Капитан Кортес

Кортес вышел вперед. Индеец закивал головой. Он указал на берег, на плоды, потом на Кортеса.

- Благодарю, принимаю, - сказал Кортес. Он велел принести четыре связки бус индейцам.

На красные бусы они даже не взглянули, зато с живостью бросились к зеленым.

- Тлиу-тихтл! - сказал все тот же индеец, показывая на зеленые стеклышки.

- Чал-чуй! - Он был очень взволнован.

- Не понимаю, - сказал Кортес.

- Тлиу-тихтл! Чал-чуй! - повторил индеец. Он показал на дальние горы. Потом объяснил жестом очень выразительно: оттуда, из той далекой горной страны точно такие же зеленые камни привозят сюда, к берегу. Потом он прижал зеленые стеклышки к груди, показывая этим, что они очень желанны и дороги.

- Мехико! - сказал индеец.

- Мехико! Он говорит, - Мехико! - обрадовался Кортес. - У нас есть пленница из этой страны!.. Приведите ее сюда!

На «Исабель» послали лодку за пленницей Малйнчин. В армаде ее все называли Мариной.

Кортес правильно угадал: едва взойдя на палубу, Марина заговорила с индейцами. Она понимала их язык!

- Она их понимает, но ведь мы-то не понимаем ее, друзья!-огорчился Франсиско де Монтехо. - Кто же нам переведет ее слова?

- Агиляр! - догадался кто-то.

Конечно! Агиляр знал язык юкатанских индейцев, а

Марина с детских лет жила на Юкатане, проданная в рабство из своей страны. Она одинаково хорошо знала оба языка.

Так, наконец, через двух переводчиков Кортесу удалось договориться с посланцами из новой земли.

- Чего они хотят? - спросил Кортес.

- Они просят принять подарки, - объяснил Агиляр,- и ехать дальше. Сами они готовы принять нас в своей земле, но могущественный король горной страны Мехико, которому они подвластны, никогда не простит им такого своеволия.

- Спроси, как зовут этого короля! - приказал Кортес.

Марина ответила сама, не обращаясь к индейцам,

- Монтесума! - ответила Марина.

- Монтесума! А-а!..

Все четверо индейцев упали на палубу, вниз лицом, едва услыхав это слово. Но Марина поглядела на них насмешливо и спокойно.

- Он очень силен, Монтесума? - спросил Кортес.

- Монтесума - самый могущественный из государей мира! - дрожа, объяснили индейцы.

- Скажите им, что мой государь, Карлос, сильнее Монтесумы! - приказал Кортес.

Он отпустил индейцев с миром. Каравеллы шли до вечера вперед, а к ночи Кортес велел бросить якорь у низменного берега, в пустынном месте.

Наутро вся армада в полном составе сошла на берег. Выгрузили пушки. Свели всех шестнадцать лошадей. Берег оказался плоским, почти безлесым. У самой воды был чистый белый песок, а дальше тянулись болота и позади них - серые пятна солончаков среди песка и мелкой поросли каких-то колючек.

Солдаты оглядывали берег с неодобрением.

- Плохое место для высадки выбрал наш капитан.

Но Кортес не заботился о красоте пейзажа и об удобствах солдат. Местность была пустынная, берег безлюден; он мог спокойно снять свои пушки и укрепиться здесь еще до того, как обнаружат место высадки здешние индейцы.

Северными ветрами вдоль всего берега намело высокие барханы из песка. На одном из таких песчаных холмов Кортес велел поставить артиллерию.

Конюхи стали прогуливать лошадей по берегу, у воды, там, где песок был сыроват и тверд. Кони застоялись за долгое плавание; у серого жеребца Сандоваля одеревенели ноги и шея; он ржал и тяжело взбрыкивал задними ногами, взметал песок. Рыжий конь старшего Альварадо шел хорошо и ровно. Педро вскочил на него. Не стерпев, вскочил на свою вороную кобылу и Хуан Веласкес де Леон. Но тут к нему подбежал шут.

- Половина моя!

За время плавания на «Санта Росе» шут успел выиграть в кости у Хуана Веласкеса де Леона половину его вороной кобылы.

- Половина моя, сеньор де Леон!

Хуан Веласкес де Леон спокойно взял в руки поводья.

- Правильно, половина твоя, Сервантес! - сказал Леон. - Полгода я езжу, полгода - ты.

Он пустил кобылу легкой рысью вперед.

