Капитан Кортес

Тут он почувствовал, что носилки опускаются и жерди готовы выскользнуть у него из рук. Он услышал вздох Арагонца, но еще не успел ни обернуться, ни промолвить слова, как кто-то сзади крепкой рукой подхватил носилки.

- Шагай, Санчес!-услышал Лопе знакомый гортанный голос.

Он обернулся, Это был Андрес.

- Скоро привал. Донесем! - весело сказал оружейник. Он улыбался.

- Ну, слава богу! - облегченно вздохнул Лопе. Он зашагал бодрее, сразу повеселев. Каких только глупостей он ни придумал об этом человеке! И мавр, и вор, и беглый, и бог еще знает что! Сразу видно, что этот оружейник - такой же добрый испанец, как они все. Разве. станет злодей мавр заботиться о старике испанце?..

Скоро кончились пески, местность оживилась, показались заросли. В полдень отдохнули на привале. Начали попадаться селения, большие, хорошо построенные и совершенно пустые. Отчего разбежались здешние индейцы - от близости белых или от страха перед Монте-сумой,- никто не знал. Ночь провели в крытых домах большого селения.

В храме солдаты нашли много костей, утвари, все тех же деревянных богов с раздутыми животами и огромными оскаленными зубами. Из одного дома по соседству с храмом вытащили десяток больших свертков твердой индейской бумаги, сплетенной из волокон агавы. На бумаге были нарисованы краской значки и фигурки, очень похожие на те рисунки, которые выводили на ткани ацтекские художники.

Капитаны долго разглядывали значки.

- Должно быть, в этом доме жил какой-нибудь чиновник,- заметил Кортес.

- Да, здешний алькальд или судья, - сказал Алонсо Пуэртокарреро.

- А может быть, и историк, - задумчиво промолвил Антонио Монтесино.

Кортес с удивлением перехватил взгляд дона Антонио. Историк? Монтесино был так молчалив, так замкнут, за весь поход армады Кортес едва ли слышал от него больше двух - трех слов. Но ко всему, что делалось вокруг, надменный итальянец приглядывался с вниманием необычайным: он примечал и путь каравеллы, и мохнатую рубашку на стволе индейской пальмы, и узор золотой пластинки в губе у индейца, и глиняную плошку в индейском храме. История? Может быть, Антонио Монтесино и будет тем, кто напишет историю их похода?..

С особенным вниманием после этого Кортес начал приглядываться к итальянцу.

- Храбрых капитанов у меня много, - сказал как-то Кортес, - но не всякий из них учен.

Хуан Веласкес де Леон не умел прочесть латинской строки, Алонсо де Авила едва знал грамоту; Педро де Альварадо тоже читал с трудом, а младшие его братья не умели подписать свое имя.

Попадались грамотные среди солдат, а Берналь Диас даже разумел латынь. За это Кортес любил его, и часто Берналь сиживал в палатке Кортеса в кругу капитанов, беседовал, как равный. Хорошо относились к Берналю и солдаты; хоть любил он щегольнуть особенной учтивостью в разговоре, серебряной оторочкой на камзоле, за что и прозвали его Щеголем, но дело боевое знал хорошо, был честен, верен товарищам.

- Я отдам за Берналя пять моих капитанов! - не раз говорил Кортес. Но капитаном Берналя все же не ставил: тот был земляк и дальний родственник губернатору Веласкесу.

На второй день пути солдаты увидели невдалеке синюю полоску реки. Наконец-то дорвались люди до свежей воды! Пили, припав к воде, пока у многих не раздуло животы. Переправились на плотах и на другом берегу встретили вереницу из двенадцати темнокожих индейцев. Индейцы несли подарки белому вождю.

Правитель тотонакский посылал дары Кортесу и просил его скорее прибыть в город Семпоалу.

Все пышнее, зеленее становилась растительность. Ручьи шумели в высокой траве. По мере перехода через пустыню воздух казался свеж и прекрасен, люди дышали полной грудью. Пестрые птицы свистели, перелетая в ветвях деревьев, целые стада мускусных свинок бродили по склонам холмов.

- Хороши здешние земли! - вздыхали солдаты.- И воздух свеж, как у нас в Астурии.

Двенадцать индейцев шли впереди, указывая дорогу. Скоро показались сады по сторонам дороги, засеянные поля, насаждения из какаовых деревьев. За поворотом открылся огромный город, в вышках храмов, каменных ребрах пирамид, в мохнатых уступах тростниковых крыш.

- Семпоала! - сказали индейцы.

Глава двадцать третья

АЦТЕКСКИЙ НАПИТОК

И люди и кони разместились внутри огромного храмового двора. Кортес расставил часовых по углам двора и у входа, а пушки поднял на первую земляную террасу храма, наведя их на входной пролет стены.

- Индейцы здешние расположены к нам, - сказал Кортес, - но в любую минуту и вождь, и жители города могут настроиться по-иному.

В храмовом дворе начался пир. Вождь семпоальский приказал принести белым людям все лучшее, что хранили жрецы в своих кладовых.

Жрецы засуетились. Посреди двора длинной узорчатой полосой разостлали циновки. Солдаты сидели прямо на земле, по-турецки скрестив ноги. Давно голодали солдаты, с самого отъезда из Сант-Яго почти не ели свежего, несоленого мяса; соскучились и по свежему хлебу.

Десять индейцев внесли на головах большие деревянные блюда, заваленные едою. Пар поднимался над блюдами, ударило в нос ароматом вареного мяса. Блюда опускали на циновки, и каждый из пирующих подсел поближе, выглядывая, с чего бы начать.

Брали пищу руками. Лопе Санчес сразу добыл себе кусок жирного мяса, должно быть, оленины или свинины, он не мог разобрать. Мясо было сладкое, сваренное без соли, с какими-то плодами, и очень вкусное. Везде на циновках разложили плоские индейские хлебцы из маисовой муки, стручки сладкого перца и какие-то зеленые мелкие плоды, похожие на репчатый лук. Жрецы в длинных темных балахонах, распустив по плечам грязные, слипшиеся космы, бегали, распоряжаясь, подкладывали на блюда еду, наливали воду в каменные кувшины. Жители города Семпоалы выглядывали из пролета ворот, взбирались на стену и, сидя на ней верхом, смотрели во все глаза на испанских воинов.

- Белые люди помогут нам в борьбе с Монтесумой, - передавали от человека к человеку. Так сказал жителям тотонакский вождь.

Со стены, летели маленькие желтые дыни, груши, ананасы. Семпоальцы изо всех сил хотели показать белым гостям свое расположение.

Еще и еще приносили блюда с мясом, с вареными курами, жирными щенятами, свининой, индейками. Лопе так наелся, что не мог дышать. Немного поел и Хуан де Торрес; ему стало еще легче в Семпоале, должно быть, от перемены воздуха.

Кортеса на пиру не было. Кортес с Мариной, с писцом Фернандесом к двумя - тремя капитанами ушли в соседний храм-дворец для переговоров с вождем Семпоалы.

Наелись все досыта. Полуголые индейские мальчики разнесли и поставили перед каждым по глиняной широкой чашечке, наполненной какой-то коричневатой густой жидкостью.

- Чоколатл! - говорили они, показывая на чашки.

Это был индейский напиток из бобов деревца какао.

Бобы обжигали на огне, мололи и варили из них подкрепляющее темное питье. «Чоколатл» - называли напиток в Мехико, и это ацтекское название было в ходу по всему побережью.

Лопе отхлебнул из своей чашки.

- На вино что-то не похоже, - сказал Лопе, слегка сморщившись.

Он все же отхлебнул еще. Напиток был холодный, взбитый легкой пеной, на вкус горьковатый, но крепкий и довольно приятный. Лопе почувствовал, как кровь точно с новой силой разогнало у него по жилам от чашки ацтекского питья.

- Много есть такого в индейских землях, чего не мешало бы завести и у нас в Испании, - сказал Лопе соседу.

Де Торрес кивнул головой. Ему тоже понравился чоколатл.

- Если вернемся, земляк Санчес, - если вернемся! - осторожно сказал де Торрес.

Пришел Кортес. Он был весел. Разговор с вождем прошел так, как он того хотел.

Тотонакский вождь, очень толстый и важный индеец, вышел к ним, опираясь на руки слуг. Вождь был и рад, и немного испуган: он и хотел начать войну с Монтесумой, и боялся сильного ацтекского войска.

- Жесток Монтесума, - сказал Кортесу вождь. - Он требует с нас каждый год тысячу девушек и тысячу юношей для жертвы ацтекским богам.