Меч истины

Не думал, что кто-то способен узнать меня, но у полководца были орлиные глаза.

Я приподнялся на колени и понял, что даже не ранен. Это было странно.

- Меня не убили? Почему?

Стилихон усмехнулся и сел на скамью в нескольких шагах от меня. Я не очень отчётливо видел его лицо в полумраке.

- Собственно, ты оказал Империи услугу, Марк Визарий. Я давно подумывал избавиться от этой занозы. Руфин очень мешал мне. Ты взял это на себя, оставив мои руки чистыми. Но что мне теперь с тобой делать? Аркадий потребует распять тебя. Тем более что ты, как выясняется, беглый раб. Гонорий, да продлятся его дни, хочет союза и едва ли станет ему перечить. Ты умрёшь очень скверной смертью, римлянин.

- Делай, что должен, - сказал я ему. – Свой долг я уже выполнил.

Германец снова хмыкнул, а потом подошёл вплотную ко мне и отомкнул цепи.

- Почему? – едва сумел вымолвить я, поднимаясь.

- Тому несколько причин, юноша. Во-первых, Аркадий с Гонорием и без того убеждены, что ты мёртв. Ты умер на глазах владыки Рима несколько часов назад возле императорской ложи.

Я чувствовал, что он вовсе не смеётся надо мной, хотя выражение лица было странное. Он говорил правду.

- Вы, римляне, забыли многое из того, о чём знали ваши предки. Святую Правду Поединка превратили в развлечение для бездельников, - он поморщился. Мне не хотелось ему возражать. – Но с тобой всё иначе. Кажется, ты стал Мечом Истины.

- Как это?

- Ты умеешь читать, римлянин? Один человек говорил мне, что об этом написано в греческих книгах. Там говорится, что когда-то на земле обитал род людей – могучих и прекрасных телом, крепких духом, сильных правдой. Они служили одному богу, и этот бог любил их. Праведность была им свойственна настолько, что преступления меж ними случались редко. Если же они случались, то в поединке сходились на мечах обвиняемый и тот, кто обвинял. И умирали оба. Но справедливый бог возвращал жизнь правому. Так рассказывают о них те, кто ещё помнит.

Но со временем благоденствие, доставшееся легко, вскружило голову избранному народу. Его цари решили, что могут нести свой закон в иные пределы – к тем, кого они считали варварами. Вы, римляне, поступаете так же.

Что я мог ему возразить? Стилихон, впрочем, не ждал моих слов, он продолжал, и голос становился мрачнее:

- И тогда всемогущий бог решил покарать своих людей за нечестие. Содрогнулась земля, и пришли на сушу воды, поглотив обитель счастливых. А с ними ушёл из мира их бог, разделив судьбу своего народа.

Да, я читал об этом. Но старик Филипп всегда называл Платона выдумщиком.

- История атлантов – сказка, рождённая фантазией афинского философа, - сказал я.

Стилихон усмехнулся:

- Ты можешь не верить. Я не знаю про атлантов, у нас об этом говорят иначе. Однако те, кого вы называете варварами, до сих пор чтят священное таинство поединка. Ты не задумывался, римлянин, почему? Мне же доподлинно известно: воля ушедшего бога по-прежнему пребывает в мире. Случается, она выбирает воина. Это не даёт ему необоримости в бою, совсем напротив. Каждая отнятая жизнь убивает его. Но если он карал справедливо, жизнь вернётся к нему. И так будет до тех пор, пока он судит по совести.

Я ещё не мог взять в толк, какое отношение ко мне имеет это странное поверье.

- Тот Бог выбрал тебя, Марк Визарий. Я не знаю, чем ты лучше других и почему он решил именно так, но не мне оспаривать его выбор. Ты был прав, вызывая Руфина. Ты будешь жить, покуда прав.

- Откуда ты узнал об этом?

Сомневаюсь, чтобы вандал знал греческое письмо. И впрямь, он кивнул:

- Я не читал ваших старых преданий. Это рассказал мне человек, который носил на себе руку Бога Справедливости много лет.

