Меч истины

Я обернулся, складывая вёсла. Стратег, не отрываясь, смотрел на узел, где на ткани проступили жирные пятна.

- Кто теперь? – отрывисто спросил он.

- Филомен. И вся команда с ним.

В толпе горестно завыли. Люди загомонили и придвинулись. Александр сильными руками поднял тюк и бережно отнёс на траву. Потом распутал концы плаща. Я не хотел смотреть, но подобные зрелища имеют свойство притягивать взгляд.

Стратег долго молчал, потом поднял голову, и вид был угрожающим:

- Ну? Кто ещё хочет говорить, что Танаису не нужно войско и покровительство Боспора? Кому ещё доказательств не хватает? Кому ЭТИХ мало?

Мало не показалось никому.

- Унесите тело, - приказал Александр. Потом посмотрел на меня. – Где?

- Я не знаю ваших мест. Ниже по течению, в нескольких часах пути. Там погост, пристань с сараями.

- На Мёртвом Танаисе, - загомонили в толпе.

- Всех порешили, говорит…

- Нет, гляди, один выжил!..

- Кто?

- Да вон, видишь - там…

Тут я увидел своих. Жданка с Томбой стояли поодаль, на высоком берегу. Оставив танаисцев, я подошёл к ним. Лицо у моей жены стало белым и чужим, было с чего - не годится женщине видеть такое!

- Вернулся я, вот он – весь живой.

Но она смотрела больше не на меня. Пёс его знает, куда смотрела.

- Ты парня допросил? – сразу сказал Томба. Нубиец был верным другом и спутником Меча, он не мог говорить иначе.

- Допросил бы, да он не говорит. Немой вроде.

- Вроде? Или немой? Точно узнай! Видал я парня, которого два года немым считали. Ты его тоже, помнится, знал.

Не вспоминай, а! И без того уже кусаться готов. Вот чего точно не было – это чтобы вокруг Визария трупы, будто яблоки, висели. Но то ж Визарий, а не хрен с арфой!

Я снова спустился к стратегу и указал ему на пленника:

- Ты этого знаешь?

Он только кивнул:

- Гилл, внучатый племянник Филомена. Он вправду немой. До двенадцати лет нормальным был, а четыре года назад, когда с пастухами ходил, молния ударила в стадо. Про Скотью Могилу слышал, должно быть?

- Слыхал.

- Вот. И его зацепило, речь отнялась. Года полтора вовсе был не в себе. Филомен пожалел, взял в дом, возил за собой всюду – парень начал соображать понемногу. Только говорить не может. Теперь, надо думать, и вовсе.

Кратон обладал способностью всегда незаметно оказываться рядом. Он смерил убогого досадливым и презрительным взглядом:

- Да уж, очевидец, ничего не скажешь!

- Скажешь!

Правду говорить, я не сразу голос узнал. Потому что Жданка была какая-то другая. Я на миг забыл, где я и что со мной. Мне пришло в голову: какая она была, когда пояс Геракла имел над ней власть? Теперь вот тоже глядела, не видя. Глаза были тёмными, зрачки, как два колодца.

- К нам его веди. Спрашивать буду.

И никто не стал спорить. Только Александр и Кратон решились пойти за нами.

*

И всё же она боялась. Чего боялась? Снаружи и не разглядел бы, кто плохо знает – на её мордашке всегда немного отражалось, если не видеть глаза. Простая такая, видал я лица и поинтереснее. Но мы её знали, и видели, что внутри она тряслась, как лист на ветру.

Аяна дома караулила детей. Завидев нашу процессию, взяла за руку Златку:

- Поиграйте с Гаяром во дворе. И старайтесь не мешать.

Дочка у меня точно - золото! Всё поняла с полуслова, увела младшего Визария в сторону конюшни, обещая куклу из соломы. Тут можно быть спокойным, если Златке сказали, куда не надо дети не полезут.

Мы вошли в дом. Жданка растерянно обвела взглядом стены:

- Темно. Огня бы.

Томба зажёг светильник, но она сказала, что мало. Амазонка сообразила - нащепала лучины, и скоро нас окружило сплошное кольцо огней.

- Так, сестра?

Жданка кивнула, не глядя.

Мы с греками молча стояли за её спиной.

- Как она будет немого вопрошать? – шёпотом спросил у меня Кратон.

Мне и самому было интересно. Впрочем, верзила Эрик рассказывал, что на готском тинге она зрила недоступное обычному взгляду. Но там живой бог был. И живой колдун.

