Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 36 из 155

- Я считаю тебя достойной всего лучшего. Почему в таком случае ты не выйдешь за него?

- Ты сам сказал: он не так красив. И совсем не молод. А обязанности королевы предполагают нечто… Как ты это себе представляешь?

К счастью, я вообще не представлял её в объятиях Гадеона. У будущего верховного короля бриттов не хватило бы жара в крови, чтобы воспламенить даже смесь, именуемую «греческим огнём». Не знаю штуки более горючей! А Лукреция была на редкость рассудительной девушкой. Поэтому мы просто посмеялись над её предположением.

- Грациан – тот лучше. И хорош собой, хотя порой напоминает лягушку, - Лукреция выкатывает глаза и надувает щёки. – Очень гордится тем, что происходит из рода Климентов. И если Максен Вледиг из этого рода стал императором, то почему им не стать Грациану? Был же до Максена император Грациан Флавий. Пока он только воин, но с ним считаются. Даже отец. Даже король. Он умён, а вдруг, в самом деле, добьётся трона?

Грациан мне нравился. Если бы не Лукреция, мы могли бы стать друзьями. Он, правда, не оставлял надежду обратить меня, но в основном с уважением относился к человеку, ищущему имя своего Бога. Пару раз мы об этом беседовали.

- Ладно. Почему не Грациан?

Лукреция изображает утомление и прижимает пальцы к вискам:

- Ещё одного мужчину твёрдых принципов я просто не вынесу! Хватит с меня отца и брата. К тому же папа с ним постоянно спорит. Точнее, он с папой. Но поскольку больше на это никто не способен, папа злится и клянёт его при всяком удобном случае. Мило, не правда ли?

Мне было неприятно, но я не мог не спросить:

- А что тебя привлекает в Мелиоре?

Лукреция пристально смотрит на меня, потом радостно восклицает:

- А ты злишься!

- Не злюсь. Я просто спросил.

- Злишься, я вижу. И мне это нравится! – она победно прищёлкивает язычком.

- Хорошо, ты права. Я злюсь. И всё же – почему?

- Хочешь знать? Потому что он - лучший. Он победитель. Всегда и во всём. Вот!

Это был достаточно честный ответ, чтобы убить во мне надежду. Фабий Валент, в самом деле, из тех, кто никогда не уступит первенство. И всё же она пока не принадлежала ему.

- Для этого тоже есть причина. Пока он за меня сражается, ему интересно. А потом? Я просто стану ещё одним драгоценным камнем в его венце победителя. Этого мне мало. Я другого хочу!

В тот раз у меня не хватило смелости спросить, чего именно.

Северин, впрочем, характеризовал претендентов несколько иначе. Гадеона он именовал Коронованной Улиткой, Валента – Самодовольным Кабаном, а Грациана – Императором Пьяных Грёз. Все трое ему одинаково не нравились. Я долго не понимал, почему.

Расчёт Лукреции был безукоризненным. И как бы три героя ни относились друг к другу, они принуждены были друг друга терпеть. Беда в том, что у неё не хватало духу склониться в какую-либо сторону, так что это положение грозило стать вечным. Нерушимость триумвирата поколебал я. Впрочем, я не притязал на это. Мне просто хотелось доставить ей радость.

Мелиор никогда не упускал случая сделать девушке подарок. Она это любила, а он умел найти приятную вещицу, чтобы зажечь счастьем её милые глаза. Не знаю, где и как он добывал свои подарки. Впрочем, нет – кое-что знаю. У Томбы были браслеты греческой работы, он никогда их не носил, потому что безделушка была на женскую руку. Мелиор обхаживал его до тех пор, пока мой друг не уступил, заломив баснословную цену в три торквеса. И каждый считал себя в выигрыше. А браслеты украсили ручки Лукреции.

