Меч истины

- А тот, из Палестины – какого он был поколения?

Нет, Метос не забыл о моём присутствии, и говорил он всё же для меня.

- Кажется, это был самый разумный из Первых. Вся сила, все потенциальные возможности, заключённые в мире – и строгая система, чтобы упорядочить этот мир. Его люди тоже были первыми из разумных. Я находил в тех краях следы земледелия и городов той поры, когда мой дед ещё ел мясо сырым и голышом бегал, пытаясь осеменить всё сущее женского пола.

- Некоторые и ныне ведут себя подобным образом. И не стесняются этого.

- Да, но в сравнении с таким вот утончённым знатоком древних авторов! - он снова меня дразнил. - Скоро количество дикарей умножится. И некоторые из них даже будут носить пурпур. Готовься к этому!

- И ты прославляешь этот нарождающийся мир? Время дикарей и волков, которые больше не слышат голосов наставляющих.

- О, Прокл был бы доволен такими речами! Визарий, ты созрел для христианства! Нет, я не прославляю, я просто хочу на него посмотреть. Закон природы, который невозможно отменить: всё рождённое однажды, когда-то взрослеет, а потом умирает. И чем жёстче была упорядочена его жизнь, тем скорее природа вырвется и возьмёт своё. Это я о твоём Боге. Понимаешь, не было греха и кары. Была ошибка - система, лишённая способности к развитию. Совершенное, всё познавшее божество – и совершенные люди. А Золотой Век закончился небывалой катастрофой, поглотившей и первичную цивилизацию, и бога, который её создал. На том месте теперь Мёртвое море. И там властвует первобытный Хаос. Закон маятника, если ты понимаешь.

- Не понимаю. Что там было? И каким образом коснулось меня?

- Что там было, я сам не знаю. Землетрясение, тектонический сдвиг, потоп – мало ли? Система схлопнулась. Погибли те, кто знал и умел раньше и больше всех. И окрестные народы, уходя от места катастрофы, далеко разносили память о Совершенных, которых погубил их бог. И верили, что в мечевом поединке этот бог дарует победу только правому. Потому что так было у тех, Совершенных. Даже если для большинства это только ритуал, лишённый всякого смысла.

- А я?

- А через таких, как ты, тот ушедший смысл возрождается.

Очень приятно!

- Понимаешь, Визарий! Скоро божественной силы не станет в мире. Но это не значит, что не будет чудес. Просто чудеса будут твориться силой разума или вдохновения обычных людей. Таких, как ты. И я хочу это увидеть. И надеюсь дожить. Боги уходят, но я-то не бог.

- А кто ты?

- А то не знаешь? Кузнец. И ещё гончар.

*

Они были со мной так долго, а миг прощания наступил невозможно быстро. Мне снова предстояло утратить тех, кто дорог. И это случилось в то самое время, когда очнувшаяся душа потянулась к людскому теплу. Впрочем, я не должен роптать: мне оставались Проксимо и Публий. И надежда когда-то найти своих.

Давид стоял поодаль, не решаясь приблизиться. Метос говорит, что человека можно вылепить из любого материала. Возможно, из монаха тоже. Но почему бы для начала не вернуть ему потерянный кусочек души?

- Твой наставник был прав, - сказал я ему. – Сатанинская тень преследовала меня. Я убил её этой ночью.

Его глаза распахнулись, будто ставни, и оттуда хлынул восторженный свет. Но и сомнение тоже.

- Разве возможно убить Сатану?

- Метос сделал мне волшебный меч. Им – возможно.

Он нахмурил свой юный лоб, на котором уже начала проявляться первая морщина – от тяжких дум.

- Наверное, это очень трудно – сражаться с Дьяволом?

- Наверное. Но я попытаюсь.

- Я буду молиться за тебя.

- Молись. А ещё лучше – рисуй.

Впрочем, за него я уже не волновался. Мальчик был в надёжных руках. Эрик и Метос – намного больше, чем люди. Но и не боги. К счастью не боги! Богов не волнуют страдания смертных.

Метос поймал мой взгляд и отложил в сторону вожжи. Мы обнялись.

- Разлук не избежать, ты это тоже знаешь, Визарий.

- Я знаю. Ты говорил про Британию. Я должен идти туда?

