Страница 39 из 136
Гаврилова). Корабль должен заменить его геройски погибшего в бою у мыса Шантунг
предшественника. Турбинные двигатели для нового крейсера, конструкции американца
Кертиса, будут поставлены из САСШ по контракту с фирмой «Дженерал Электрик».
В тот же день на верфи были заложены и два минных крейсера типа «Доброволец».
Поскольку германский Император еще не вполне здоров, на стапелях возвели огромные
шатровые палатки, в которых прошла церемония закладок. Кайзер произнес одну из своих
замечательных речей, осветив перспективы сотрудничества капитала Германии и России, в
частности, в деле обеспечения нашего флота судами лучших мировых типов. Он отметил,
что наше Морское министерство желает заказывать корабли и в Германии.
Это было подтверждено Императором Николаем II в ответном выступлении перед
кайзером, кораблестроителями и гостями, но при этом Государь указал, что такие заказы
не будут идти в ущерб загрузке отечественных верфей. После чего он отклонился в сферу
внутренних дел России, призвав граждан к спокойствию и недопущению самосудов над
лицами, замешенными в террористической и революционной деятельности, напомнив о
том, что виновность кого-либо определяет только суд. Со своей стороны, идя навстречу
народным чаяниям о спокойной и мирной жизни, Государь и новое Правительство
предпримут все меры по повышению качества работы аппаратов министерства юстиции,
МВД и судопроизводства, а возможно, и к их серьезному реформированию».
18 Вильгельм на самом деле пришел в полный восторг от эрудированности и глубины суждений его
нового, неожиданного собеседника. Граф Филлип фон Эйленбург оставил в личном дневнике запись об этих
днях: «Похоже, что наш Властелин неожиданно нашел в этом молодом и талантливом русском враче-моряке
родственную душу. Кажется, что Его величество готов рассуждать с ним о преимуществах того или иного
расположения пушек на кораблях, даже с иглой шприца в ягодице!»
75
Глава 5. Два адмирала.
Великий Сибирский путь. 18 - 20 марта 1905-го года
- Всеволод Федорович, примите уверения в моем глубочайшем к Вам почтении.
Сердечно благодарю, что приняли это внезапное приглашение, несмотря на столь поздний
и неурочный час. Прошу Вас…
Негромкий голос обитателя роскошного купе-апартаментов резко контрастировал с
внешним обликом своего хозяина, поскольку не мог похвастать ни эмоциональностью, ни
изысканностью тембра. Из-за чего объективно и входил в диссонанс как с его гвардейским
ростом и горделивой осанистостью фигуры, так и с могучей энергетикой цепкого взгляда
светлых, серо-стальных глаз, внимательно изучавших гостя из-под сократовского лба
мыслителя. Чувственно, но излишне резко очерченные губы, выдавали в стоящем перед
Петровичем человеке натуру увлекающуюся, страстную, но способную сдерживать свои
порывы до поры до времени в узде холодного разума. Прихваченная благородной сединой
окладистая борода в стиле «а-ля амираль Макарофф», завершала портрет.
«Хм. А вот голосок-то у нашего «дедо Альфредо» подкачал», - хмыкнул про себя
Петрович. Но зато английский, на котором радушный хозяин приветствовал званого гостя,
был практически безупречен, несмотря на чуть заметный немецкий акцент. Руднев, как
флотский офицер, язык вероятного противника, сиречь «просвещенных мореплавателей»,
знать был обязан. Но обязанность - обязанностью, а по жизни сложилось так, что он
владел им в совершенстве. И отметил то же самое в отношении своего собеседника.
- Располагайтесь, пожалуйста. Я искренне рад нашей встрече и долгожданной для
меня возможности впервые пообщаться с Вами тет-а-тет. Очень прошу извинить мне мое
нетерпение, заставившее меня столь дерзко пригласить Вас практически ночью, но…
- Но Их Величества настолько энергичны и столь активно загружают нас днем, что
выкроить часок-другой для нормального, человеческого знакомства, у нас с Вами не
представлялось возможности уже четверо суток. А уж от этой суеты в Первопрестольной у
меня до сих пор голова кругом идет. Что же до позднего часа, так я вовсе не юная
институтка, чтобы смущаться от взгляда на хронометр.
