Страница 17 из 23
7
Будь внимателен к заказчикам, Эл, это вовсе не третье дело. Если заказчик не уверен в успехе, он будет мешать тебе: «Ну, магистр, когда нас постигнет неудача?» Если заказчик уверен в успехе, любое разочарование ослепит его.
Альберт Великий
(«Таинство Великого деяния»)
в устном пересказе доктора Хэссопа.
………….. белые зубы, свежее дыхание — весьма уместная реклама для общества, четвертые сутки находящегося в запертом заминированном вагоне.
Малаец Йооп, похожий на крохотную обезьяну в берете, сидел в углу и негромко молился. Слова молитвы он произносил по-малайски, щебетал негромко, никто ему не мешал. Зато Пауль нервно и злобно скалился, не вступая, впрочем, в пререкания, — люди были слишком измучены. Фермеры, вытащив из-под сиденья плетеную корзину, экономно раздавали заложникам последние сохранившиеся у них яблоки.
Триммер, коротышка с бульдожьей челюстью, вдруг сжал виски ладонями.
«Что пользы человеку от всех трудов его?..»
Мне послышалось?
«Всему свой час, и время всякому делу…»
Нет, мне не послышалось. Триммер цитировал «Книгу Екклесиаста».
«Время родиться и время умирать…» Сказано точно., На какое-то время я отключился, провалившись в тяжелый сон. К сожалению, и во сне, объятый тревогой, я брел по какой-то лесной поляне… Еще там был ручей, он был перегорожен плотинами, но в бревенчатых хатках, торчащих над водой, сидели, кажется, не бобры…
Я не успел понять, кто же там сидел в этих хатках, — меня разбудили выстрелы.
Мой медлительный сосед смиренно сидел под взрывным устройством, крепко к нему привязанный. Долгополым пальто он укрывал колени. Наверное, он мерз. Быстро осмотрев вагон, я отметил отсутствие старика, еще пару часов назад развлекавшего заложников бесконечными рассказами о бобровом штате. Старик, радуясь, твердил про какую-то реку Брейн (не знаю, где такая течет), о бобровых плотинах. Растягивая гласные, он утверждал, что форель ловится там большая, и показывал при этом руками.
— Его увели?
— Да, — кивнул мой сосед. — Вы спали.
— Зачем они это делают?
— Вероятно, их требования не удовлетворяются.
Он мог и не объяснять мне этого, но объяснил. Я счел это хорошим знаком. Он постоянно сбивал меня с толку. Он был Шеббсом, я же видел фотографии и имел о нем представление. Но вдруг что-то менялось, и он переставал быть Шеббсом. Это мне не нравилось. Когда он переставал быть Шеббсом, он становился еще медлительнее и, как мне казалось, видел меня насквозь. Я лгал ему, и он видел, что я лгу. Я говорил правду, и он понимал, что я говорю правду. Неприятная особенность. Он здорово походил на Шеббса, проведшего полжизни в Ливенуорте, и в то же время он явно не мог быть им. Его глаза не походили на глаза хронического уголовника.
Я усмехнулся, слишком хорошо зная, что глаза человека вовсе не всегда отражают его душу. Дело тренировки, не более.
Наверное, при случае я мог залезть в карманы этого человека. Странно, что мне это как-то не пришло в голову. Впрочем, что толку видеть очередное лиловое удостоверение личности, что оно мне может дать?
Я не понимал его. Он меня раздражал.
— Что вы думаете обо всем этом?
Я спрашивал негромко, чтобы никому не мешать. Он отвечал так же негромко:
— Наверное, то же, что и вы.
— Вам жаль этих людей?
Он медленно поднял на меня свои непроницаемые глаза. Он действительно видел меня насквозь:
— Зачем вам это?
Я пожал плечами:
— Надо же что-то делать…
Он не ответил, будто заранее знал, что я скажу ему. Конечно, это было совсем не так, просто сдавали нервы, но я все равно чувствовал, что он заглядывает мне в душу.
Нет, это был не Шеббс…
— Почему вы сказали, что Пауль скоро умрет?
Я не мог, не хотел выводить его на разговор о пожирающих друг друга змеях — красной и зеленой. Они так и красовались на светлой коже испоганенного кресла. Я не мог спросить: не вы ли это сделали? — просто не мог. Интуитивно я чувствовал, что это даже опасно.
Ответ моего соседа был прост:
— Потому, что Пауль действительно скоро умрет.
— Вы ясновидец?
— Нисколько.
— Почему же вы так говорите?
— Разве это не общий удел?
— Мы умрем все? — я затаил дыхание. Этот мой вопрос не нравился и мне самому, но… «Прогулка», — вспомнил я слова шефа… И сказал своему соседу: — Вы говорите обо всем этом так спокойно…
— А почему нет? Разве возможен какой-то иной вариант?
Я вдруг засомневался, об одном ли мы говорим, и спросил:
— Нас убьют малайцы?
Он надолго задумался. Потом сказал:
— Малайцы ищут не там…
И замолчал совсем.
А я снова подумал, что это не Шеббс. Этот человек сбивал меня с толку. Преступники не перерождаются, преступление, как правило, отупляет преступника.
— Вы вошли в поезд в Спрингз-6?
Он медленно кивнул.
— Я не видел вас на перроне.
— Я видел вас… — Он сидел, опустив глаза и не смотрел на меня, старательно отталкиваясь от моей лжи. — Было темно, но я вас видел. Вы стояли на перроне, курили, разговаривали с кассиром. У меня сложилось впечатление, что вы кого-то ждали…
Я чуть не ответил: вас ! Но сдержался и спросил:
— Почему у вас сложилось такое впечатление?
Он покачал головой:
— У вас было такое лицо… — он наконец поднял на меня глаза. Они были все такими же загадочными. Я не видел в них дна. Я ждал, что же он скажет, но он замолк, не захотев добавить к сказанному ничего.
Мы помолчали. Он сбивал меня с толку.
Он то походил на Шеббса, просто не мог не быть им, то вдруг превращался в задумчивого философа. Джекки, старый его приятель, в свое время хорошо нам его обрисовал. Джекки знал Шеббса. Когда они бродили по осенним лесам бобрового штата, разыскивая утерянные деньги, Шеббс много ему о себе рассказывал. А в Джоплине, где они снимали комнату, Джекки видел своего приятеля под душем. Ноги Шеббса оказались фиолетовыми до самых колен, каждая вена была вздута — сплошное пурпурно-голубое месиво. Он тогда спросил, что это у него? И Шеббс объяснил, что когда он падал на землю, сначала его ударило о сухое дерево, а потом еще тащило по скальному грунту, усеянному обломками камней. Там, наверное, и сейчас видны борозды, а у него ботинки были полны крови…