Страница 17 из 22
Легко видеть, что уже тогда «общественному человеку» предлагался набор вовсе не даровых «образовательных услуг», которые выводили его интересы за пределы того, что ему «не положено» было знать. Не из последних рук получив политические рецепты и хорошо изучив кухню «разумного устроения» общества, историк Николас Батлер, копнув чуть дальше, лаконичными штрихами намечает его контуры: «Мир разделён на три класса людей: очень маленькую группу людей, которые управляют ходом событий, несколько большую группу, которая следит за ходом событий, и подавляющее большинство, которое не ведает, что происходит».
Собственно, это – политически и общественно неравнозначное, потребительски неравномерное и по своим результатам неравноценное – действо проходит через всю мировую историю. XX в. не стал исключением, как не является им и новый век. В те же времена окружение Моргана на Уолл-Стрит занималось политикой левых радикалов на любительском уровне, поскольку одними и теми же методами пыталось закрепиться и в революционной Германии (где, будем честны, революция, витая в воздухе, так и не спустилась на землю), и в большевистской России, где революция разлилась во всю свою кровавую ширь. В политических реалиях Германии брожения в обществах, опираясь на несовпадающие и подчас взаимоисключающие причины, привели к следствиям, лишь внешне схожим с революцией. По словам свидетеля этих метаморфоз социал-демократа Артура Розенберга, в Германии произошла «самая удивительная из всех революций».
Что же удивило Розенберга?
Наверное, то, что массы восстали против как будто бы следовавшего их интересам правительства Макса Баденского, а главная ударная сила восставших была представлена немецкими матросами, которых не интересовали идеи марксизма. Далее, Розенбергу, наверное, было известно отношение к этим событиям лидера немецких социал-демократов (тех же революционеров) Ф. Эберта, заявившего принцу Максу 7 ноября 1918 г.: «Если кайзер не отречётся, социальная революция будет неизбежной. Но я не желаю, я ненавижу ее) как грех»… Грехопадение, однако, происходило не только в Германии и не только в политическом и улично-революционном аспекте. Грезя о «новом мировом порядке» на фундаменте Британской империи, американский истэблишмент и его британский аналог первоначально пытались сдерживать интегрирование России в этот самый «порядок». В то время как там же – на Уолл-Стрит, восточный истэблишменту выскочивший словно чёрт из табакерки, в лице России провидя рост нового индустриального и военного гиганта, не прочь был наладить с русскими долгосрочные деловые отношения. Таким образом, политика американских банкиров (в «восточной» ипостаси неясного происхождения) разделилась в своих политических симпатиях и деловых интересах, в соответствии с которыми проводила политику активного вмешательства в международные дела.
Как и какими средствами?
Да всякими. «Чем меньше политический торгаш, чем ясней ему самому его собственное убожество, тем больше он будет ценить ту систему, которая не требует от него ни гениальности, ни силы великана, которая вообще ценит хитрость сельского старосты выше, чем мудрость Перикла», – писал Адольф Гитлер о политической реальности Европы 1920 гг. в книге «Моя борьба» (“Mein Kampf”, 1925). Путаные послевоенные реалии европейской жизни создавали именно таких политиков, которые, опираясь на «сельских старост» от экономики, вместо реальных улучшений жизни пускали мыльные пузыри в глаза исстрадавшемуся налогоплательщику. Именно они совместно с мелкими служащими рынка под руководством жрецов мамоны «по рождению, по происхождению, по наружности и по внутренности» делали ставку на коммунистов. Этот выбор устраивал бы их уже потому, что проверенно являлся самым безотказным взрывным устройством против всяких форм «атавистического» национализма. Опасность последнего не без оснований казалась условным космополитам чрезвычайной. Укрепив наихудшие их опасения, это подтвердило ближайшее развитие событий в Италии и Германии.
Правота как условных, так и безусловных интернационалистов-космополитов состояла в том, что социалистическая или коммунистическая идеология, усиленная беспочвенным «интеллектуализмом», является наиболее действенным тараном, направленным против всех националистических теорий, за исключением одной – сионистской. Аккурат с этой точки зрения необходимо рассматривать политические потрясения на протяжении всего XX в., не упуская из виду, что кабальный и даже государствоубийственный для Германии – Версальский договор стал одной из главных причин роста национального сознания немцев.
