Меч истины

Воистину, есть вещи неизменные, одна из них – привычка к роскоши.

За обедом Требий продолжает разговор об утраченном тексте. Что-то в нём не даёт покоя образованному римлянину.

- Как он это закончил? Мы знаем, что волей Зевса Прометей был освобождён. Явил ли Громовержец милость или внял доводам скованного собеседника?

Кажется, моя физиономия выдаёт, о чём я думаю.

- Ты в чём-то сомневаешься, Визарий?

- По правде, да. В какой роли автору нужен Геракл? В роли живого зубила? Или человеку будет дано право решать самому?

- А чего ждал бы ты?

О, чего ждал я, там точно не будет!

- И всё же? Ты считаешь, что Геракл разрешает спор, приняв сторону Прометея?

- Ага, и Зевс покорно соглашается с его выбором!

- Полагаю, то, что я слышу в твоём голосе – это ирония? Она тебе не очень удалась.

- Возможно. Привычка к мечу формирует своеобразное понимание юмора.

- Вот именно, привычка к мечу. Ты хочешь сказать, что понимаешь поступок смертного героя, и это не была покорность воле богов?

- Полагаю, Геракл просто уравнял шансы. Все те же доводы – минус орлы и цепи. И спорьте хоть до скончания времени, только кому это интересно! Разве что паре римлян, кичащихся своей учёностью. Думаю, их спор скоро угас бы сам собой. В таком диалоге пытки бывают самым весомым аргументом. Причём для обеих сторон.

Не думал, что мне удастся развеселить Авла Требия. Его веселье выглядит даже мрачнее, чем обычная холодная чопорность.

- Ты ещё больший безбожник, чем я думал, Визарий! По меньшей мере, странно для человека, много лет служившего мечом Господа. Ты думаешь, что это комедия? Твой финал в духе «гордиева узла» в трагедии смотрелся бы неуместно.

Мне остаётся лишь пожать плечами:

- Я не говорил, что это есть в тексте. Просто мне вдруг захотелось, чтобы всё вышло именно так.

Отсмеявшись, Требий снова вперил в меня свои стальные буравы:

- Я вдруг подумал. Визарий: ты помнишь сказание о посмертном путешествии Эра из Памфилий? Того, что воскрес на костре на двенадцатый день, а потом рассказывал, что видел в Гадесе. Об этом написано у Платона. И у Макробия, кажется.

Я помнил, но какое это имело…

- Ты часто умирал, Визарий! Значит, подобно Эру, мог видеть богов и беседовать с ними.

- Увы, если это так, то я слишком много пил из Леты. К тому же Эр не видел богов. Он говорил лишь о трёх парках, да веретене Ананки в центре светящегося столпа . Почему ты вспомнил об этом?

Его глаза шарят по мне, словно цепкие руки. Неприятное ощущение, между прочим.

- В моменты посмертия ты мог видеть своего бога.

- Не думаю. Он правил племенем гигантов, живших до потопа, и исчез вместе с ними. Так мне говорили.

Но Мейрхион захвачен этой мыслью:

- Гиганты? В самом деле, что, если так всё и происходит? Души получают жребий, подходят в очередь к столу, где разложены судьбы, и выбирают ту, которую проживут после нового рождения. И значит, ушедшие гиганты давно воплотились вновь. Ты ведь вполне можешь быть одним из них!

- Только потому, что цепляю головой притолоку? Нет, не думаю.

- А почему нет? Ты выбрал жребий героя.

Мне невесело, но я смеюсь:

- Ничего не помню об этом, но если впрямь выбирал, то, должно быть, подобно Одиссею долго копался, пока отыскал самую заурядную судьбу. И собирался её прожить. Поднять иной жребий мне пришлось на земле, среди живых. В душе я не герой.

- Отчего же ты столько лет был готов умирать за чужие грехи?

- Ну, кто-то это должен делать.

