Lot-Te-Rей

LOT-TE-RЕЙ - полная версия рассказа. Отличается от сокращенного рассказа "Лотерей" рядом сюжетных линий, раскрытием особенностей жестокого мира Евро-Азиатских штатов, а также финалом, который ожидает героев. Жанр: либерпанк.

Милосердов Максим

Милосердов Максим

Lot-Te-Rей

LOT-TE-RЕЙ

(Полный вариант)

Сегодня урок эстеса казался Вирджину особенно скучным. Ну, разве можно думать о занятиях, когда у тебя такие новости! Выигрыш в лотерей был приятен и вместе с тем пугал, хотелось скорее рассказать о нем кому-нибудь и попросить совета.

Вирджин - коротко стриженный student с тонкими чертами лица, капризными пухлыми губками и слегка вздёрнутым носиком поднялся из-за парты, подошёл к окну и, стараясь различить с высоты третьего этажа знакомых, начал рассматривать слоняющихся по школьному двору прогульщиков. Младшеклассники сгрудились возле спортивного уголка и потягивали одну сигарету на троих, рядом ласкалась парочка постарше - хумано унисекс в одинаковых пёстрых шароварах. Засунув руки в карманы, через двор неспешно проследовали два мутных короткостриженых субъекта в чёрных кожаных куртках, остановились и стали ждать кого-то у крыльца.

"Эти явно дурью барыжат", - лениво подумал Вирджин и уже хотел было отвернуться, как к чернокурточным приблизился Иван - странный иммигранто из России.

Раздался длинный мелодичный звонок, и пёстрый толп учеников школы-интерната лениво направился в коридор. В классе остался только пятидесятипятилетний тьютор Салливан - молодящийся длинноволосый преподаватель эстеса. Вирджин повернулся к нему.

Этот апрель выдался неимоверно жарким, поэтому рубашк Вирджина был расстегнут, и разошедшиеся полы открывали потрясающий вид на изящные маленькие груди.

"Ах, какие апельсинки!" - подумал Салливан, мысленно уже лаская любимого studentа.

- А я выиграл в лотерей! - сказал Вирджин, подходя к учительскому кафедру.

Слова романтик-френда показались Салливану ударом ниже пояса.

- Вирджин! Ты хоть понимаешь, что это значит? - спросил он.

- Ага! Я буду засовывать трубочку размножения в дырочку размножения, - ответил Вирджин и смущённо захихикал.

Салливан нахмурился и, как это бывало всегда, когда волновался, отбросил изящным наманикюренным пальцем длинный светло-зелёный прядь волос со лба.

- У тебя нет трубочки размножения, Вирджин. Ведь ты... - с губ Салливана чуть было не слетел запретный слов - страшный, неприличный ругательств, за произнесение которого в некоторых штатах объединённого Евро-Азиатского союза полагался административный арест.

Тьютор воровато огляделся по сторонам, словно боясь быть подслушанным. Его щёки зарделись, а внизу живота сладко потянуло.

- Что "ты"? - Вирджин с невинностью ребёнка смотрел на Салливана большими ярко-голубыми глазами.

На мгновенье старому педагогу стало неуютно. В самом деле, какое право имел он, опытный и развращённый, говорить столь постыдные вещи Вирджину - воплощению наивности и чистоты.

- Ведь тебе всего шестнадцать лет! - нашёлся Салливан!

- Эй, подожди! Ты что-то другое хотел сказать! - рука Вирджина обхватил тонкий шей учителя. - Говори, проказник!

- Только это и ничего более! - губы опытного тьютора нащупали пухлый ротик романтик-френда. - Может, займемся индивидуальной эстетической подготовкой?

Вирджин хихикнул и отклонил голову.

- Не сегодня! У меня кровавые дни.

Ответ не понравился Салливану: точно как по учебнику! Эти слова мог означать, что тебя начинают избегать.

"Что со мной не так? - подумал Салливан. - Нет ли в происходящем оскорбления? Я постарел, и у Вирджина проклюнулись черты геронтофобии? От меня дурно пахнет, и он пытается дискриминировать меня по одоральному признаку? Может, надо обратиться с жалобой в воспитательный совет?"

