Страница 1 из 4

Быль о ратнике Антипе и нечистой силе

Писарев Антон

АНТИП

Расскажу я вам, друзья мои, быль о страшных делах, творившихся в лето Господне одна тысяча шестьсот одиннадцатого года. Расскажу так, как рассказывал мне её мой отец, а ему - его отец, а верить в нее или нет - так то дело ваше. События этой истории произошли на приграничье многострадальной Руси и королевства Речи Посполитой в то самое время, которое теперь у нас зовется Смутой.

Не было в ту пору на Руси мира. Род Рюриковичей пресекся, антихрист- лях, гнобя православный люд бесчисленными набегами и грабежами, осаждая город за городом, подбирался к Москве в стремлении посадить на русский трон своего королевича Владислава. Князья и бояре то оказывали недругу посильное сопротивление, то, черт бы их драл, переходили на сторону ляха, сдавая города, казну и осиротевший без доброго государя люд.

Жил в то время на белом свете человек по имени Антип Кривошеев. По примеру своего батюшки, служившего в стрелецком войске Иоанна Васильевича, стал он ратником на государевой службе. Сколько служил, столько был он неизменно верен царской власти, православной вере и своим товарищам, которые, видя в нем пример воинской доблести, любили Антипа, как брата. Сильные руки ратника не единожды поднимали христианскую хоругвь на отвоеванных у противника позициях, не один десяток голов сняла с вражьих плеч его острая сабля, не раз воодушевлял он подняться в бой своих товарищей в самых безнадежных схватках, заставляя врага бежать. Так и служил Антип на добрую память своего батюшки, да в гордость жене Маланье и малому сыну.

Случилось однажды спесивцу - ляху во главе с Лжедмитрием осадить великую русскую святыню - Троице-Сергиеву лавру. Не стану говорить о том, как смело бились плечом к плечу монахи, крестьяне и храбрые дружинники, но скажу, что среди них был и Антип. Крепко потчевал он врага - где пулей из пищали, где - саблею по заломленной панской шапке, а где - пудовым кулаком в гадкое рыло. Уж больше года держались православные с Божьей помощью - святым духом питались, сколь мало приходилось, столько и спали. Но уже виден был конец долгой осаде. И вот, в одну из бессонных ночей, когда Антип был в дозоре, угодило по случаю, вражье пушечное ядро прямехонько в бочонок с порохом, мимо которого проходил наш стрелец.

Как он бился, сердечный, вопя от страшной боли! Все лицо его обожгло, обломком бочонка выбило один глаз, второй почти ничего не видел. На том война для Антипа была закончена.

Еще два месяца под залпы польских пушек Антип приходил в себя. Ожоги страшно зарубцевались, уцелевшему глазу зрение вернулось, да не то острое, что прежде. На единственный глаз лихого вояки накатывалась слеза при мысли о том, как запросто он попался...

Но и на том страдания Антипа не закончились. После осады отправился он в родную деревню. Еще издали заслышал калека чванный говор крылатых польских гусар, под насмешки и ругательства усатых панов смиренно шел он знакомой улицей в сторону родного дома. Ни одна живая душа не встретила его на пороге, лишь ветер гулял в распахнутой, разграбленной избе. Не случилось более увидеть Антипу своей жены и сына. Жестоко погуляли ляхи в его родном краю.

Восвояси отправился сломленный ратник, куда несли ноги. Шел он мимо пожаров, мимо пополнявших вражье войско шляхетских отрядов, мимо разоренных полей и свежих погостов. И в скором времени свела его судьба с лихими людьми. И вскоре, волею Господа, оказавшийся не у дел Антип стал промышлять на большой дороге.