Негативная реакция на эти процессы определённых финансовых кругов за рубежём (включая финансовый и политический истэблишмент активно осваивающих мировую арену США) лишь обострила их развитие. Более того, суммарные политические и экономические обстоятельства того времени заставляют думать, что экстремальные формы национализма были ответом на угрозу национальному бытию Германии и самому её историческому существованию. В условиях Великой Депрессии обострилось деление мировой элиты по партийным признакам. «Деструктивное», по Форду, семейство Варбургов приняло, условно, сторону коммунистов, а «конструктивный» клан Моргана (к которому в Англии питала симпатии финансовая элита во главе с Освальдом Мосли и главой Банка Англии Монтегю Норманом) сделал ставку на нацистские партии в Германии.
Дело всё же было не в тех или иных пристрастиях деловой и финансовой элиты. В некотором смысле весьма чувствительные к политике, финансовые «акулы» размещали капитал там, где он приносил наибольшие дивиденды. Здесь и отметим, что параллельно «настроениям» о себе заявил процесс, в ходе которого отдельные группы, обладающие финансовой властью (в соответствии с настояниями времени объединявшиеся ещё и по партийному признаку), поглощались более крупными международными корпорациями. Этот процесс завершился к началу 1930 гг., среди прочих исторических последствий вызвав подъём III Рейха в Германии и, собственно, начало II Мировой войны, скоро приведшей к переустройству мира. А до того в мировую бойню были вовлечены страны Европы, Азии, Африки и Соединённые Штаты, словом, всё цивилизованное человечество. Сами банкирские «партии», в своём противостоянии варьируя непосредственно банковские и пограничные им политические интересы, были не только включены в Мировую войну в качестве противоборствующих сторон, но и приняли прямое участие в долгосрочном проектировании мировой истории… Развитие послевоенных реалий, в ряде других причин спровоцированное коммунистическими утопиями, вызвало образование «социалистической Европы», Китайской Народной Республики, впоследствии приведя к разъединению Вьетнама и Кореи.
Но это произошло несколько позднее. А пока великая Финансовая Возня – назовём её «Международной Вознёй Финансов» (МВФ) – по ходу дела изъяв из политического обращения мелкие и средние предприятия, по мере подчинения стран привела к созданию наднационального международного центрального банка. Этакого «троянского коня» или «чёрного ворона» банковской системы.
Поначалу перебиваясь «падалью» или «кормовым сеном» в виде не способных к жизни и вялых в конкурентной борьбе соперников, «ворон» этот, напитавшись их кровью, скоро обратился в намертво разящего железным клювом грифа мирового масштаба.
Сосредоточение огромной власти в отдельных банках неизбежно вело к радикальному переделу её в пользу кучки богатейших центральных банков мира. Новые банковские организации, заявившие о себе в период между Мировыми войнами, лишь повторяли на международном уровне то, что было закреплено в американском «Национальном законе о банках» ещё в 1864 г. и подтверждено уставом «Закона о Федеральном Резерве» (1913). Этот Закон о «золотом тельце» – в своём существе ветхий, то есть с древними корнями и пороками, послужил основой для создания международной банковской картели, постепенно присвоившей себе право диктовать кредитную политику банкам всех стран[24]. И не только банкам. В 1929 г. Председатель Банковской комиссии Палаты представителей Луис Макфэдден, выступая в Конгрессе, заявил: в мире существует «сверхгосударство, управляемое международными банкирами и международными промышленниками, действующими заодно, чтобы подчинить мир своей воле». В 1933 г. он обвинил Федеральную резервную систему «в присвоении 80 миллиардов долларов правительства США… Я обвиняю их… в заговоре с целью передачи иностранцам и международным ростовщикам права собственности и управления финансовыми ресурсами США» [25]. Стоит ли удивляться тому, что американский налогоплательщик, не зная деталей, но нутром своим чуя источник зла, не осуждал антиправительственные демонстрации и сторонников «сильной руки»?!