- Ну, что ты дуешься, пупсик? - спросил Вирджин, прижимаясь щекой к Салливану. - Ну, хочешь, я сделаю тебе приятно по-другому?

При этих словах на душе у тьютора полегчало: Вирджин все-таки продолжал оставаться его лучшим учеником и романтик-френдом.

"Ах ты, мерзкая девчонка!" - мысленно произнес Салливан страшное запретное слово на пике расслабления и застонал.

Старый учитель любил свою работу. Когда в школах ввели обязательные занятия по практическому сексуальному воспитанию, обозначенные в расписании как уроки эстетики секса, а затем для успокоения общественности сокращённые до краткого и красивого слова "эстес", Салливану было двадцать три. Прыщавый парень с блеющим тенорком и впалой грудью не пользовался успехом ни у особ своего пола, ни у представителей пола противоположного. По вечерам, движимый внутренним напряжением, Салливан часто бродил по тёмным улочкам с верёвкой в кармане и скальпелем в рукаве, мечтая о запретных вещах, но, никак не решаясь воплотить свои тайные фантазии.

Декларация Евро-Азиатского школьного совета, или, как её называли СМИ, Болонская хартия секса, открыла для Салливана головокружительные перспективы. Оставив третий курс физико-математического факультета, он взял студенческий заём и поступил в педагогический институт на только что открывшуюся специальность педагога эстетики. Хотя поначалу выпускников этого курса дразнили всякими неприличными словами, после введения в большинстве штатов Евро-Азии уголовного преследования за публичные призывы, содержащие признаки педофобии, отношение к выпускникам института резко изменилось.

Говорят, что оппонентов невозможно переубедить в их неправоте, и новые идеи завоёвывают себе место под солнцем только тогда, когда естественным образом вымирают носители регрессивных представлений. Правда это или нет, но с преподаванием эстеса всё произошло именно так. Подрастали дети, кто-то из них возвращался в школу уже как учитель, и публичные обсуждения разнообразных сексуальных извращений с первоклассниками и дошколятами уже мало кто считал странным и противоестественным занятием.

Да и сама Евро-Азия менялась на глазах! Моногамные разнополые браки из явления критикуемого быстро превратились в понятие запретное, а идеи гендерного равенства пронизали не только культуру, но и сам язык, вытеснив из него категорию рода как такового. Если ещё тридцать лет назад подростки сами выбирали свой пол, то сегодня никто даже не задумывался о том, что люди различны. Не было больше ни мальчиков, ни девочек, ни мужчин, ни женщин, эти понятия были заменены политкорректными терминами "ребёнок" и "взрослый", а после принятия законов об отмене возрастной дискриминации, на смену огромному пласту отныне запрещённой и неприличной лексики пришло одно-единственное слово "хумано".

Я - хумано, ты - хумано,

Мы равны и сексуальны... - в тот год этот незатейливый хит победителей Евро-Азиатского песенного конкурса продержался в топе музыкальных чартов рекордные пятьдесят недель.

За прошедшие годы мир сильно изменился в лучшую сторону. В эпоху гендерного равенства не осталось места сексуальной дискриминации, и даже то, чем Салливан тайно мечтал заняться в молодом возрасте, из разряда преступлений постепенно дрейфовало в категорию дозволенного, хотя и не до конца одобряемого поведения. Во всяком случае, если убийца мог представить записку жертвы о том, что она сама хотела получить удовольствие от изнасилования и разрезания на куски, юридическое преследование отменялось. Впрочем, теперь Салливану такие фантазии приходили в голову редко - вся его жизнь была отдана работе. Отчёты, доклады, методические рекомендации, статьи для научных сборников - времени на личную жизнь просто не оставалось, и хотя, несмотря на широкую известность в определённых кругах, учителю по-прежнему платили немного, отдавшись работе, Салливан был по-настоящему счастлив. И ко всему недавно к нему пришла настоящая любовь. К Вирджин, которую иногда хотелось назвать по старинке Вирджинией, Салливан испытывал тёплые и светлые чувства, похожие на те, что много лет назад были у него к девочке Стефании - пухлой блондинке, учившейся на два года младше.