Над волнами Балтики

Разомкнувшись, самолеты устремились в атаку. Перед глазами гвардейцев мелькают снаряды и пули. Но транспорты уже в перекрестиях прицелов. Бомбы, сорвавшись с держателей, валятся вниз, ударяются о поверхность воды, рикошетом взвиваются вверх, будто стремятся догнать самолеты. Взрывом одной ФАБ-500 сносит трубу и надстройку на концевом транспорте. Из чрева огромного судна вверх вырываются языки пламени. Две пятисотки одновременно врезаются в борт головному и разрывают его пополам. Третий транспорт от взрыва бомбы, сброшенной лейтенантом Сенюгиным, осел на корму.

Проскочив сквозь конвой, экипажи сближаются, собираются в группу. В наушниках слышится голос Баженова:

- Как же теперь мы докладывать будем? Один утонул, а два еще держатся. Но и для них поминание уже уготовано.

- Так и доложим, - возбужденно смеется Николенко. - Один на шесть тысяч под воду пустили. А два по пять тысяч всерьез повредили. Видишь, сверху наши разведчики ходят? Они зафиксируют их погружение.

- В гидросистеме давление ноль, - тревожным голосом сообщает Разбежкин.

- Нашел чем хвалиться. Приготовься к посадке на пузо, - ободряет его Баженов. - Как у других получается, наверное, не раз наблюдал. Затянись ремнями покрепче. Штука не очень приятная, но для нас не смертельная.

"7 сентября. Дневным экипажам приходится туго. Они с трудом пробиваются через зенитный огонь у линии фронта. Ночники воюют успешнее. Почти каждую ночь один или два экипажа топят фашистские транспорты.

Одержали очередную победу Иван Шаманов со штурманом Михаилом Лориным. Они обнаружили и потопили вражеский транспорт водоизмещением шесть тысяч тонн".

"13 сентября. На бреющем линия фронта стала непроходимой, особенно для истребителей. Торпедоносцы в полете могут снижаться до минимальных пределов, пролетать по низинам оврагов, проноситься между деревьями. А на "яках" так летать трудно, мотор расположен впереди летчика и мешает ему наблюдать за землей. И получается, что торпедоносцы промчатся, фашистских зенитчиков всполошат, а следом летят истребители, и высота у них двадцать пять тридцать метров. Тут зенитчики их и сбивают. Оставшись без истребителей, ударная группа не может прорваться к конвою и возвращается.

Сегодня нам было поручено изменить эту тактику, отработать один из новых приемов..."

После взлета группа собралась над аэродромом. У меня в правом пеленге экипажи старшего лейтенанта Васильева и лейтенанта Пискунова, в левом лейтенантов Разбежкина и Сенюгина. Задача у нас необычная: сначала пробиться за облака, над ними пройти через линию фронта, в море снова выйти под облачность и нанести удар по конвою.

На первый взгляд все выглядит просто: взял и пробил облака вверх и вниз. Для меня одного это сделать нетрудно. Но, к сожалению, я не один. Слева и справа четыре "бостона", а сзади двенадцать Як-9. Семнадцать машин армада! Попробуй проткни восьмибалльную облачность...

Высоту набираю над летным полем. Глаза непрерывно следят за самым большим окном в облаках. Чувствую, что за нашим маневром внимательно наблюдают с земли, смотрят и ждут, что получится из этого первого опыта. Наверно, там очень волнуются, так как знают, что из летчиков группы лишь трое могут летать в облаках, а остальные четырнадцать по приборам летать не умеют.

На КП меня вызвали неожиданно. Задачу поставил командир дивизии полковник Курочкин. Объяснив, что и как нужно сделать, он устало сказал:

- Знаю, ты хочешь мне возразить. Скажешь, что это невыполнимо. Вспомни, сколько за эту войну мы решали невыполнимых задач? К сожалению, и эта не будет последней. Облака не сплошные. Нижняя кромка выше тысячи метров. Пробивайся в окно, проведи в него группу. Задачу выполни обязательно.

Высота перевалила за тысячу шестьсот метров. Облака нависают над головой. В них впереди появляется длинная узкая щель. Ее я приметил еще перед взлетом.

