Юность

На какое-то мгновение становится светло - неживой зеленоватый свет заливает блиндаж.

- Фрицы ракеты швыряют, - собирая остатки ужина, говорит Артюхин. Трусят.

- Ну, что ж, лейтенант, коли есть охота, давай побеседуем. А нет - так на боковую. - Поликарпов усмехается. - Завтра рано вставать.

- Расскажите немного о себе, - прошу я.

- Вот это уж зря, обо мне все равно ничего не напишешь: нечего. Об Артюхине вот лучше напиши - герой мужик!

- Вы уж скажете, товарищ старший лейтенат, - усмехается связной.

- Комбат советовал, - настаиваю я.

- Комбат? - удивляется Поликарпов. - Это он из уважения к моей старости. Я, считай, в дивизии самый старый ротный. Должность у меня, сказать прямо, как у канатоходца - видал в цирке? По ниточке ходишь.

В соседних ротах по трое сменилось, а я все цел. Такой уж, видно, заговоренный. Вот это самая моя героическая черта и есть, так что в газете красоваться мне не за что.

- Кем вы работали до войны?

- До войны? - Поликарпов вскидывает голову, его маленькие насмешливые глаза становятся задумчивыми. - Когда же это было - до войны? Кажется, сто лет прошло... Был я, значит, кем? - Поликарпов снова усмехается. - Вечным уполномоченным. Знаешь такую высокую должность - инструктор райкома? Сено, уборка, заем, посевная - все мое!.. Давно это было, лейтенант!

Я достаю блокнот, но Поликарпов легко поднимает свое крепкое мускулистое тело.

- Располагайся, лейтенант, а я пройдусь по хозяйству.

У выхода он останавливается, просто говорит:

. - Звонил мне про тебя комбат. Сказал, что хочешь посмотреть атаку. Так я вот о чем. Может, не надо тебе, лейтенант, в эту кашу лезть? Не твое ведь это дело.

А я бы тебе после атаки рассказал все. А?

- Нет, нет. Это решено.

Старший лейтенант трогает рукой жидкий деревянный накат и так же просто, с видимым удовлетворением, заключает:

- Ну, ладно. Артюхин, приготовь на завтра товарищу автомат. Цел останешься - после атаки сдашь.

- Есть.

Как только шаги Поликарпова стихают, Артюхин подсаживается ко мне, почему-то шепотом, торопливо говорит:

- Вы, товарищ лейтенант, не слушайте его. Надо бы про него написать, чтобы знали, какой он есть человек!

Герой, одно слово - герой!.. Только вы, как пойдем завтра, за него не держитесь - в самую драку лезет. Вам-то к чему? И правда ведь, как заговоренный - не берет его пуля. Меня второй раз царапает, а его обходит. Тьфу, тьфу - не сглазить бы!.. И солдаты наши - хоть в воду за ним, не гляди, что он такой насмешник. Это у него от доброты, стыдится мягкость свою показать. А солдат - он все чует! Был я третьего дня в полку, слышал: предлагали нашему в штаб перейти с повышением и "шпалу"

сразу давали. Не пошел! Вот он какой человек!..

- Обязательно напишу, Артюхин! - убежденно говорю я, уже представляя, как на газетной полосе ляжет крупное название - "Командир роты".

- Вот, вот! - обрадованно и все таким же быстрым шепотком поддакивает связной, - А автомат я вам подготовлю, это уж будьте спокойны. Не откажет.

Пристраиваюсь в углу, прислушиваюсь к неясным разнообразным звукам, которыми полна осенняя ночь.

Где-то совсем рядом слышатся приглушенные голоса, вот хрупнула под чьим-то сапогом ветка, с легким, еле различимым треском взлетела и вспыхнула ракета - зеленоватый свет снова заливает блиндаж и снова меркнет..

Утром я впервые пойду в атаку, но, удивительно, никакого волнения не испытывал). А ведь могут убить? Вспоминается, как предупреждал Пресс, как Машенька наказывала быть осторожней. Может быть, они знают о письме и боятся, что я могу натворить глупостей? Хотя нет, о письме я никому не говорил, да ж кому о нем интересно знать?..

...Кто-то осторожно трясет меня за плечо. Открываю глаза и вижу над собой склонившегося Артюхина. Светает, в бледно-сером свете лицо связного кажется строгим, необычным. Начавшие уже дрябнуть щеки тщательно выскоблены бритвой, порез на подбородке залеплен полоской газеты. И говорит Артюхин как-то подчеркнуто, значительно:

- Вставайте, товарищ лейтенант. Пора... Вот ваш автомат и каска командир надеть приказал.

- А он где?

- В роте, с пародом.

Я быстро вскакиваю, легкая нервная дрожь пробегает по всему телу. Да что это со мной?

- Товарищ старший лейтенант велел держаться...

Артюхин не договаривает. Мощный удар сотрясает землю, качает легкий накат блиндажа. С потолка сыплется.

- Бьют... Наши!

Прямо над головой проносится тяжелый резкий свист, сокрушительно гремят взрывы. Ощущение такое, что снаряды рвутся совсем рядом и вот-вот один из них разорвется здесь, в блиндаже. Я инстинктивно втягиваю голову в плечи, сжимаюсь в комок. И тотчас же Артюхин трогает меня за плечо:

- Пошли.

Выбираемся в траншею, грохот здесь кажется еще оглушительнее. Недалеко за нами взлетает черный столб дыма - это отвечают опомнившиеся враги. В нос бьет тяжелый вонючий дым. Летят комья земли. В коротких промежутках между взрывами отчетливо слышится остервенелая трескотня пулеметов. Успеваю поймать себя на мысли: вижу дым, вижу густой, клубящийся над траншеями туман, слышу взрывы, но ни о чем не думаю.

Буквально ни о чем, только чувствую - сейчас бросимся!..

И вдруг, пересилив весь этот воющий хаос звуков, над окопами проносится зычный гибкий голос...

- За мной!.. Вперед!..

Словно подброшенные пружиной, на бруствере вырастают фигуры солдат. Мгновение - и они стремительно срываются с места. Повторяя движения Артюхина, я торопливо взбираюсь наверх, вскакиваю и бегу, крепко вцепившись в автомат. Туман редеет, и уже можно различить, как в низину скатываются соседние подразделения - туда, откуда хлещет встречный огонь, смутно виднеются очертания домов, косматится черный дым.

Вслед за Артюхиным догоняю роту, бегу, на ходу стреляю. Бешено колотится сердце. С тонким визгом проносятся пули, откуда-то несется крик, рев, справа от меня, нелепо подпрыгнув, плашмя валится солдат. Я спотыкаюсь о кого-то, вскакиваю и снова бегу. Как живое существо, в руках колотится автомат. На секунду вижу вблизи возбужденного, багрового от бега Поликарпова, строгое, какое-то застывшее иконописное лицо Артюхина... Внутри поднимается и растет не изведанное доселе чувство. Бегу огромными шагами, хватаю запекшимися губами воздух и что-то кричу чужим голосом исступленно, оглушительно, торжествующе!