Страница 4 из 7
оптимум для своих нужд... Нет причин полагать, что прогресс должен непременно идти вперёд и вперёд, всегда. С другой стороны, у обработки информации могут
быть свои фундаментальные пределы. Быть может, работа слишком сложного мозга легко нарушается, случаются перегрузки. Или находится компромисс между сложностью
и стабильностью.
Я подлил ему ещё кофе.
- Я был в Кембридже. Я привык общаться с существами умнее меня. Предполагается, что я почувствую себя деморализованным?
- Зависит от тебя, - оскалившись в улыбке, ответил Уилсон. - Но для нас "орлята" - совершенно новая категория. Это не встреча инков с испанцами, не
просто технологический разрыв. У тех и у тех была общая человечность. Может оказаться, что пропасть между нами и "орлятами" непреодолима в принципе. Помнишь,
отец читал нам "Путешествия Гулливера"?
Воспоминание заставило меня улыбнуться.
- Те говорящие кони напугали меня до смерти. Они были куда умнее нас. А как повёл себя с ними Гулливер? Он был раздавлен благоговением. Он пытался
копировать их образ мыслей, и даже когда его вышвырнули вон, с тех пор он всегда презирал свой вид - ведь лошади оказались куда лучше.
- Страшная месть мистера Эда, - сказал я.
[Мистер Эд - комедийный персонаж, говорящий конь из американского сериала. - прим. пер.]
Но в таком юморе брат никогда не был силён.
- Может, это и есть наш путь - мы будем копировать "орлят" или отрицать их. Быть может, само знание о том, что существует раса умнее нас, окажется
приговором.
- А публике об этом сообщают?
- О, да! Мы сотрудничаем с NASA, а у них чётко выраженная политика открытости. Кроме того, утечек полно в самом Институте. Нет смысла даже пытаться
сохранить всё в тайне. Но мы выкладываем новости постепенно и обдуманно. Мало кто обращает внимание. Ты же не обратил, верно?
- И как ты думаешь, что в этом сигнале? Какая-нибудь супер-энциклопедия?
Уилсон фыркнул:
- Может быть. Именно такую надежду лелеют оптимисты. Но когда европейские колонисты пристали к новым берегам, первым их побуждением было раздать не
энциклопедии или исторические трактаты, а...
- Библию.
- Да. Или там что-нибудь менее разрушительное. К примеру, какие-нибудь шедевры искусства. Зачем им это? Может, это погребальный костёр. Или могила
фараона, полная сокровищ. Смотрите: мы были здесь, и вот какими великими мы стали!
- Так что же ты хочешь от меня?
Он заглянул мне в лицо. Мне казалось, брат в фирменном неуклюжем стиле явно пытается добиться, чтобы я выполнил то, что он хочет.
- Ну, а ты как думаешь? По сравнению с расшифровкой сигнала любой из языков древности - сущие пустяки, к тому же у нас нет никакого розеттского камня.
Послушай, Джек - наши компьютеры по обработке информации в Институте теоретически очень умные, но их мощность ограничена. Когда процессоров и памяти не
хватает, они становятся немногим лучше вот этого наладонника, - ответил он, махнув карманным компьютером. - А твои программы обработки на порядок мощнее.
Программы, которые я разработал и поддерживал, обрабатывали бесчисленное множество данных по каждому человеку в стране, начиная от ежеминутных перемещений
на личном или общественном транспорте, до конкретного названия просмотренных порнофильмов и способа спрятать его от партнёра. Мы отслеживали шаблоны поведения
и отклонения от этих шаблонов. "Террорист" - понятие широкое, но оно хорошо подходит для описания того современного явления, которое мы искали. Террористы
были иголкой в стоге сена, в котором остальные были миллионами отдельных соломинок.
Постоянный поток данных требовал гигантских объёмов памяти и числа процессоров. Несколько раз мне доводилось видеть компьютеры в бункерах Хоум-Офиса:
гигантская сверхпроводящая нейросеть в помещениях настолько холодных, что перехватывает дыхание. Ни у промышленности, ни у научных учреждений ничего подобного
и близко нет.