Жена вдруг повернулась ко мне:

- Ударь меня. Сильно ударь.

Отродясь я женщин не бил, убить вот одну пришлось, и то сделал так, чтобы не мучилась. От такого предложения меня едва с ног не снесло. Но она продолжала настаивать:

- Моя сила через боль отворяется. Иначе не смогу.

Долго думала, дура, пока золотую мысль родила?

- Об стену побейся – может в голове просветлеет.

Не хотел обижать, но и ей думать пора, чего говорит.

- Всё не так, - сказал чёрный Томба. В нём всегда рассудка было на десятерых. – Ты сама-то обряды знаешь? Что делать должна?

Она качнула головой, того и гляди, из глаз закапает.

- Обряды жрец проводил, - задумчиво произнесла Аяна. – Да ещё там пояс Геракла был.

- Воинский пояс – дело хорошее, - одобрил Томба. – Он силу героя хранит и замыкает.

Я потянулся к своему. Не Геракл, конечно. Но ведь и на мне длань Бога бывает, может в поясе что-то есть?

Аяна не дала:

- С ума сдурел? Надень! Тебе сила пуще прочих нужна.

- А где другой взять?

- Сейчас!

Она ушла в свой угол, принялась рыться там, что-то роняя. Я чувствовал, что ещё немного, и у меня челюсть на грудь упадёт, слюна на пузо побежит – не хуже, чем у немого полудурка. Оба танаисца глядели так, словно это уже произошло.

- Не ведьма она, - пояснил я им. – Было время, слепой колдун её глазами пользовался. И сейчас Жданка хочет глазами Гилла увидеть, что там было.

- А возможно ли? – настороженно спросил Кратон.

Александр ничего не сказал, он напряжённо следил за Аяной. Амазонка вернулась малое время спустя, и в руках несла воинский пояс. Мне и в голову не пришло, что она в спешке бегства взяла его с собой. Визарий в последний раз ушёл из дому без меча. Аяна права: в поясе погибшего героя сила уж точно была.

- Так, - кивнула Жданка.

Она сомкнула пояс на бёдрах. Визарий был худощав, но и разница в росте – мало не вдвое. Кабы не пришлось впрямь пояс руками держать.

Нет, не пришлось. Лицо ведуньи стало отрешённым и строгим. Она к чему-то прислушалась, потом покачала головой:

- Сила Правого земная была. Охранить может, болезнь отвести, при родах помочь. А вот незримое отворить? Нет, не ведаю.

Чёрный Томба задумчиво проговорил:

- Чтобы замкнуть кольцо силы, колдуны моего племени танцуют в кругу.

- Может быть, - проронила Жданка.

Ну, давай потанцуем, плясун ты наш! Что-то я мелю такое, что в пору язык откусить. Аяна меня взглядом до головешек сожгла. Благо, Томба необидчивый!

Мы встали в кругу огней. Танаисцев с собой не позвали. Жданка их словно бы и не видела. Немого Гилла она крепко держала за руку. Мы все взялись за руки тоже. Гилла досталось держать и мне.

- Что теперь?

- Не надо плясать, - вдруг сказала моя жена. – Так хорошо.

- А что делать?

- Ничего. Просто стой и руки держи.

Не знаю, почему, я вдруг закрыл глаза. Должно быть, мне не хотелось видеть вытянутые от изумления рожи стратега и его помощника. Кое-то время ничего не происходило. Трещали лучины, да шумно сопел забитым носом убогий Гилл. А потом в кругу зародилась какая-то незримая сила. Она принялась расталкивать нас наружу. Я напряг руки, чтобы не дать кругу развалиться.

И вдруг всё исчезло, и я увидел сон наяву. Я хорошо понимал, что это сон, потому что продолжал слышать сопение Гилла. Его ладонь внезапно взмокла. И всё же я был не здесь, и я был не я.

На Мёртвом Танаисе уже смерклось. Корабль Филомена стоял у пристани, и мачта была снята для починки. Сам купец ходил по доскам живой и отдавал приказания. Странно, слов я не понимал, будто до меня долетали лишь обрывки.

Поодаль на берегу уже теплили костры. Высокие охранники ходили, улыбались, пробовали мясо, шипящее на вертеле. Потом откуда-то достали вино, но меня не угостили. И Филомен поднимал чарку, и я снова не мог разобрать, что он говорит.