Он пожал плечами:

- Можешь решить это сам. Здравый смысл и логика. Кстати, Эрик уверяет, что Меч Истины может найти что угодно. Или кого угодно!

- Мы так о многом не успели поговорить, – вырвалось у меня.

Его прощальная улыбка была мне совсем незнакомой. Потому что одинаково тепло улыбались губы и глаза.

Эрик вынул из повозки объёмистый мешок, который когда-то я не пожелал положить под голову.

- На, это твоё.

Потом стиснул мои плечи, заставив напрячься в предчувствии боли. Но боль не пришла ответом на дружеские объятия.

- Ты всё же очнулся, Визарий! Знаешь, так мне гораздо спокойнее. Есть надежда, что там, куда я не поспею, разгребёшь дерьмо ты. Или твой недоверчивый галл. Передавай ему привет!

- Значит, мы – всего лишь разгребатели дерьма?

- А то ты не знал! В мире столько царей Авгиев, если вдуматься. Хватит очень надолго.

- Живи вечно, Геракл!

Они уезжали, а мне оставался их прощальный дар. Восхищение Давида. Вера Эрика. И дружба Прометея – жёсткая, нерушимая и надёжная, как меч на моём бедре…

Придя к себе, я открыл тот мешок. Там были мои книги.

*

Я собирался задержаться у Донатов ещё какое-то время. По крайней мере, до тех пор, пока не смогу поднять свой вновь обретённый меч. Проксимо предвкушал этот миг, пока мы осторожно разминались на выгоне. Теперь уже мой ученик обгонял меня.

А Публий жаждал видеть меня в таблине. Старый Приск совсем одряхлел и доживал на вилле свои дни в полном спокойствии за дальнейшую судьбу. Правда, с некоторых пор обязанности секретаря успешно исполнял младший Донат, так что в моих услугах не слишком нуждались. Но мне было приятно вернуться к любимым занятиям. И радовали долгие беседы с Публием. Прежде он держался отстранённо, теперь же мы были добрыми друзьями.

Я почти не видел красавицу Сильвию. Она по-прежнему обитала в доме, но старалась не встречаться с человеком, сделавшим её вдовой. В свою очередь, я не стремился напоминать ей о себе, разумно полагая, что за три года рана едва ли излечилась до конца.

Поэтому великим было моё удивление, когда однажды вечером мне принесли горячее вино, посланное Сильвией. Как-то по её приказу меня уже угощали вином, я это не забыл. Но кубок с виду был вполне обыкновенным, даже очень дорогим – лучшего рейнского стекла. Тёмное вино заманчиво играло в нём, отражая блики огня.

Внезапно я ощутил нечто знакомое. Похолодела спина – словно в присутствии Чёрной Тени. Я резко обернулся, но никого не увидел. Вино плеснулось, несколько капель упали на крытый алым бархатом скамн, с которого я вскочил.

Как он говорил: отражение зла в нас самих? Умысел? Здесь, рядом со мной? Пить мне расхотелось. Я потянул к себе меч, лежавший рядом на столе. Но противника не было видно. Что если я вижу его только во снах?

Всё же он был, ощущение присутствия не проходило. Мне показалось, будто он перемещается у меня за спиной – я резко рубанул с поворота. Потом закрыл глаза и принялся ткать стальную вязь вокруг себя, стараясь задеть неуловимого противника. Странно, я словно продолжал видеть комнату, так что почти ничего не задел. Кроме бокала рейнского стекла. Меч ударил звонко, и вино густой волной излилось вниз, словно кровь из жил. В тот же миг ощущение пропало.

Я посидел ещё какое-то время, не выпуская меча. Тупая боль в мышцах была не очень привычной – прежде я не позволял себе настолько одеревенеть. Но она меня не расстроила, всё поправимо. Главное, что не вернулся кашель, разрывающий грудь.

А потом меня свалила страшная усталость. Я дополз до кровати и уснул удивительно спокойно.

Наутро причина тревоги стала мне ясна. За ночь капли, упавшие на скамн, добела выели краску. Так. Меня уже пытались отравить в этом доме. Какую же убойную гадость нашла Сильвия теперь?

Было и ещё одно открытие. Похоже, титан научил меня распознавать намерение, даже не имеющее материального воплощения. Подспорье в моём ремесле, при условии, что я ещё смогу им заниматься.