Разбуди меня

Тогда и мне нечего здесь делать.

Спрыгнув со скамьи и повернувшись спиной к главному действу, она кое-как выбралась из взбудораженной толпы школьников и спустилась в подтрибунные помещения, где смогла наконец вздохнуть свободно. Здесь было непривычно пусто, и доносящийся с поля шум казался далёким и приглушённым. Гермиона пошла к тому выходу, который, по её предположениям, должен был вести напрямую к замку, но когда поднялась по ступенькам, поняла, что оказалась в стороне теплиц мадам Стебль. Обходить стадион по улице, где значительно усилился неприятный ветер, не хотелось, поэтому Гермиона вернулась обратно, но не успела она свернуть в основной коридор, как вдруг её прижало к стене чьё-то крепкое разгорячённое тело.

— Это не в твоём стиле, Тео, — выдохнула она, мгновенно узнав его тяжёлое, опаляющее мочку уха дыхание хищника.

— Почему же, — усмехнулся он, не отрываясь от своего увлекательного занятия, — нападать со спины как раз в стиле слизеринцев.

— Я не об этом, — не без лукавства заметила Гермиона и вдруг круто развернулась — так, что взметнувшиеся густые волосы задели его висок. — Ты молча ушёл с поля, даже не поиздевавшись над проигравшими. Не похоже на тебя.

— Я поиздеваюсь над всеми сборными сразу, если мы возьмём Кубок, — как ни в чём не бывало сказал он, утягивая Гермиону за собой. — А пока праздновать рано, да и к тому же у меня есть гораздо более важные дела.

Ещё несколько шагов, поворот за угол, и Тео взмахом палочки распахнул неприметную белую дверь в тупике короткого коридора. Войдя внутрь, он с грохотом захлопнул её и подтолкнул Гермиону вплотную к деревянной поверхности, чтобы продолжить начатое.

— Мерлин!.. — она попыталась высвободиться, чтобы понять, где они находятся. — Ты же не собираешься прямо здесь, под трибунами...

От его прикосновений и поцелуев кружилась голова, мозг с каждой секундой соображал всё хуже, а ноги и вовсе отказывались держать свою ношу. Из последних сил Гермиона нащупала ручку и рванула на себя только что закрытую дверь, но сильная рука схватила её за запястье и властно притянула назад.

— Именно здесь и именно сейчас, — не терпящим возражений тоном ответил Тео, запечатывая дверь невербальным и не оставляя своей добровольной жертве никаких шансов. — Пытаешься убежать от себя, малышка? Не выйдет. А от меня — тем более.

Гермиона почувствовала, как румянец обжигающей волной приливает к её щекам, и, признав своё поражение, с покорным стоном обвила Тео за шею. А он не мог оторвать взгляда от этой изумительной девушки, которая неожиданно быстро — но так сладко — сдалась, и только окончательно убедившись в этом, вновь обрушил на неё свою неукротимую страсть.

Он рвал на ней одежду руками и зубами, то и дело прерываясь на жадные, лёгкие укусы: доставалось плечам, ключицам, а больше всего шее, от которой исходил такой знакомый, сводящий с ума аромат его Гермионы... Он хотел её безумно, до боли в мышцах, до зашкаливающего пульса, до помутнения рассудка, и потому безжалостно раздирал её гриффиндорскую форму, нарочно пощадив лишь красно-золотой галстук, закинутый за шею, и нижнее бельё, придававшее ей ещё более обольстительный вид.

А Гермиона не то что не сопротивлялась его яростной атаке — напротив, она с каждой секундой удивляла его всё больше: чувствуя его пальцы и губы буквально повсюду, она тихо стонала от блаженства и той истомы, которая горячей волной разливалась по её телу, истосковавшемуся по ласке за эти несколько дней после приезда. Она с готовностью и даже каким-то рвением откликалась на головокружительный, бешеный натиск Тео, который не только не пугал её, но наоборот побуждал отвечать, и отвечать активно.

Путаясь пальцами в тёмных волосах Тео, свободной рукой она расстегнула его зелёную мантию и отшвырнула куда подальше, потом стащила с него защитный жилет, за ним футболку и наконец добралась до обнажённого торса. Вид его прекрасно сложенного тела и ощущение под подушечками пальцев взбугрившихся от напряжения мышц заставил её окончательно потерять голову, и Гермиона, смутно понимая, чем ей это грозит, в нетерпении закусила губу и одним рывком расстегнула его спортивные брюки.

