Страница 55 из 136
- Ну-с, пирожные с пирожками мы одолели. Смотритесь Вы уже вполне сносно. К
ужину непременно буду Вас ждать у меня. Придете, любезный Всеволод Федорович? -
оторвавшись, наконец, от метели, вьющейся за стеклом, и своих невеселых мыслей, как бы
подытожив их беседу, спросил Николай.
- Конечно, Ваше величество. Нормально заправиться не помешает. Но, простите, еще
вопрос. О военных тратах и экономии. Государь, Вы ведь мне ничего не ответили по
предложению о сокращении флота и продажи за рубеж наших больших кораблей, чье
устаревание и уценка в разы станет очевидной уже через год-полтора?
- Вот давайте за ужином это все и обсудим. Будут с нами еще Дубасов, Александр
Михайлович, Бирилев, Ломен и Нилов. Григоровича приглашу, если врачи его отпустят. Я
им всем Вашу записку на сей счет прочесть дал. А попутно неплохо бы разобраться какие
корабли и когда будем возвращать с Дальнего Востока, и куда. Где ремонтировать. В
общем, поговорим, посоветуемся, - закончил Николай, поднимаясь из своего кресла и
протягивая Петровичу руку, - До вечера.
***
Пройдя через оба императорских вагона, спальный и салонный, Петрович перед
межтамбурными дверями вагона-столовой нос к носу столкнулся с генерал-адъютантом
Фредериксом. Барон был как всегда отутюжено-накрахмален, на сапоги хоть как в зеркало
смотрись, в руке тросточка. Старый служака до сих пор прихрамывал, - давали себя знать
последствия «шрапнельного водосвятия» в январе. В его годы и давним ранам положено
беспокоить, а тут - меньше двух месяцев как зарубцевалась дырка в бедре. Но с юных лет
бравый, осанистый кавалерист бодрился и не показывал виду, что его что-то беспокоит по
части самочувствия.
106
- Доброго Вам вечера, любезный Всеволод Федорович. Рад видеть вас во здравии, - с
легким, благородным поклоном барон пожал руку Руднева.
- Спасибо. И Вам здравствовать, многоуважаемый Владимир Борисович.
- Я уж решил лично доковылять, Вас проведать. Не взыщите, думал, что после таких
дел Вы еще не вполне в силах к ужину пожаловать. Это надо же было всех так напугать? –
за участливым тоном и кротким взглядом министра Двора и командующего Главной
квартирой в одном лице, проскальзывал деликатно скрываемый, беззлобный сарказм.
- Владимир Борисович, бес попутал. Примите еще раз глубочайшие мои извинения.
Перед Государем я уже покаялся.
- Полно, милостивый государь. Я – что? Много разного повидал уже на этом свете, да
и на прицел к Вам не попал, охранила Заступница, - Фредерикс негромко рассмеялся, -
Меня Вам удивить не удалось. А вот Федор Васильевич Дубасов на Вас здорово осерчал.
Это он у Вашего одра только таким спокойным был, чтоб не навредить, Боже упаси. Ну, а
уж коли Вы на ногах… теперь уж, мой дорогой, потерпите. Отдраить он Вас собирается.
- Господи, сколько же мне теперь это дело пьяное поминать будут?.. - простонал в
сердцах Петрович.
- Сколько? О том точно только Господь ведает. Но по праздникам - это завсегда-с!..
Шучу! Шучу… - рассмеялся явно довольный своим чувством юмора Фредерикс, - Ну-с, не
буду мешать вашей вечере, Государь сегодня только моряков собирает.
С этими словами барон звякнул шпорами и с достоинством откланялся, а Петрович,
перекрестившись для храбрости, двинулся навстречу неизбежному. Или на званый ужин,
или на плановую раздачу слонов…
При его появлении в тамбуре, двое вытянувшихся по стойке «смирно» казаков
конвоя, всем своим крестоносно-парадным видом неопровержимо засвидетельствовали:
Государь-Император здесь. За дверью слышались оживленные голоса и дружный смех. И
хотя Петрович совсем недавно провел в обществе царя пару часов, и расстались они более
чем довольные друг другом, на душе котята скреблись.
