Теплыми руками

Я еще раз окинул взглядом собравшихся женщин.

«А чем я хуже? — было написано на их лицах. — Почему моего мужа не таскают по тюрьмам, не бьют его там, и выпускают на свободу только после появления хлестких, политических статей?.. И почему школьный учитель моего Вовки, произнося свою сакраментальную фразу „весь в отца“, имеет в виду не что-то хорошее, а нечто такое, за что не грех перестать здороваться?»

Увы, и да!.. Рая, как и Надежда Шарковская, тоже немного перестаралась, расписывая, во время моего отсутствия, прелести жизни с великим человеком. Особенно хорошо это было заметно глядя на худосочного дядю Лешу. Его благоверная женушка, женщина примерно такой же комплекции, как и он сам, буквально бесновалась около мужа и будь ее воля, она отнесла бы мужа в тюрьму прямо на руках.

А, впрочем, так ли уж виновата Рая? Может быть, причину следует поискать в другом? Чужая слава и успех!.. Какая еще прилюдно врученная ближнему награда может показаться любому из нас наименее заслуженной, чем эта? Пусть слава будет не так уж велика, а успех практически эфемерен, но все равно найдется масса людей, которая хором воскликнет: «А чем это я хуже?!».

Еще будучи студентом первого курса института, я увлекся шахматами. Что за невероятная игра, какая удивительная трагедия чистого, рационального разума! Я уверен, что если любому заядлому шахматисту предложить выбор между пожаром в собственной квартире и матовой атакой на короля гроссмейстера с жертвой ферзя, он не станет раздумывать. Он одолжит у гроссмейстера спички и тут же исчезнет на ближайшие полчаса.

Ну, так вот, мое увлечение шахматами сразу же приняло характер стихийного бедствия: я опаздывал на свидания, пропускал лекции, а по ночам, вместо сопромата и математики, изучал логику построения черных фигур в староиндийской защите. Плоды моего упорного труда созрели через несколько лет: я выполнил норму первого разряда. Но, в сущности, мне была дорога не эта формальность, сколько то, что я наконец-то смог разобраться в деле, которое так беззаветно полюбил.

Вскоре я стал чемпионом двора и его окрестностей. Я стал знаменитостью!.. Мой авторитет был непререкаемым среди любителей поиграть в шахматы на свежем воздухе в возрасте от семи до девяносто семи лет. Для всех кроме одного человека, которого звали Павлик. Павлик с завидным постоянством оправдывал свои катастрофические проигрыши слабым знанием теории дебютов, не забывая при этом добавлять, что стоит ему только полистать учебник и уж тогда… О, Боже, только полистать учебник! Я уж не знаю, что такого дурацкого нашел во мне Павлик, если ставил на одну доску свое «полистать» и несколько лет моего упорного труда. Или он искренне считал, что если один человек обладает большой физической силой и ростом, а второй толстым брюшком и писклявым голосом, то по некоему таинственному велению матушки-природы второй должен быть всегда быть умнее первого? Только полистать учебник!..

Я нашел в шахматах целый мир, я горел, я умирал в нем, воскресал и снова бросался в бой. Однажды в одном из турниров я дважды играл с немцем, практикантом нашего института. Первая международная встреча!.. Одна девушка потом спросила меня: «Ты что, и в самом деле играл в шахматы с живым немцем?» Я ответил, что мертвые немцы в шахматы не играют и перестал приглашать ее в кино.

Мой первый «международный» поединок закончилась для меня плачевно. Я обрушил на стройные, немецкие ряды белых пешек черную, русскую кавалерию и ценой значительных усилий задержал развитие королевского фланга противника. Вскоре на доске возникла довольно фантастическая позиция. Азарт и огонь атаки!.. Бой на шахматной доске получился не шуточным. Мои партизанские фигуры — конь и ферзь — действующие в немецком тылу, не давали покоя не только моему противнику, но и мне, заставляя постоянно выискивать ресурсы для их поддержки. Я пожертвовал очередное качество и нацелил все оставшиеся фигуры на застрявшего в центре белого короля. Победа была близка, но, увы, в шахматах, как и в жизни, выигрывает тот, кто ошибается предпоследним. Я пропустил короткий контрудар и пал жертвой собственной неосмотрительности. После той партии прошло уже довольно много лет, но я до сих пор помню правильный, но так и не найденный за доской ход…

Во второй встрече я отыгрался и, надо сказать, отыгрался на все сто. Я снова заставил свои фигуры зависнуть в почти сюрреалистическом положении и когда, казалось бы, русское вдохновение должно было в очередной раз пасть жертвой немецкой педантичности, отдал пару фигур за пару пешек и провел довольно дикую, но геометрически точную матовую атаку. Король-канцлер умер в центре доски окруженный бесполезной массой своих защитников. А потом я ехал домой в последнем, пустом автобусе и чуть не плакал от счастья. Только полистать учебник!..

