На карте не значится

- Есть, товарищ Борщенко!

Думая о своем, Реттгер вдруг ударил кулаком по столу: amp;apos;

- Это все Шакун! Продажная собака! Расстреляю!

- Этого предателя расстреляем мы, полковник, как только поймаем. К сожалению, он убежал. А вас мы расстреляем раньше.

- Вы что, мне угрожаете? - Реттгер грозно посмотрел на Борщенко. - Вся ваша затея с восстанием через несколько часов обернется по-иному. И моя расправа с вами будет беспощадная! Предупреждаю! Будете валяться у моих ног и просить милости!..

Наглость Реттгера удивила Борщенко.

- Не знал я, что вы такой твердолобый, полковник! Учтите: нами захвачены арсенал и гавань. И здесь мы находимся не случайно. Комендатура и казарма - в наших руках. А сейчас уже заняты и ваше управление, и каземат. Все коммуникации острова перерезаны. Центр и гавань для эсэсовских команд уже недоступны! Вообще Спасение для ваших отрядов теперь только в том, чтобы прятаться от нас в ущельях. Ясно вам теперь положение?

Реттгер побледнел, однако продолжал также угрожающе:

- Даже это не спасет вас от нашей расправы, от нашей руки! И единственная возможность для тебя, Бугров, избежать страшной смерти - это слушаться сейчас моих приказов.

Наливаясь тихой яростью, Борщенко сказал:

- Чтобы вам было ясно все до конца, сообщу вам, полковник, что радиостанция нами выведена из строя! Так что не рассчитывайте на помощь извне!.. Порвана здесь ваша черная сеть истребления! Порвана навсегда!

Глаза Реттгера засверкали. Все более меняясь в лице, он оглянулся и неожиданно прыгнул на Силантьева, ухватившись за его автомат. Силантьев резко отбросил Реттгера, и тот кинулся к двери. Здесь эсэсовца перехватил Борщенко и, сдерживая кипевшую ярость, тряхнул его за шиворот и сунул в кресло, придавив к сидению.

Реттгер не издал ни звука и тяжело дышал. Он был красный. Глаза сверкали не только злобой, но и страхом, который начал, наконец, наполнять все его существо.

- Вот что, полковник, предупреждаю! - резко сказал Борщенко. - Если с вашей стороны будет еще хоть малейшая попытка сопротивляться, мы вас скрутим веревками! Понятно?

Реттгер продолжал молчать, в бессилии озираясь, как хищник, попавший в ловушку.

- У вас есть единственная возможность отсрочить конец своей поганой жизни!.. - жестко сказал Борщенко. - Но вы должны принять одно условие - условие нашего комитета.

- Говорите ваше условие, - хрипло выдавил Реттгер. - Я, возможно, приму его.

- В помещении радиостанции находится наш товарищ. Прикажите, чтобы эсэсовцы его не трогали. Пока он будет жить, ваша жизнь в безопасности. Если его там убьют, - вы будете немедленно казнены!

- Соедините меня с мысом. Я прикажу, чтобы его не трогали, - глухо сказал Реттгер.

ПАРХОМОВ УХОДИТ В ДАЛЬНЕЕ ПЛАВАНИЕ

В конторе гавани, где расположился штаб восставших, Смуров впервые близко рассмотрел главного палача лагеря истребления, штандартенфюрера Реттгера. Он уже не напоминал того наглого гестаповца, который еще вчера угрожал восставшим кровавой расправой. Сейчас он вздрагивал от каждого взгляда, какие бросали на него входившие в штаб люди.

- Так вот, полковник, - говорил ему Смуров. - Вас надо было повесить. И мы сделали бы это, если бы против вашей жизни не стояла жизнь нашего товарища.

Борщенко, переводивший Реттгеру слова Смурова, добавил:

- А ваши эсэсовские команды, полковник, не подготовлены для честного прямого боя. Они смелы и кровожадны с безоружными. Здесь же они смогли действовать только из-за угла, то есть из ущелий, чтобы потом сразу же прятаться. Но сейчас и это прекратилось, после того как нами были перехвачены и полностью истреблены две полных ваших команды.

Реттгер поежился.

- Можно мне закурить? - спросил он Борщенко.

- Пожалуйста, закуривайте.

Реттгер вздрагивающей рукой вытащил портсигар и закурил.