Потому-то сегодня, понял я, Уилсон ко мне и обратился.
- Хочешь, чтобы я прогнал твой внеземной сигнал через мои компьютеры, так? - спросил я. Брат моментально поймал меня на крючок, но я не собирался это
признать. Пусть я и отказался от научной карьеры, но, думается, любопытство горело во мне ничуть не меньше, чем в Уилсоне. - И как ты предлагаешь мне получить
разрешение?
Он отмахнулся от этого вопроса как от несущественного.
- Что мы ищем, так это шаблоны, запрятанные глубоко в данных, до самого дна - любой распознаваемый элемент, который позволит раскодировать всё... Думаю,
ту программу, которая выискивает шаблоны моего использования транспортных карт, в любом случае можно адаптировать для поиска корреляций в сигнале "орлят".
Вызов беспрецедентный!
- Вообще-то, это не так уж плохо. По-видимому, пройдут годы и поколения, прежде чем мы расшифруем сигнал - если вообще расшифруем. Как поколениям эпохи
Возрождения потребовалось определённое время, чтобы оценить наследие античности. Фактор времени послужит профилактикой культурного шока.
- Ну так что, Джек, нарушишь за меня правила? Ну давай, решайся. Помнишь, как говорил отец? Загадки вроде этой - вот что мы решаем. Мы оба попробовали
на вкус яблоки Тьюринга...
Не сказать, чтобы в нём совсем уж отсутствовала хитрость: он знал, чем меня привлечь. Однако, насчёт культурного шока он оказался неправ.
2029
Двое вооружённых полицейских сопровождали меня в коридорах Института. В огромной стеклянной коробке не было никого, кроме меня, полицейских и служебной
собаки. Снаружи было солнечное утро холодного весеннего дня, на синем небе ни облачка - все они разбежались от внезапного сумасшествия Уилсона.
Уилсон сидел в проектном офисе Кларка, за монитором на котором пробегали данные. Он обложил себя вокруг талии пластинами семтекса, а в руке зажал взрыватель.
Мой брат, в конечном итоге опустившийся до террориста-смертника. Полицейские остались далеко снаружи.
- Мы в безопасности, - сказал Уилсон, оглядевшись. - Они нас видят, но не могут слышать. Насчёт этого я спокоен. Мои файерволлы...
Когда я шагнул к нему, он поднял руки.
- Ближе не подходи! Я взорву её, клянусь.
- Господи, Уилсон.
Я замер и умолк, усилием воли заставляя себя успокоиться.
Я знал, что мои парни, теперь подростки, смотрят за каждым движением по шпионским новостным каналам. Может быть, никто нас не услышит, но у Ханны -
прелестной одиннадцатилетней девочки - достаточно друзей, умеющих читать по губам. Уилсону такое никогда не приходило в голову. Если мне предстояло умереть
сегодня рядом с моим сумасшедшим братцем, я бы не хотел, чтобы дети запомнили, что их отца сломил страх.
Я уселся так близко к Уилсону, как только можно. Опустил голову вниз, и когда заговорил, мои губы едва двигались. На скамье лежала упаковка из шести
тёплых банок содовой. Думаю, теперь я всегда буду ассоциировать тёплую содовую с Уилсоном. Я взял одну бутылку, открыл крышку, глотнул. Вкуса я не почувствовал.
- Хочешь содовой?
- Нет, - горько ответил он. - Будь как дома.
- Ну что ты за придурок, Уилсон! Как ты до такого докатился?
- Сам должен знать. Ты мне помог.
- И видит Бог, жалею об этом с той самой минуты, - огрызнулся я. - Ты втянул меня в это, идиот. А после того случая во Франции каждый псих на планете
хочет меня прикончить. И детей. Мы под защитой полиции.
- Не надо меня винить. Ты сам вызвался мне помочь.
Я уставился на него во все глаза.
- Это называется лояльность. Ты её начисто лишён, но в других считаешь это качество слабостью, которой надо пользоваться.