Тео зарычал от возбуждения, в порыве прикусывая её руку чуть выше локтя, а Гермиона в ответ лишь теснее вплела пальцы в его волосы и ближе притянула к себе. Она желала его всего, без остатка, уже без всякого стеснения подаваясь навстречу его руке, сорвавшей то, что осталось от школьной юбки, и дразняще поглаживающей внутреннюю сторону её бедра. Она шептала что-то неразборчивое, поощряя действия мужчины, держащего её в цепком кольце своих рук, мечтая слиться с ним в единое целое и ощутить его опьяняющую, подавляющую, неоспоримую власть над собой.

— Тео... — задыхаясь, прошептала она, когда он сорвал с неё последние остатки одежды и умело сжал нежную грудь в своих горячих пальцах; его тепло чувствовалось даже через ткань бюстгальтера, а уж теперь... — Прошу, поцелуй меня.

Он не смог даже ухмыльнуться — настолько желание обладать ею сию секунду превалировало над всеми остальными эмоциями — но, конечно же, воплотил её мечты в реальность. Стоило ему накрыть её губы, как она мгновенно ему ответила, да так, что голова пошла кругом: нежный язычок сам скользнул в его рот, исследуя и познавая, возбуждая и дразня... У Тео окончательно сорвало крышу. Вместе с жарким, полным огня поцелуем он стащил с Гермионы трусики и глубоко вошёл в неё, продолжая ласкать грудь, и почти сразу услышал её восторженный крик, такой громкий, такой восхитительный...

Это было самое прекрасное, что он когда-либо видел, слышал, испытывал — его любимая дрожала в его объятиях, в приступе удовольствия впиваясь ногтями в его спину, подставляя под его неистовые поцелуи жаждущее тело и всем своим видом прося ещё.

И он был с ней на одной волне, хотел снова слышать её крики, снова чувствовать, как она содрогается в его руках, и как отзывается на его ласки каждая её клеточка, снова видеть затуманенный желанием взгляд и доводить — вновь и вновь — до самого пика.

— Да, Гермиона... — хрипло шептал он, не давая ей прийти в себя и двигаясь в среднем темпе, чтобы максимально продлить ей удовольствие. — Сколько же в тебе огня, моя маленькая гриффиндорка!..

А она распалилась не на шутку и уже начала двигаться сама. Эта её активность буквально доводила Тео до исступления, и он, из последних сил собрав волю в кулак, подхватил Гермиону на руки и куда-то понёс. Сквозь пелену блаженства, заполнившую все чувства, она отдалённо слышала шлёпанье его босых ног, потом звук, подобный открывающейся двери шкафа, и наконец плеск воды.

— Где мы?.. — тяжело дыша, спросила она, вновь пытаясь осмотреться.

— В душевой квиддичной раздевалки, — прямо ответил Тео и, не дав ей опомниться, ловко развернул лицом к стене и шлёпнул. — Расслабься, крошка, сюда никто не зайдёт.

— Не знаю, можно ли тебе верить... М-м-м...

Попытка съязвить не удалась: Тео крепко схватил её за бёдра и снова вошёл до упора, дрожа от возбуждения.

— Боже!.. — застонала Гермиона, цепляясь пальцами за крючки для полотенец, хотя это было излишним: Тео ни за что бы не позволил ей упасть. — Мы занимаемся этим... в раздевалке!..

— Причём слизеринской, — многозначительно хмыкнул он, двигаясь в ней рваными, непредсказуемыми толчками — так, что Гермиона стонала уже почти не переставая. — Чёрт, давно мечтал взять тебя сзади.

— Негодяй! — прошипела Гермиона, но не столько от возмущения, сколько от его сводящих с ума толчков.

— Я уже говорил, что мне нравится, как ты ругаешься? — вкрадчиво прошептал он, замедляя темп, чтобы раздразнить её ещё больше, хотя контролировать собственные движения ему удавалось с большим трудом. Это было великим искушением: держать в руках истекающую от желания девушку, видеть капельки пота на её бархатной коже, слышать её ругательства пополам с просьбами — и продлевать, растягивать это мучительное неземное наслаждение. — А я смотрю, ты уже не такая принципиальная, как раньше. Вряд ли в школьных правилах есть пункт, разрешающий секс в раздевалках.