Борщенко предупредил:

- Учтите, полковник, что, если с вашей стороны при обмене вас на нашего товарища последует какое-либо коварство, - мы задержимся на острове для того, чтобы полностью очистить его от всей, подобной вам, нечисти!

Борщенко повернулся к Смурову:

- Я предупредил, как условились. И нам, пожалуй, пора отправляться.

- Да, поезжайте, пока светло, - согласился Смуров. - Будем ожидать.

Машина Реттгера была просторной. Его посадили рядом с шофером. Позади уселись Борщенко и Силантьев, с автоматами, ручным пулеметом и гранатами.

- Саулич, трогай! - приказал Борщенко и повернулся к Реттгеру: - Под каким названием значится остров на картах?

- Он на карте не значится…

- Ну, мы его теперь обозначим! - медленно сказал Борщенко. - Больше островом истребления он не будет!

Реттгер не отозвался и зябко поежился.

Дальше ехали молча. Слышался лишь свист пронзительного ветра да попискивание амортизаторов тяжелой машины. Мела легкая поземка.

Когда добрались до главной дороги, поехали быстрее. И вскоре машина, обогнув скалу, остановилась у начала мыса.

- Подъезжайте ближе, - предложил Реттгер. - Отсюда идти не меньше трехсот метров.

- Ничего, полковник. Так надежней…

Реттгер вынул платок и помахал им над головой.

От караульного помещения какой-то эсэсовец неуверенно, с оглядкой направился к машине. Когда он подошел близко, Реттгер обрадовался:

- Это ты, Хенке? Хорошо, что ты жив. Теперь слушай… Бери с собой вот этого, - полковник кивнул на вышедшего из машины Силантьева, - и проведи его к русскому, который засел на радиостанции. Потом доставь обоих сюда, ко. мне…

- Но, господин полковник, тот русский уже убил шестерых наших. Как же можно его выпустить после этого?.. Да и этот - с автоматом…

- Молчать! - Реттгер покраснел. - Выполняй мой приказ! Он этого зависит мое освобождение.

Хенке откозырнул и, с беспокойством, часто оглядываясь, зашагал впереди Силантьева.

Борщенко проследил, как Силантьев и Хенке прошли мимо часового и скрылись за дверью проходной.

Минуты ожидания тянулись медленно. Реттгер сидел мрачный, беспокойно ворочаясь, опасаясь, что произойдет что-либо непредвиденное и он в последнюю минуту получит в спину автоматную очередь.

Но вот дверь открылась и из проходной вышли трое: Хенке, Силантьев и Пархомов. Фуражка Пархомова была лихо сдвинута на затылок, на поясе висели гранаты, в руках был автомат.

- Выходите, полковник! - приказал Борщенко.

В машине остался только шофер, который сразу же развернул ее для обратного пути.

- А вы не пристрелите меня здесь на прощанье? - спросил Реттгер, ежась под жестким взглядом Борщенко. - Или, может быть, вздумаете увезти меня обратно?

- Зачем спрашиваете, полковник? - резко обрезал Борщенко. - Вы же хорошо знаете коммунистов. Сколько их замучили? И разве коммунисты продавали вам свою честь? Или слово у них расходилось с делом? Нет, полковник, успокойтесь… Нам чужды ваши грязные приемы коварства!

Реттгер побагровел от ярости, но не сказал более ни слова.

Подошел Хенке со спутниками.

Борщенко ухватил руку улыбающегося Пархомова и крепко стиснул.

- Садись скорее в машину. Разговор - потом. Мне надо еще выполнить некоторые свои обязанности.

Пархомов послушно влез в машину, а Борщенко повернулся к Реттгеру.- Вы свободны, полковник!

- А ты еще постой здесь! - приказал Реттгер Хенке. - Пока я отойду подальше.

И он зашагал по перешейку, беспокойно оглядываясь и все ускоряя шаги.

- Можете идти, Хенке! - предложил Борщенко.

Пораженный Хенке, ничего не понимая, спросил:

- А разве ты, Бугров, Не с нами? И как ты…

Борщенко, не отвечая, повернулся к машине, открыл дверцу и сел рядом с Пархомовым. С другой стороны сразу же сел Силантьев.

- Поехали, Саулич!.. Быстрее…

Машина рванулась и, завернув за скалу, быстро помчалась прочь.

Только теперь Борщенко разглядел, что голова Пархомова в крови. Кровью был пропитан и платок, стягивающий левую руку.