Я молча встал и направился в спальню. Закрыв за собой дверь я вдруг с удивлением почувствовал, что впервые в жизни вид супружеского ложа не вызывает у меня никаких сексуальных эмоций. От чего это произошло, то ли от обиды на людскую глупость, то ли просто от усталости, я не знал. Ужасно хотелось полежать просто так и не о чем не думать. Я упал лицом в подушку и замер.

Довольно скоро я услышал рядом чье-то дыхание и непроизвольно вздрогнул. Надо мной тут же склонилось встревоженное лицо Раи.

— Ты что?

— Ничего, извини, — улыбнулся я. — Просто мне померещилось.

— Ты забыл, что я твой зайчик? — нежно спросила Рая. — А теперь скажи, что тебе померещилось?

— Не что, а кто… Мне показалось, что ко мне пришла не ты.

— А кто?

— Адвокат. Боюсь, что со временем Надежда станет моим кошмаром и будет являться ко мне во снах.

Рая нежно прильнула ко мне.

— Это ты зря. Надя очень хороший человек. Между прочим, она рассказала мне, что ты прогуливался с Настей. И не как-нибудь, а под ручку… Я ревную.

— Я люблю, когда меня ревнуют.

— Ты самолюб, — Рая довольно сильно укусила меня за ухо.

Я быстро обнял жену и легко подмял под себя. Рая притворно-испуганно пискнула и затихла. Поцелуй получился очень долгим и нежным.

— Зайчик… — тихо позвал я.

— Что? — не открывая глаз, спросила Рая. Молодая женщина ждала второго, не менее страстного, поцелуя.

— Зайчик, у меня к тебе не совсем обычная просьба. Только сначала скажи, ты умеешь говорить старушечьим голосом?

Рая открыла глаза.

— Пока нет. А что?

— В таком случае, тебе придется прикрыть телефонную трубку носовым платком.

Я коротко объяснил Рае суть дела. Она должна спуститься на улицу, позвонить к нам в квартиру по телефону и пригласить к трубке Надежду.

— Зачем? — искренне удивилась Рая.

— Ты скажешь, что дома у Нади случилась беда с мужем.

Рая потребовала дальнейших объяснений, но я встал и осторожно подтолкнул ее к двери.

— Это для Коли? — неуверенно спросила Рая.

— Ну, конечно же! — охотно соврал я. — А теперь поспеши, пожалуйста.

Рая вышла. Я сладко потянулся и посмотрел на часы. Пора было приступать к очередной интриге.

Проходя через зал, я демонстративно зевнул и почесал щеку. Мой расслабленный, умиротворенный вид, поведал гостям, что я пока не в форме и принимать участия в дискуссии не собираюсь. Надежда Шарковская проводила меня долгим, подозрительным взглядом словно ждала, что я вот-вот покажу ей язык.

На кухне сидел мой тесть Иван Егорыч и барабанил пальцами по столу. Мы встретились глазами и немного смущенно улыбнулись друг другу.

Рая родилась и выросла в деревне. Всю жизнь тихий и спокойный Иван Егорыч пас коров. Он очень стеснялся рассказывать горожанам о своей не престижной профессии. Город пугал его…

Я сел напротив Ивана Егорыча. Когда пауза слишком затянулась, и я уже было собирался заговорить о погоде, как вдруг дверь тихо скрипнула и к нам на кухню пожаловали дядя Леша и дядя Петя. Мужчины вытащили сигареты и закурили. Неловкое напряжение исчезло, словно его не было.

Как бы между делом, рассказывая анекдот про неунывающего Чапаева, я вытащил из холодильника бутыль чистейшего, деревенского самогона. Дядя Леша и дядя Петя охотно выпили и, неспешно закусив одним огурцом, ушли. На смену старшему поколению сразу же пришла молодежь — Раины двоюродные братья Витя и Костя. Конвейер заработал. Выпить и поговорить!.. Господи, ну какой мужик откажется от такого удовольствия? Тем более что выпивка без разговоров, а разговоры без выпивки всегда представляют из себя нечто-то академично засушенное и неинтересное.