Авл Требий хохочет:

- Прости, Визарий, в этических вопросах твоя логика столь же пряма, как клинок твоего меча! К сожалению, жизнь редко бывает проста.

- Гораздо проще, чем мы думаем. Люди сами склонны её усложнять.

Вот. Теперь я повторил слова Томбы. Не далее как вчера он говорил нечто подобное обо мне.

Авл Требий протягивает мне чашу и пристально смотрит в глаза:

- Знаешь, Визарий, я побоялся бы совершить преступление, зная, что разбирать его примешься ты!

Понимай, как знаешь! То ли отдаёт должное уму, то ли издевается над прямолинейностью. Что ж, не впервые. С тех пор, как я узнал Лугия, мне это даже привычно. Кстати, это ведь он стоит в дверях? Каким образом?

Галл ухмыляется, я понимаю, что услышу много интересного о себе и о хозяине дома, как только представится случай. Прежде он никогда не являлся в дом Авла Требия, терпеть его не может.

- Прости меня, хозяин, - говорит Лугий в лучшей римской манере. – Обстоятельства заставили искать Визария у тебя. Городские власти нуждаются в нём.

Всё это странно. Наместник не мешал мне творить суд по Правде Мечей, скорее, он старался не замечать это диво, выпадающее из Имперской судебной системы.

- Квестор убит, - говорит мой друг. - Надо, чтобы ты взглянул.

Ладно, убийство квестора меня не удивляет. Люди редко любят тех, кто собирает налоги. А уж Тит Максенций, в народе именуемый Сфагном, горячей любви не вызывал и подавно.

- Сегодня праздник будет во многих домах, - говорит Авл Требий.

Удивляет меня другое: почему Лугий пришёл? Ведь он-то лучше всех знает, что Бог отнял у меня право суда.

- Ты должен на это посмотреть, - повторяет новый Меч Истины.

- Что ж, Визарий, я отпускаю тебя, - величественно произносит Требий. – Но с условием! – он воздевает палец. – Ты поможешь мне прочесть это до конца. Я хочу знать твоё мнение.

Никто не хочет знать, чего хочу я! Впрочем, я сам этого не знаю.

На улице ощутимо задувает. Лугий запахивает плащ и щурится:

- Он странный, твой Авл Требий Мейрхион! Его больше волнуют судьбы придуманных героев, чем реальное убийство.

- Они волнуют и меня. Исключительно интересная рукопись.

Лугий смотрит скептически:

- Тебя всегда заботили судьбы живых людей. Поэтому я и увязался за тобой. Зачем ты ходишь к этому уроду? От него за милю разит презрением к человечеству.

Ну, что я могу ему ответить?

- Чего ты хочешь от меня? Теперь ты носишь Меч и вполне способен управиться сам. Со смертью, как и с девой, встречаются наедине.

Лугий глядит странно - то ли презрительно, то ли с жалостью:

- Что касается дев, чтоб я при тебе стеснялся соблазнять Аяну?.. Ха! И ещё раз ха! Не догадываешься, что мне мешает?

Даже гадать не буду, предпочитаю об этом не думать вообще.

– А что до смерти, я не возьмусь решать о таком деле без тебя. И это не я так придумал. Ты доверяешь мнению Томбы?

Я доверяю мнению Томбы. Он всегда понимал в жизни больше моего. И если нубиец говорит, что я баран, пора учиться блеять. А если Лугий с Томбой решили, что я тут нужен, придётся послушать.

- Послушайся хоть раз. Кстати, мы пришли.

Мой старый учитель Филипп любил байку про греческого купца, которого пираты кинули в море. Этот весельчак оценил своё положение и воскликнул: «Всё в порядке: ветер попутный и вода теплее, чем могла быть в ноябре посреди Эвксинского Понта!»

Всё в порядке! Вода ледяная и ветер дует бог знает куда. Плывём. Главное - не сопротивляться обстоятельствам.