Страница 38 из 44
Итак, особенностями композиции этого сюжета является то, что ссора приводит не к заточению героя, а к изгнанию, оно же – выход на бой; и наконец, мы впервые видим, что герой ссорится не с эпическим государем или богатырским племенем, а с обычными людьми (что не противоречит внутренней логике, поскольку эпический государь представляет интересы именно мира людей и потому страшится героя, обладающего иномирными чертами [Баркова. Четыре поколения... С. 61-62]).
Третье сказание в "Монашестве Гильома" – история осады Парижа. Очередной король сарацин берет город в осаду, и Людовик горько сожалеет об отсутствии Гильома (4725-4731), при этом выясняется, что в Париже вообще нет лучших рыцарей, – они разъехались, не стерпев притеснений, чинимых королем (4880-4888). Такая завязка напоминает отсутствие в Киеве богатырей из-за заточения Ильи Муромца. Далее следует посольство к Гильому, он иносказательно говорит о том же недостатке короля, вынуждая его раскаяться (5000-5150), затем едет сражаться – всё это аналогично былине. Когда Гильом приезжает к Парижу, его никто не узнаёт и привратник отказывается впускать его в город (5550-5555). В этом можно видеть другую вариацию мотива изгнания лучшего. Невзирая на то, что в Париж его так и не впустили, Гильом одолевает исполина – короля сарацин (6074-6169) и навсегда удаляется в скит. Так мы видим в одном сказании две формы "Ссоры" – более архаическую и историзированную.
В "Похищении Быка из Куальнге" нас будет интересовать место Фергуса в саге. Здесь мы имеем своеобразную реализацию мотива "Ссоры", ее особенность в том, что эта реализация – обоюдная: Фергус находится в ссоре с государями обоих королевств. Изгнанный из Улада после убийства Конхобаром сыновей Уснеха, поручителем которых был Фергус (С. 134), он переходит на службу к Коннахту, но между ним и королем Айлилем вспыхивает вражда после того, как Айлиль застал его с Медб (С. 229). Несмотря на эту вражду, именно Фергус предводительствует войсками Коннахта (С. 135), хотя душой он на стороне своего приемного сына Кухулина (С. 225). Поэтому Фергус сначала уговаривает Кухулина отступить перед ним (С. 229), пообещав, что, когда Кухулину будет это крайне необходимо, он сам отступит перед ним, а следом за Фергусом – все войска Коннахта, что и происходит, когда израненный Кухулин вновь вступает в бой (С. 321-322). С мотивом "двойной враждебности" мы неоднократно встречаемся в "Махабхарате"; отметим, что с Фергусом связана такая составная часть мотива "Ссоры", как истребление своих, причем и уладов (С. 318-320) и коннахтов (С. 322), то есть в этом случае элемент мотива "Ссоры" одновременно является реализацией мотива "Бой с войском".
В сказаниях о Джангаре ссора богатырей с Джангаром, равно как и Джангара с богатырями, – мотив не столь всеохватный, как "Едва-не-гибель младшего героя", но тоже очень распространенный. С Джангаром ссорится Савар, покидает ставку, и его отъезд приводит к разорению Бумбы, пленению Джангара и богатырей, которых спасает возвратившийся Савар (Овла, IХ); заметим, что удаление Савара в этом сказании аналогично "удалению от битвы" Ахилла – отказываясь защищать Бумбу, он тем самым провоцирует нашествие врагов. С Джангаром ссорится и Хонгор, возмущенный тем, что его государь готов согласиться на унизительные требования врага (Овла. С. 427) – разъяренный Хонгор отправляется в ставку хана мангасов, которого привозит Джангару пленным; это чистое "удаление для битвы". Наконец, завязкой сказания о подвигах юного Шовшура служит беспричинная ссора Джангара со всеми его богатырями – государь не желает открывать им причину своей печали, и богатыри бросают его службу, а сам Джангар отбывает неизвестно куда (из дальнейшего выясняется, что причина печали Джангара – отсутствие у него наследника и уезжает он искать супругу, способную родить ему сына), отъезд богатырей и государя приводят к тому, что один Хонгор встречает врагов, напавших на беззащитную Бумбу (Малодербет., III, 2219-228) – здесь, как и в случае с Саваром, мы имеем дело с "удалением от битвы", причем если обычно удаляется один герой (Савар, Ахилл), а все остальные неспособны противостоять врагу, то в данном сказании эта ситуация зеркальна – удаляются все, кроме одного, а Хонгор, подобно Кухулину, должен биться один за всех, пока не падет израненным.