Может быть, это он остался доволен, а что там, на душе у самодержца? Не зря же
Василий предупреждал, что у царя его внешняя бесконфликтность – штука обманчивая.
Передавишь, попадешь не под то настроение, станешь «не комфортен», и – ага!.. Следом
за Витте, Дурново и всеми прочими, как это в реале бывало. Но даже если сам хозяин пока
всем удовлетворен, это только полдела. Ведь сейчас предстоит близкое знакомство с
людьми, входящими в ближний круг Николая, с теми, с кем ему теперь предстоит работать
и общаться. Причем не факт, что условия этой работы будут напоминать его вольницу на
крейсере или во Владивостоке, а общение приведет к взаимопониманию.
Конечно, в Порт-Артуре он с Макаровым и Моласом сработался и как подчиненный.
Обстановка обязывала. Оба они оказались людьми серьезными и ответственными, для них
дело было выше личных амбиций или обид. А как то оно будет сейчас? Со здешней
адмиральской братией. С его-то безтормозным характером и их свитской гордыней?
«Как будто у Дубасова, формально моего непосредственного начальника, своего
гонора меньше. Ага! Как же. А с Бирилевым, - тут все еще веселее. Этот деятель прямо
мне не подчиняется, но завязано на него будет, как на человека командующего всем нашим
казенным кораблестроением, очень много всего.
И при этом глубина его познаний в этом самом кораблестроении давно на флоте
служит источником анекдотов. Чего стоит попытка раскачать по его приказу ставший на
песчаную банку броненосец посредством перебежек пары сотен матросов с одного борта
на другой. У аналогичной толпы тараканов, попытавшихся так раскачать таз с водой,
успехов могло бы быть больше. Или резолюция на рапорте с просьбой прислать десяток
французских свечей зажигания для требующего ремонта двигателя внутреннего сгорания,
гласящая: «довольно будет 20-и фунтов казенных, стеариновых». И вершина «умственно-
волевой конфигурации», между прочим, в должности Морского министра, - подпись не
глядя в текст под Бьеркским договором! Хорошо хоть, что молодому Костенко он
107
протежирует еще со времен подготовки к уходу на Дальний Восток отряда Беклемишева, а
с Бубновым в дальнем родстве, вроде. Может, не будет много палок в колеса ставить»…
Отдельную проблему для Петровича представляли два «кота в мешке»: командир
гвардейского экипажа контр-адмирал Нилов и флаг-капитан Императора вице-адмирал
Ломен. Нынче они не просто свитские адмиралы, а адмиралы придворные. Короче говоря,
друзья Николая. Они, вместе с Великим князем Александром Михайловичем и графом
Гейденом, ожидающим их сейчас во Владивостоке, де факто составляли неформальный
Морской Кабинет Государя. Придать им такой статус официально Николай не решился,
так как опасался поскандалить с дядей Алексеем, за которого тотчас вступилась бы
матушка и большинство прочей многочисленной родни…
И получается, что этот, по сути, абсолютно безответственный кружок по интересам,
будучи некой «молодой морской фрондой» генерал-адмиралу и его блюдолизам, вроде
Верховского, Скрыдлова, Авелана и Абазы, за Цусиму в нашем мире ответственен не
меньше, чем «болярин Зиновий». Не брутальный охотник на бизонов и бонвиван Алексей
Александрович, прямо высказавшийся против отправки эскадры Рожественского на
погибель, а именно эти люди были там «властителями морских дум» самодержца. И здесь
тоже, конечно. Но только до появления в Питере некоего молодого доктора с «Варяга»…
Похожие и по своей роли, и по взаимоотношениям с Николаем, Нилов и Ломен были
совершенно разными персонажами, как по своим воззрениям, так и по истории своего
появления в ближнем круге царя. Ломен вошел в него еще со времен известного Большого
путешествия наследника на Дальний Восток. Он командовал крейсером «Память Азова»,
на котором Николай и находился. Серьезный, тактичный, с окладистой бородой бывалого
морского волка, отличающийся трезвыми суждениями о внешней политике и новомодных