Даю команду сомкнуться как можно плотнее и начинаю энергичный набор высоты. Щель извивается. Пилотировать трудно. Выполнив очередной доворот, почти упираюсь в белую стену. Это граница окна. До верхней кромки облачной ваты еще не менее сотни метров. Неужели не перетянем?

- Внимание! Впереди облака. Если зацепим, то только верхнюю кромку. Всем прижаться ко мне, сохранять свое положение по летящему впереди самолету. Кто оторвется, смотрите на авиагоризонт. (Авиагоризонт - прибор, показывающий положение самолета в пространстве при отсутствии видимости естественного горизонта.) Удержите машину от кренов на двадцать секунд.

Нос самолета врезается в сероватую массу. В кабине сразу темнеет. Глаза устремляются на приборы. Машину немного подбалтывает, но я должен держать ее точно в режиме. Над головой промелькнули голубые просветы. Еще секунда, и перед взором появляется волнистое белоснежное поле.

Оглянувшись, вижу один "Бостон" и один истребитель. Значит, пробились вверх лишь Васильев и Бурунов. Остальные над облаками не появляются. Над нами светит лучистое солнце. Видимость изумительная. Каждую темную точку можно заметить за несколько километров. Развернувшись на запад, даю команду по радио:

- Всем лететь в направлении фронта самостоятельно. Облака пробивать одиночными самолетами в окна. Сбор группы над верхней кромкой.

Минуты тянутся медленно. В эфире молчание. На запросы самолеты не отвечают.

- Правый мотор начал греться, дает перебои, - раздается в наушниках голос Васильева.

Отвечаю автоматически, не вдумываясь в слова:

- Возвращайся на базу. Мотор не насилуй. Лучше выключи сразу. Машина отлично идет на одном.

Снижаясь, машина Васильева скрывается в облаках. Мы остаемся вдвоем с Буруновым.

- Что будем делать? - говорит он невесело. - Облака впереди без просветов. Ребятишки сквозь них не пролезут.

- Пройдем минут десять. Если никто не появится - вернемся домой...

- Ну и цирк вы устроили! - хмурится инженер эскадрильи Лебедев, помогая стянуть парашютные лямки. - Скрылись вы в облаках. Мы уже успокоились. Вдруг бомбы летят - пятисотки на голову падают. Попадали мы с перепугу, а они за леском разорвались. Только на ноги поднялись, глядим, истребители из облаков друг за другом выскакивают. Кто штопорит, кто пикирует, кто спиралью вращается. Землю увидит, встряхнется как стриж и - стрелой на посадку.

Положив парашют, Лебедев достает папиросы.

- Ты закури, пока начальство не появилось. Рассердился полковник...

- А дальше что было?

- Дальше опять чуть со страху не умерли. Насчитали мы одиннадцать стрижей, а уж следом и наши как утюги падать начали. Вращались они солидно, не торопясь. И выводили не сразу, а над самой землей. Высота их от смерти спасла. Сейчас все машины уже на стоянках. Будет нам с ними мороки...

На рулежной дорожке зафыркал "виллис".

- Ну, развалил свою группу?! - сердито выкрикнул полковник Курочкин. Не нравится новая тактика - действуй по-старому. Бери двух "топмачтовиков" и бреющим по тому же маршруту прорвись. На подготовку к полету - тридцать минут.

Развернувшись, "виллис" обдал нас бензиновой гарью.

- Рассердился комдив, - прошептал сочувственно Лебедев. - Да ты не горюй.

...Огромное поле изрыто воронками, перепахано глубокими бороздами. Куда ни посмотришь - виднеются танки в самоходные пушки. Здесь их десятки. Обгорелые чудища замерли в самых различных позах, наклонив, словно хоботы, стволы искривленных орудий.

- Ух и побоище было! - удивленно проговорил Иванов. - Погляди, командир, как те два на таране сцепились. Даже башни удара не выдержали.

Впереди показался курящийся дымом лесок. В кустарнике замелькали ячейки позиций, солдаты, машины, орудия. Перед глазами взметнулась стена из сверкающих точек и дымных комочков. По фюзеляжу и крыльям глухой барабанной дробью застучали осколки и пули.

- На машине Сачко дымится мотор! - хрипло выкрикивает старший сержант Васильев. - У нас пробит фюзеляжный бак. Бензин вытекает на пол кабины, говорит он спокойнее.