Страница 11 из 22
Подобно грибу, пробивающему асфальт, тотально обозначила себя жизненная необходимость национальной идентификации, культурной целостности и политической самостоятельности народов (что, конечно же, входило в противоречие с законами набирающего обороты мирового Рынка, по своей природе не считающегося с духовными, национальными и нравственными приоритетами).
В противовес императиву не знающего границ рынка в короткий исторический период на уровне инстинкта была прочувствована ценность национального своеобразия, как мощного стимула исторического существования. В связи с этим наметился духовный и социальный подъём, в котором национальная составляющая играла решающую роль в судьбе народов, наций и государств. Произошло, носившее защитный характер, сплочение «всех» перед лицом невидимого врага. Только во внутреннем единстве народы видели спасение от яда материализма, индустриального закабаления и бездушия мировых дельцов. Только сжатое в кулак сопротивление внеэволюционным процессам способно было предотвратить повсеместное духовное и культурное разложение, спасая от этнокультурного размывания (отмечу: речь идёт не о степени истинности движения, а о его исторической правомерности). Расставить точки над «ί» в этот критический период могла только сильная национально мыслящая власть, время действия и полномочия которой ограничивались решением поставленных задач (отмечу: речь идёт не о степени истинности движения, а о его исторической правомерности). Словом, не волюнтаризм личностей привёл к фашизму, а исторически предопределенный концепт подвёл к идее, тождественной диктатуре[15]. Фашизм не был детищем XX в. и не родился, как о том говорят некоторые исследователи, в «Государстве» Платона или правлении Юлия Цезаря. Не будучи детищем политических умозрений и в существе своём не являясь идеологией, фашизм не ограничивается одной лишь политической (партийной) формой, ибо выражает состояние души народа, терпящего бедствие в государстве. И заявляет он о себе в первую очередь в тех странах, народы которых первыми почувствовали смрадное дыхание исторического небытия. Поскольку «знак беды» заявил о себе тотально, «фашистское» движение можно найти в любом государстве первой трети XIX в. (Приложение I). Происходящее в «красной» России образумило часть западных приверженцев коммунизма. И в самом деле, – там, где национальное бытие поставлено вне закона, а на исконной религии поставлен крест, где поощряется «свобода» от духовной жизни и где разрушение нравственности и ценностей семьи идёт рука об руку с атеизмом, – не может существовать свободное общество! До европейской общественности докатилось эхо расстрелов православных иерархов и рядовых священников, которое заглушали взрывы русских храмов и «пулемётное» истребление коренного народа России. Бесы революции свирепствовали не только в СССР. В одной только Испании было разрушено более 20 тыс. храмов и монастырей, около 17 тыс. священников было убито и замучено! Диктатура Франко остановила беспредел. Опираясь на массовую поддержку народа, режимы искореняли мафию, сионистские и масонские организации. Была сведена к минимуму преступность и изгнаны плутократы, грабившие народы, среди которых они проживали. За всё это была уплачена немалая цена, но она соизмерима с искомыми результатами.
Любопытно, что изменившийся в Европе политический климат коснулся и СССР, о чём, по работе, знал шеф внешней разведки Германии бригаденфюрер Вальтер Шелленберг. В своих воспоминаниях («Лабиринт», 1952) он писал: «С 1929 г. Сталин дал указание германской коммунистической партии считать своим главным врагом не национал-социалистическую партию Титл ер а, а социал-демократов, с тем, чтобы поддержать германский национализм и противопоставить Германию западной буржуазии» (здесь и далее выделено мной. – В. С). Проводимая политика оставалась неизменной и в последующие годы. 26 июля 1939 г. немецкий дипломат К. Шнурре на дружеской встрече с советскими коллегами, выполняя инструкции министра иностранных дел Германии Иоахим фон Риббентропа, подчёркивал: несмотря на разногласия, «имеется одна общая черта в идеологии Германии и Советского Союза: оппозиция к капиталистическим демократиям Запада». В том же году 14 августа фон Риббентроп в телеграмме немецкому послу в Москве фон Шулленбургу писал о той же «черте», называя её фактором, сближающим обе страны: «капиталистические демократии Запада являются неумолимыми врагами как Национал-Социалистической Германии, так и Советского Союза»[16]. Примечательно, что ту же линию проводили и лидеры коммунистов, побеждённой к тому времени Франции, Морис Торез и Шарль Дюкло.
В ноябре 1940 г., Торез, не скрывая торжества, заявил о том, что «борьба французского народа имеет те же цели, что и борьба германского империализма. В этом смысле, фактически, можно говорить о временном союзе». Рупор компартии Франции газета «Юманите», усвоив расстрельные лозунги «старшего Брата», раскрывала глаза своим читателям на то, что «генерал де Голль и другие агенты британского капитала хотели бы заставить французов воевать за интересы Сити…»[17]. В полифонии радостных голосов участвовали не только французы, но и другие лидеры компартий Европы, включая «самого» Вальтера Ульбрихта.
Итак, будем помнить, что краху государства всегда предшествует разложение общества. В той же последовательности и в тех же качествах, в каких нарушение молекулярной плотности, скажем, монолита приводит к его разрушению. Хотя при радении о целостности и крепости национального «кремня» необходимо считаться с тем, что при гипотетической однородности общественных единичек каждый индивид может делиться лишь тем, что сам имеет и что сам знает. При бедности содержания возможна только «механическая случайная связь, образующая агрегат, а не организм», – писал Вл. Соловьёв по другому поводу, но как будто к нашей теме. Следовательно, социальное бытие является исторической данностью, лишь когда олицетворяющий его народ наполнен позитивным содержанием, когда вдохновлён чем-то большим, нежели обыденное здравомыслие. А это и есть то, что определяется не отдельными гениями и не количеством ярких индивидуальностей, а внутренней осмысленностью людей, сопряжённых с общей для всех идеей. Последняя вовсе не означает одинаково-мыслие неких «тоталитарных частичек», но является связующим веществом для народа, способного на историческое существование; народа, достойного великой миссии.
Несколько слов о набивших оскомину ценностях демократии не в декларациях, а в прикладной её ипостаси.
Говоря о некоторых завоеваниях «демоса» в странах Запада, замечу, что они пошли на убыль в связи с упадком «империи зла», коей для «империй добра» испокон веков была Россия. После того как СССР канул в небытие, у Запада отпала необходимость соревноваться с его реальными заслугами, как то: бесплатное образование, медицина, льготы для творческих союзов, дотационные программы для детей и юношества, льготы для стариков, и многое другое.
Это позволило «капиталу» значительно сократить свои социальные программы. Таким образом, закат «империи зла» освободил от искушения добродетелью правительства, компании и корпорации. Добродеяние стало заложником личных инициатив и «частной» совести воротил большого и малого бизнеса. Впрочем, ещё и потому, что на повестке дня стояла идея Глобализации.
Что она означает?
Александр Зиновьев отвечает на этот вопрос: «Тот мировой процесс, который называют «глобализация,», есть на самом деле новая мировая война. Ведёт её западный мир во главе с США. Война идёт за обладание всей планетой и, более того, за контроль над всей социальной эволюцией человечества» (Здесь и далее выделено мною. – В. С.) [18].
Со своей стороны осмелюсь добавить: Глобализм являет собой действенную систему превращения человека в его духовному национальном и культурном своеобразии в Мирового Потребителя; по сути – в психологического, экономического и социального раба, «севшего на иглу» Мирового Рынка. Последний в свою очередь есть лишь способ превращения человечества в Глобального Раба. Однако «способ» этот, в ходе применения став инструментом «большой политики», притупился довольно быстро.