- А что с ним сталось?

- Он ошибся, - сказал Стилихон. И это прозвучало тяжко. – Ты тоже умрёшь, когда ошибёшься.

- Ты отпустишь меня? - спросил я, не веря собственным ушам.

- Отпущу, - кивнул он. – И отдам твой меч. Странное оружие, но тебе, конечно, виднее. Этот меч никогда не поднимется в защиту твоей собственной чести или жизни. Но ты сможешь поднимать его в защиту других. Если захочешь, конечно. Немногие из тех, кто отмечен Богами, решаются идти по этому пути – уж очень он мучителен.

- Подумаю над этим, - обещал я. По крайней мере, это было честно.

Он посторонился, пропуская меня к двери:

- Но тебе придётся поискать место подальше от Аркадия. И от Гонория тоже.

- Такое место найдётся, - ответил я.

Изгнание – не худшая участь для того, кто знал неволю. Вот уже много лет я скитаюсь по окраинам Империи, взыскуя справедливости своим клинком. Мне и впрямь не раз приходила мысль осесть в тихом месте рядом с Томбой. Я ещё не разучился писать по-латыни и по-гречески, и сумел бы прокормить нас обоих. Но каждый раз судьба упрямо ведет меня по дороге меча, и тогда я вновь вспоминаю Стилихона. Человека, который спас меня, потому что поверил.

Его нет в живых уже пару лет. Совершенно подчинив себе слабовольного Гонория, он выиграл несколько битв, спасая Рим от своих соплеменников, а потом сам пал жертвой навета и был казнён по обвинению в измене. И я думаю порой: не случилось бы мне отплатить ему добром, окажись я в то время в Риме? Но в столице не верят в Правду Мечей. Да и кого я должен был вызвать? Императора Гонория, который из зависти оклеветал своего полководца и защитника? Увы, судьба императоров пока ещё за пределами людской справедливости.

И всё же память не даёт мне покоя. Я так и не знаю, какой бог снова призывает меня в бой во имя всех, кто погиб безвинно. Кто упрекает меня за то, что я был бессилен спасти Стилихона?

А может этот бог называется просто Совесть?

И это тоже не конец.

========== ЛУЧШИЙ ИЗ ЛУЧШИХ ==========

Я так и не сумел построить дом.

И дерево своё не посадил.

Хотел гордиться праведным трудом,

Но видно чем-то Паркам досадил.

Судьба однажды встала на дыбки.

И с той поры, который год подряд

Живу я на разрыв и вопреки,

А ведь хотел, как все – благодаря!

Того, кто улыбаться сам отвык,

Не тронет угрожающий оскал.

Бранятся? Пусть. Да был ли в жизни миг,

Когда я чьей-то жалости искал?

Я нужен здесь таким. И не беда,

Что тоже принуждён опасным стать.

Но если честным быть, то иногда,

Мне хочется о счастье помечтать.

Мне хочется уютной тишины,

и чтоб любить всегда хватало сил.

И засыпать в саду среди весны.

Хочу…

А впрочем, кто меня спросил?

Мне всегда было интересно, в какой степени Бессмертные управляют нами. Ты не думал, Лугий? Нет? Странно об этом размышлять человеку, которого Бог вечно держит на коротком поводке, правда? Но порой я думаю: а что он делал бы, если б я отказался? Есть у него сила меня принудить? Эти мысли так, не всерьёз, я всегда брал меч, если судьба его мне вручала. Но если бы не захотел? Друид Морридиг сказал: «Боги всегда знают, кого выбирать». Мой Бог со мной не прогадал. Ну, и всё же?

Ты посмеёшься надо мной, если я когда-нибудь решусь высказать это вслух. Для тебя пока ещё всё ясно. Ко мне так и не пришла эта ясность. Быть может, потому, что не по своей воле я обрёл призвание. Это ты выбрал сам, я же хотел другого. Но вот, мы оба – Мечи, и мне почему-то очень трудно говорить о том, что ты так хочешь знать. Вино хорошо развязывает язык, но я молчал столько лет…