Но шут побежал за ним. Его сборчатые турецкие шаровары раздувались на бегу, как женское платье.

- Я выиграл!-отчаянно кричал шут. - Пополам кобыла!… Полдня моя, полдня ваша, сеньор де Леон…

Солдаты потешались, глядя на него.

- Полдня моя, полдня ваша, сеньор де Леон!..

Хуан Веласкес де Леон придержал кобылу.

- Не лучше ли так, Сервантес? - спокойно сказал де Леон, - голова моя, хвост - твой?..

- Я согласен! - закричал шут. Он подбежал к крупу кобылы и, прежде чем де Леон успел снова пустить ее вперед, ловко вскочил сзади в седло. Шаровары, как зеленый турецкий флаг, мелькнули в воздухе.

- Моя кобыла! - весело закричал шут.

Но Хуан Веласкес де Леон, не оборачиваясь, сделал незаметное движение рукой, чуть потянул за поводья, и кобыла, взбрыкнув задними ногами, завертелась на месте. Шут полетел на песок.

Солдаты кругом хохотали. Смеялись и капитаны.

- Не удержался на своей половине, Сервантес? - так же спокойно спросил Хуан Веласкес де Леон.

Шут не отвечал. Он лежал, уткнувшись лицом в песок.

Лопе Санчес подбежал к нему, помог подняться. Шут встал.

Все ждали: сейчас он начнет грозиться, кричать, но шут молчал, стоял бледный. Из носу у него текла кровь.

- Ушиблись, ваша милость? - сочувственно спросил Лопе Санчес, заглядывая шуту в лицо.

Он отшатнулся: такая злоба и боль были у шута в глазах. Шут смотрел вслед Веласкесу де Леону, ускакавшему далеко.

«Этот не простит! - подумал Лопе, отходя. - О, этот отомстит, когда сумеет…»

Солнце поднялось уже высоко, воздух раскалился. Зной на открытом песчаном берегу был невыносим. Кортес приказал строить шалаши для защиты от солнца.

Нарубили сучьев, натаскали веток из чахлого леска, росшего по соседству. Солдаты отесывали концы толстых сучьев, втыкали их поглубже в песок. Сверху перекидывали мелкие ветви. Так строили свои шалаши индейцы на Кубе, - солдатам не раз приходилось видеть их работу.

У купца Хуана Седеньо был слуга Хатир - немой негр огромного роста. Хатир по приказу купца натаскал ковров из кормовой башни и устроил хозяину шатер из ковров, тенистый и удобный. Даже на чужом берегу купец устроился лучше, чем другие.

Кое-как укрылись в шалашах от жары.

Настал час обеда; кашевары разнесли похлебку. Была пятница страстной недели; ели сухари и сушеную рыбу. Пресную воду пришлось взять из судовых запасов,- нигде не было видно ни ручья, ни колодца.

Пленница Марина обедала, сидя на земле в шалаше Альварадо. Солдаты посмеивались, осторожно заглядывая под навес.

Четыре дня бился с новой пленницей старший Альварадо. Он учил ее прислуживать, как полагается пажу.

Дело подвигалось туго. В утро первого дня Альварадо показал Марине, как надо подавать полотенце и воду для умывания. Марина швырнула полотенце на пол, а воду выплеснула за борт. Она пошла бродить по палубе каравеллы, улыбалась чайкам, облакам, голубизне воды. Она показывала на огромные, раскрытые под нею крылья парусов.

- Что это? спрашивала Марина на своем языке.

- Это парус, брамсель, - объясняли матросы. Марина кивала головой, точно понимала

За обедом Альварадо велел Марине встать у него за креслом и наливать ему вино. Принесли кушанья. Марина облокотилась на спинку кресла и смотрела на все с оживленным вниманием. Она попросила себе вина. К концу обеда Марина уже сидела за столом против Педро, как равная, и Педро сам наливал ей вино в кубок.

Так и сейчас. Марина сидела на земле, на охапке свежей травы, и грызла сухари, запивая их вином. Педро Альварадо стоял рядом и подливал ей вина. Оба смеялись. Педро дивился повадкам своей пленницы: она держалась, как знатная сеньорита.

Педро учил ее испанскому языку. «Каравелла»! - говорил он, указывая на ближайшую каравеллу.

- Катлавелла!.. - повторяла Марина своим птичьим голосом и смеялась.

Как все люди из страны Мехико, она не умела произносить звук «р». Вместо «р» она говорила «тл».

- Катлавелла!..