Страшны были дела его. В ночную пору, выскакивая из засад, расставленных на дорогах, разорял он со своими новыми товарищами русские и польские обозы, богатых шляхтичей и припозднившихся крестьян , не чураясь скверны и кровопролития. Творил Антип такие дела, о которых прежде ему и помышлять было бы противно. Уста его позабыли слова святых молитв, единственный глаз злобно щурился, а страшное лицо его обросло густыми, как у медведя, волосами. Добытое неправедным промыслом добро Антип с товарищами прогуливал в корчмах, да спускал без разбору на всякую пустячину. Но не нес греховный промысел счастья горемыке. Груз сотворенного зла давил на его плечи, отпечатывался глубокими бороздами морщин на челе, а неутолимый огонь злобы на весь белый свет все сильнее распалялся в черствеющем сердце. И не было его грешной душе покоя ни в часы мира, ни в минуты страшных лиходейств. Порой хотелось ему уйти далеко- далеко, да взвыть по-звериному, оплакивая погибших родных своих. Может, и легче стало бы ему тогда, да гордость, бурлящая в сердце его, не давала минутной слабости овладеть чувствами Антипа. Так и жил он теперь - убивал, грабил, гулял, и снова грабил.

Случилось раз Антипу и его товарищам застать врасплох на лесной дороге небольшой отряд богатого шляхтича, в числе которого были наемные гешпанские пушкари со своим добром, шедшие в подкрепление воеводе Жолкевскому, осадившему Смоленск. Лихие мужики шумной многолюдной ватагой стремительно разбили строй, а затем долго и отчаянно били оторопевших ляхов. Одних из пистолей да пищалей постреляли, иных топорами да саблями изрубили. А богатого шляхтича вздернули тут же, при дороге, на разлапистой ели. Ох, и богато же тогда поживились разбойнички! Пушек, пищалей, сабель, да прочего богатого оружия, денег, коней в сбруе с десяток, и разного другого добра было немало.

Задумал тогда разбойничий атаман, при дележке добычи, помимо прочего добра, оставить себе панского коня, который стоил в разы больше, чем остальные. Возмутились разбойнички. Одни стали увещевать своего командира, другие - его защищать. Атаман же, не глядя на возмущения товарищей, вскочил на богатого жеребца, и уж было, думал, важно фыркнув, того пришпорить, как один из разбойничков зауздал коня и попытался скинуть атамана наземь, за что был немедля зарублен насмерть острой турецкой саблей.

Не стерпел Антип такой несправедливости. Подскочил он к атаману, шмякнул оземь и раздавил, окаянному, сапогом шею. Передрались тогда между собою лиходеи, увидев смерть старшего товарища своего, много кровушки пролили. А те, что уцелели, стали еще богаче, поделив добычу по новой, приняв себе куш убитых товарищей. А потом одни из них схоронились в лесах, другие пошли по свету в поисках лучшей жизни. Шел искать счастья и Антип.

Долго странствовал он плечом к плечу со своим молодым товарищем Данилой Шалым и привела их нелегкая аж до самой Малороссии.

ЖИД

Жаркий июльский день уже догорал алым закатом за черными спинами гор, когда Антип со своим товарищем спрыгнули с попутного обоза у придорожной корчмы невдалеке от деревеньки, растянувшейся вдоль опушки темнеющего дубового леса. Путники удобно расположились под ветхим навесом, густо оплетенным виноградной лозою, в ожидании нерасторопного хозяина, собирающего нехитрую снедь для своих постояльцев.

Было уже совсем темно, когда товарищи вкусили еды и пригубили крепкой горилки. Очередной день их неприкаянных странствий подошел к концу. Глаза окутывала пелена сна, и Антип, растянувшись прямо на деревянном полу, поудобнее подложил руки под тяжелую голову.

- Смотри, Данила, какое сегодня звездное небо! - обратился он к своему товарищу - стало быть, сегодня в раю отмечают какой - либо праздник!

- Полно тебе, дядя Антип, глупости размышлять!- ухмыльнулся молодой разбойник , рассевшись по-турецки и раскуривая трубку - какой там праздник? Зезды, и только!

- А мне думается, что звезды - это далекие огоньки в окнах небесного города, и когда рать ангелов пополняется чистыми человеческими душами, в окнах того города загораются новые огоньки, по числу прибывших в рай праведников. Вот, где- то там есть и оконца, из которых на меня смотрят мой сынок и жена.