В киргизской эпопее "Манас" интересующий нас мотив воплощается многократно, и особенно ярко виден в сказаниях о сыне Манаса Семетее. [Мы пользуемся пересказом, приведенным в книге В.М. Жирмунского "Тюркский героический эпос" (Л., 1974), так как "Семетей" не переведен с киргизского.] Юный герой постоянно находится в конфликте с дружиной своего отца – он берет дружинников в плен во время междоусобной войны, затем дружина дважды пытается перейти от Семетея к заклятому врагу Манаса – Конурбаю, и это вторичное предательство оказывается для дружины последним – застигнув их на Тянь-Шане, Семетей убивает их всех, включая четверых своих родичей. "Рассказ об избиении Семетеем отцовской дружины прочно укоренился в народном сознании", – отмечает В.М. Жирмунский [Жирмунский. С. 101].
Мы полагаем, что это – чрезвычайно архаичная форма реализации первого мотива, это ссора не с эпическим государем, а с богатырским племенем, и здесь отчетливо проявляется враждебность эпического героя к своим – черта, идущая от образа первопредка [Мелетинский. 1969. С. 442 и др.]. Аналогичный пример можно найти в нартском эпосе адыгов (заметим, что у адыгов и кабардинцев нартский эпос подвергся вторичной архаизации): Сосруко лишает нартов огня, и, пока он ездит к великану добыть новый огонь, многие нарты умирают от холода [Нарты. Адыгский героический эпос. С. 200-205]. В начале этой главы мы цитировали суждение О.М. Фрейденберг о том, что множественная свита архаичнее единичного персонажа; это тем более применимо к сравнительной хронологии образов эпического племени и эпического государя.
В "Рамаяне" мотив "Ссоры" приобретает форму "Изгнание лучшего" и воплощен как лишение Рамы царского венца и изгнание его в леса по воле царицы Кайкейи. Обращает на себя внимание инвертированная роль женщины в этом сюжетном ходе: обычно инициатором изгнания главного героя является мужчина, а его супруга, если она фигурирует в сюжете, убеждает его не делать этого (наиболее яркий пример – князь Владимир и Апраксья), здесь же дело обстоит наоборот – Кайкейи требует изгнания Рамы, а царь Дашаратха молит ее отказаться от этого желания. Этим обусловлен и уникальный финал данного эпизода: государь, изгнавший главного героя, гибнет – Дашаратха умирает от тоски в разлуке с сыном. Разумеется, инвертированной роль Кайкейи оказывается только в сопоставлении с эпическими памятниками: в сказке преследование героя мачехой – типовой сюжет.
Переходя в область африканских эпико-исторических преданий, мы вновь сталкиваемся с мотивом "Ссоры...", причем в формах, относительно близких к европейскому эпосу. (Биография реальных исторических деятелей нередко включает ряд событий, присущих биографии эпического героя. Это, разумеется, облегчает процесс превращения исторического лица в легендарного героя. Об этом см.: [Неклюдов С.Ю. "Событийные сценарии"...].) В преданиях бамана о Буакариджане (историческая личность, жил в к. XVIII – н. XIX века) мы обнаруживаем противопоставление низкого по рождению Буакариджана и правителя Да; Буакариджан совершает ряд чудесных подвигов и при этом держится с Да "независимо, "дерзко", не поступаясь перед ним своей гордостью, чем вызывает недовольство Да, Буакариджан не позволяет никому – даже Да и его сыну – оскорблять себя" [Котляр 1996. С. 243]. Мы легко распознаем знаменитую строптивость эпического героя, а "низкое" социальное происхождение Буакариджана может быть соотнесено с безродностью и изначальной нищетой эпического героя чудесного происхождения, что присутствует в фольклоре всех народов, в том числе и африканском.