрала меч. — Я разрезана.

— Разрезана? — я поднял брови и осмотрел ее. Ничего разрезанного я не заметил.

Она нахмурилась и пожала одним плечом.

— Разрезана… раздвоена… разделена, — она замолчала, чувствуя, что слова не передают того, что она хотела сказать. Хотя Дел хорошо говорила на Южном, правда с забавным акцентом, бывали случаи, когда различие в происхождении сильно затрудняло общение, сводя его почти на нет.

— Это называется путаница, — перевел я. — Ты запуталась.

— Запуталась, — эхом отозвалась она, — да, — она снова положила меч в ножнах на пол рядом с моим оружием, совсем близко к кровати, потом влезла на матрас, села и закуталась в одеяло. — Что мне делать?

Не часто Дел дает мне шанс что-то ей посоветовать и заданный вопрос подтвердил, что она действительно была в полной растерянности.

Я присел на край кровати.

— Это как-то связано с человеком, которого ты убила? Тогда, в круге?

Дел вздохнула, задумчиво глядя в стену.

— Да и нет одновременно.

— Он был один из налетчиков.

— Да, я помню его. Я помню всех, — она покачала головой, пытаясь отогнать воспоминания. — Сначала я думала, что ошибаюсь, потому что не могла поверить… но я не могла забыть их лица, хотя так хотела… слишком часто я видела их во сне.

— Даже собакам снятся сны.

Бледная попытка посочувствовать экспромтом. Дел даже не улыбнулась.

— А я и не хочу, Тигр. Я хочу помнить их, пока не соберу долг со всех.

Одна тонкая рука выбралась из-под защиты одеяла. Дел заткнула одеяло под колени и подтащила его поближе к подбородку. Робким, отчаянным движением она коснулась моего плеча, нашла старый шрам и начала гладить его.

— Было так приятно убивать этого человека, — сказала она.

Тон не соответствовал словам.

— Не настолько приятно.

Ее пальцы на секунду застыли, потом продолжили бессмысленное движение.

— Я принесла клятву.

— Я знаю. В клятве ты переборщила… и поэтому запуталась, — я поймал ее руку и сжал. — О чем ты спрашивала меч?

— Какой риск следует избрать.

Я нахмурился.

— Риск?

Дел засунула прядь волос за левое ухо.

— Если я пойду по следу Аджани, поиск может занять недели, месяцы, даже годы, — она сжала губы. — А у меня осталось не так много времени, прежде чем кого-то опять отправят по моему следу.

— А если ты поедешь на Север, чтобы предстать перед судом своих ровесников и учителей, ты можешь потерять след Аджани, — я кивнул. — Нелегкий выбор.

— Наоборот. Слишком легкий, — она высвободила руку, потянулась к своей шее и сняла что-то. Дел подержала вещицу в лунном свете — красно-коричневые кусочки янтаря на шнурке. — Я сделала это, — тихо сказала она, — десять лет назад. Сделала и подарила моей матери на день рождения.

Я вспомнил, как она снимала что-то с шеи мертвого Южанина и прятала трофей в кулак.

— Риск, — тихо повторил я. — Ты охотишься за Аджани — вчера, сегодня, завтра — а остальные будут охотиться за тобой.

Она убрала ожерелье.

— Я многим обязана своему ан-кайдину.

— И поэтому ты просила его совета, — в моей голове снова зазвучала ее песня и я опять увидел пылающий меч. — И что он сказал, баска?

— Ничего, — выдавила Дел и по бледной щеке скатилась слеза.

Мы были друзьями. Делили круг и постель, но во многом оставались чужими. Мы боялись лишний раз проявить свои эмоции. Каждому из нас так долго не нужен был никто кроме самого себя, что теперь мы не могли повернуть ключ и освободиться — говорить то, что хочется говорить и делиться тем, чем следует делиться. Северная женщина и Южный мужчина, рожденные жестокостью, созданные гневом, стремлением справиться с теми, кто попирал их, научились ничего не говорить о страхах, зная, что от их слабости эти страхи могут ворваться в их жизнь.

От вида плачущей Дел из моей головы вылетел дурман акиви. Теперь уже запутался я, не зная, что же предпринять: попытаться успокоить ее или оставить в покое, чего она так часто от меня требовала.

Аиды, ну как мужчине разобраться?

Ну… я и раньше видел, как рыдают женщины, но эта всегда требовала равенства. Она запрещала мне проявлять снисходительность и вспоминать, что она слабый пол.

Дел по крайней мере не всхлипывала и не растирала торопливо слезы по щекам, как обычно поступают остальные. Каким-то образом, несмотря на все беды, Дел осталась женщиной и боялась, что обнаружив это, я потеряю уважение к ней.

Дел просто плакала, не вздрагивая. Она сидела на кровати и слезы катились по щекам.

Аиды, ну за что мне такое?

Может стоит попробовать…

Дел пошевелилась, когда я коснулся ее, показывая как только мог, что несмотря на все случившееся — несмотря на слезы — я хотел ее. Но очевидно я не угадал.

— Не сейчас, — раздраженно сказала Дел, отстраняясь.

— Я подумал…

— Я знаю, что ты подумал, — лицо ее еще было мокрым, но слезы уже не текли. Она смотрела на меня хмуро. Я мог представить, что последует дальше. — ЭТО не всегда ответ, Тигр… хотя тебе или любому другому мужчине в такое трудно поверить.

Она знала обо мне все. Знала когда и куда ударить. И, как всегда, точно нанесла удар по моей гордости. Чувство беспомощности возросло пропорционально внезапно захватившему меня желанию.

— Аиды, Дел, что ты от меня хочешь? Я пытаюсь помочь тебе…

— Мне? Или себе? — она вскочила, сдернула с кровати одеяло и, завернувшись в него, ушла к окну.

У меня не осталось ни одеяла, ни терпения. Я шлепнул себе на бедра подушку, радуясь, что Дел оставила мне хоть что-то прикрыться, и уставился на нее.

— А что, в аиды, предлагаешь мужчине делать? Догадываться? Особенно с тобой. Ты такая колючая, что я никогда не знаю, когда ты планируешь ударить меня.

— Я не планирую, — сказала она. — Так получается. Ты сам иногда на это напрашиваешься.

— Сейчас например? — я кивнул. — Прекрасно. В следующий раз я оставлю тебя одну.