- Да. Москва, конечно, произвела на меня огромное впечатление. Особенно Кремль и
соборы. Жаль, что все прошло слишком быстро. За два дня можно было голову открутить,
но так и не постичь того, на что нужны месяцы или даже годы… Рад, что мы вполне
понимаем друг друга, милостивый государь Всеволод Федорович, - в глазах германца
мелькнула лукавая смешинка.
- Взаимно. И если Вы не против, герр Тирпиц, я предлагаю нам сразу в личном
общении быть накоротке. Для Вас я отныне – просто Всеволод. В русском языке и в
понимании - это переход на «ты», общение по-дружески, так сказать. Кроме разговоров по
службе и в присутствии третьих лиц, конечно…
- Спасибо, друг мой. Искренне рад нашему правильному знакомству. Альфред, -
германский адмирал широко улыбнулся, и с легким поклоном скрепил новый статус их
неформальных взаимоотношений крепким, энергичным рукопожатием.
- Я тоже рад, Альфред. И открою маленький секрет: твой адъютант опередил моего
не более чем на десяток минут. Увы – проклятая рутина! Пока барон Фредерикс решал, где
именно мне будет удобнее принять высокого германского гостя, твое приглашение уже
оказалось на моем столе, - развел руками Руднев, - Пришлось идти сдаваться. И вот, я в
вашем поезде, и судя по графику движения, – уже до утра. Теперь самое страшное, чего я
опасаюсь, - не сам факт тевтонского плена, а то, что сейчас появится твой великолепный
Император и король. И в результате, нам вновь совершенно не удастся потолковать.
76
- Я все предусмотрел, Всеволод. Его Величество уже второй час как видит сны.
После жарких объятий Москвы многие у нас здорово устали. Не всех ведь море приучило
рассчитывать свои силы на длинные переходы. Так что на эту ночь ты – только мой, -
физиономия германца расплылась в одухотворенной ухмылке сытого людоеда.
- Честно? А Фили Эйленбург19 случайно не в твоем вагоне?
- Боже, Всеволод! Ну, что за… - Тирпиц задорно расхохотался, - Вот ведь какая
незадача. Значит, досужие, подковерные сплетни нашего Двора и до Петербурга доходят?
- Ясное дело…
- Всеволод. Не верь этим байкам, прошу тебя! Экселенц не будет держать возле себя
людей с сомнительной репутацией. Это все пустые кривотолки завистников…
- Не беспокойся, я пошутил. Да и какое мне дело до чьих-то там предпочтений. В
конце концов, у нас даже среди министров нечто подобное водится. А задержался я почти
до самого отхода потому, что должен был убедиться, что меня никто не дернет, и в трех
главных вагонах все угомонилось. В итоге, когда паровозы уже почти напоили, пришлось
поспешать, и, извини, с точки зрения презента, - я буду не вполне оригинален. «Шустов».
Правда, двенадцатилетний.
- О! Прелесть!.. Спасибо, друг мой. Это божественный напиток. Но я его припрячу
для себя, если не возражаешь? А со своей стороны, предлагаю тебе три варианта на выбор,
со встречей и знакомством: скотч, ириш или американка? Выбирай сам, - с этими словами
Тирпиц продемонстрировал Петровичу содержимое центральной секции небольшого
настенного шкафчика красного дерева, в котором был устроен великолепный «походный»
бар с хромированными держателями для каждой бутылки.
- Ого! Аж глаза разбежались… У тебя есть даже «Усатый Джек», смотрю?
- С Льежского Рождественского ревю. Из 16-летней партии.
- Альфред, а ты - опытный искуситель!
- Иногда. Под настроение. Но не со всеми получается. Да и не так много тех, кто
этого заслуживает.
- От скромности точно не умрешь... - рассмеялся Петрович.