Я и мечтать не мог добыть нечто подобное. Мои заработки не позволяли мне приобретать сокровища. Да и на военные трофеи рассчитывать не приходилось. К счастью, Лукреция любила не только драгоценности. Накануне мы долго беседовали о лирике Тибулла , едва не усыпив бедного Северина разговорами, а на следующее утро я увидел список его элегий на рынке в Иске. И просили совсем недорого. Купец, привёзший это сокровище, кажется, не знал, что с ним делать. Кое-какие деньги я за это время скопил, но бежать за ними домой не хватало терпения. Томба гулял в таверне неподалёку, я решил занять у него до вечера. К счастью, мой друг отличался невероятной щедростью, он бы мне безвозмездно отдал требуемую сумму. Правда, у меня ещё была совесть. К тому же, за одним столом с ним сидел Валент, я не хотел в его глазах выглядеть попрошайкой.

Обретя своё сокровище, помчался с ним в крепость, но оказалось, что Лукреция пошла гулять. Погода была прекрасная, что для Британии редкость. Впрочем, в моих воспоминаниях об этих днях почему-то всегда стоит прекрасная погода. Странно, я же точно знаю, что это не так!

В общем, спешить более не имело смысла, я ведь не знал, где её искать. Потому зашёл домой, посидел там, прочёл несколько стихов. Потом достал свои сбережения, уложил в сумку вместе со свитком и отправился отдавать Томбе долг.

Мой друг всё ещё заседал в таверне в компании Валента и других воинов. Нубийца любили в гарнизоне, и не в малой степени за то, что он никогда не кичился и щедро делился боевыми секретами. А его советы всегда были дельными, это я на себе испытал. Его популярность среди соратников росла, и мой друг досадовал, что я довольствуюсь малым. Будь на то его воля, он бы на каждом углу трубил о моих подвигах на арене. Но моё решение Томба уважал, и только ждал, когда мне самому надоест быть в тени.

Я молча положил перед ним кошелёк. Томба также молча пристегнул его к поясу, не потрудившись заглянуть внутрь. Левой рукой нацедил в кружку вина и протянул мне:





- Обмой свою покупку. Ты успел?

Я кивнул.

- Оно стоило, чтобы так бегать?

- Конечно, - ответил я и вынул сокровище из сумки.

Томба с почтением коснулся цисты, потом пододвинул мне:

- Прочти что-нибудь!

Для всех я был лишь трусоватым книжником, но для Томбы – Гладиатором, Умеющим Читать. Он искренне восхищался этим искусством, его стоило уважить. Я развернул свиток:

- Жёлтое золото пусть другой собирает и копит,

Сотнями держит пускай югеры тучных земель:

Вечным трудом боевым грозит ему недруга близость,

Сны отгоняет от глаз грохот военной трубы;

Ну, а меня пусть бедность ведёт по медлительной жизни,

Лишь бы пылал мой очаг неугасимым огнём.

- Ты это сам сочинил, Долговязый? – осведомился Валент.

Я не любил с ним разговаривать, но Томба смотрел на меня умными, внимательными глазами, ради него нужно было ответить.

- Это сочинение Альбия Тибулла. Он писал в последние годы Божественного Цезаря.

- И ни слова о победах! Такая же баба, как ты! Тоже рассусоливает о прелестях скромной жизни, потому что не хватает духу взять своё.

Да, напрасно я хотел пронять его авторитетами!

- Ну, а я нахожу это прекрасным!

Никак не ожидал встретить Лукрецию в питейном заведении. Впрочем, она была настолько оригинальна, чтобы позволить себе всё. И - вот чудо! – сейчас приближалась к нам в обществе Гадеона и Грациана.

- Визарий, откуда ты взял эту прелесть?

Что ж, надо дарить сейчас, и наплевать, что это кому-то не придётся по вкусу!

- Я купил его для тебя.

- В самом деле? Ты очарователен! Дай-ка сюда!

Она развернула подарок и прочла заключительные строфы элегии. При этом в её исполнении было куда больше чувства: