Страница 49 из 63
Шесть, Вениамин, шесть! — весело сказал Аженов, блестя глазами и пытаясь самостоятельно спустить ноги. ...
Г Л А В А 29
На следующее утро Аженов проснулся рано. Палата ещё спала. Громко похрапывал Озеров, убаюканный очередной дозой морфия, да из противоположного угла изредка доносились тихие стоны Нечаева, которому что-то мерещилось во сне. Солнце уже встало и две пичуги весело чирикали и пританцовывая, выстукивали коготками по жести подоконника свой, только им известный танец.
В голову опять пришли мысли о нерешённой вчера загадке. Пётр достал своё распятье и продолжил вчерашнее: стал его внимательнейшим образом рассматривать, напрягая зрение, пытаясь найти хоть малейший намёк на секрет, позволивший бы заглянуть внутрь креста. Но его взгляд каких-либо подсказок не обнаружил. Да и освещения раннего утра было недостаточно. Вот через час Солнце поднимется из-за гор и через мутные стёкла, запорошенные пылью и солью норд-оста ударит лучом в окошко палаты. Когда солнышко светит и настроение другое, мажорное. Ничего не давит на настроение сильнее, чем хмурые, свинцовые тучи, повисшие над головой.
Пальцы поручика начали ощупывать фигурку Христа, надавливая на все выступы и пытаясь даже повернуть склонённую голову, увенчанную терновым венцом. Он ощупал всё распятье не меньше десятка раз, двигаясь и по часовой стрелке и против. Ничего не получалось.
Барельеф выпал совсем неожиданно. Пётр даже вздрогнул, когда увесистый кусок металла шлёпнулся ему на грудь. Он и сам не понял, как ему удалось это сделать. Но секрет оказался не сложен: на обратной стороне барельефа оказалось две защёлки, связанные маленьким рычажком. Необходимо было нажать сначала на левый, потом на правый миниатюрный гвоздик, которыми были прибиты ладони распятого Иисуса и защёлки срабатывали.
Углубление под барельефом занимало всю поперечину креста. В нем желтел туго свёрнутый рулончик материи. Поручик осторожно потянул за него, слегка прихватив ногтями и рулончик выпал. Затаив дыхание, он начал осторожно разворачивать маленький свёрток, боясь, что материал лопнет под его большими, не слишком уклюжими пальцами, но все опасения оказались излишними. Белый шёлк отлично сохранился, чуть пожелтев в местах соприкосновения с серебром.
В середине рулончика нащупывалось что-то твёрдое. Когда Аженов осторожно развернул материю, он ахнул. — На ладони у него сверкал огромный бриллиант величиной с ноготь.
"Ну и дела!" — взял он осторожно камень двумя пальцами, чувствуя, как его бросает в жар.
Он отвёл руку подальше, любуясь переливающейся игрой света на гранях, а затем, положив камень в углубление креста, развернул ленту рулончика до конца.
Тонкий шёлк был сложен вчетверо и свёрнут, и когда Петр потянул за концы, разворачивая ткань, то изумился ещё больше. Он стал обладателем какой-то таинственной карты, вычерченной на куске материала размером с носовой платок.
То, что карта заключала какую-то тайну, сомнений не было. Даже надпись, сделанная корявыми буквами по-французски, была загадочна: "От большого белого камня двадцать шагов в сторону смерти".
На тряпке был изображён какой-то остров и даже стояла внизу маленькая пометка "о. Т", очевидно говорившая владельцу распятия о многом. В правом нижнем углу располагалась шестнадцати румбовая звезда с буквами "N" (север) и "S" (юг) и больше никаких надписей, которые могли бы пролить свет на неожиданную загадку.
Пётр оторвал кусок бинта, завернул в него алмаз, чтобы тот не болтался внутри углубления и закрыл барельеф. Палата ещё спала, а ему не терпелось кому-либо рассказать о своей неожиданной находке.
Он подробно начал рассматривать карту. На ней всё было понятно, за исключением нескольких тонко проведённых линий. Вряд ли это были какие-то тропинки и дороги. Линии явно не вписывались в топографию острова. Большая часть их имела слишком правильную ровную форму, а две волнистых прерывались в середине плана. Также прерывались две другие, плавно изгибающиеся и идущие параллельно друг другу. Казалось на карту наложили что-то, а потом начали это что-то обводить карандашом, но обрисовали всего лишь часть предмета, не желая тратить время на всё остальное.
Пётр отставил карту подальше на вытянутых руках, стараясь отбросить взглядом всё лишнее, кроме этих линий и пытаясь проникнуть в их смысл. Это ему плохо удавалось. Толсто выведенный контур острова так и лез в глаза, не давая сосредоточиться.
Догадка пришла неожиданно. "Конечно, же!"
— Как я раньше это не сообразил! — вырвалось у него.
— Что это вы там не сообразили, Пётр Николаевич? — раздался голос проснувшегося Рыжова.
Аженов повернул голову в его сторону:
— Да вот, случай подбросил интересную вещь, — потряс он кусочком шёлка, — и мне, кажется, только что, удалось разгадать её тайну!
— Ну-ка, ну-ка! — сказал Рыжов, заинтересовавшись и вставая с постели и ковыляя к кровати Петра. Он взял матерчатую карту и взялся рассматривать, читая про себя надписи и непроизвольно шевеля губами.
— Действительно любопытно! Наверняка старинная, произнёс он с загоревшимися глазами, с явной неохотой отдавая заинтриговавшую его вещь.
— То, что карта старинная, это точно, — подогрел любопытство прапорщика Аженов. — Без малого ей лет триста. ...
— Разыгрываете, Петр Николаевич?! — недоверчиво спросил Рыжов, заподозрив что над ним собираются посмеяться. — Она бы истлела давно.
— Как видите, не истлела. Шёлк ведь это, а он хорошо сохраняется. А то, что карта нарисована в семнадцатом веке — Это точно. С гарантией, — сказал поручик, свёртывая аккуратно по сгибам ткань. Потом пристально посмотрел на Рыжова и желая уж совсем заинтриговать по-мальчишески восторженного прапорщика, со значением произнёс:
— Я надеюсь на вашу скромность, Вениамин Сергеевич.
Г Л А В А 30
После завтрака Машенька куда-то скрылась минут на сорок. Вернулась она вся сияющая, пряча что-то за спиной.
— Я очень рада за вас Пётр Николаевич. Как я и предполагала, ваши вещи нашлись.
— Неужто целы?
— Вот, извольте проверить, — вытащила она из-за спины тощий сидор.
— Вы просто прелесть, Машенька! — обрадовался Аженов, развязывая горловину. — И как вам удалось их разыскать?!
— Петрович побурчал, но выдал мне под роспись и то, только потому, что вы, оказывается, Георгиевский кавалер, — пристально посмотрела она на Аженова. — Он сам имеет Георгиевский крест за храбрость и питает симпатии к орденоносцам.
Поручик, увлечённо ковырявшийся в мешке, не обратил внимания на её взгляд, чего нельзя было сказать о Рыжове, сразу ревниво насупившимся.
— Господа! Это просто невероятно! — наконец то поднял голову от мешка Аженов. — Всё цело! ... Даже это! — с улыбкой вытащил он из мешка благозвучно булькнувшую жестяную флягу.
Палата на секунду замерла, а потом разразилась радостными криками.
— Только после обхода! — твёрдо сказала Маша, сразу сообразив, что все её протесты будут бесполезны.
До обхода оставалось ещё с пол часа, и раненые, не желая подводить своего "Ангела", смирились.
— А что там у вас, поручик? — блеснул вожделенно одним глазом из-под бинтов Озеров, когда милосердная сестра отправилась в соседнюю палату.
— "Смирновская" была, Валерий Иванович.
— "Смирновская" ?! — Это хорошо! Последнее время всё больше самогон приходилось употреблять. Он хоть и покрепче, но дрянь дрянью.
— Ну не скажите, господин подполковник! Вот в Кореновской нам такой самогон раздобыть удалось — чудо просто! Чистый, как слеза и лимоном пахнет! — не согласился с Озеровым Кортеховский.
— Скажете тоже, поручик. "Лимо-о-ном", — нараспев потянул Озеров. — Где его сейчас взять, лимон этот, тем более в станице. Из пустых початков гонят, да на кизяке настаивают, чтоб с ног валило.