Ничья

Когда она шла сюда, она не думала о том, что увидит здесь, она даже не пыталась что-то представить или предугадать — она просто шла, понимая, что ей это нужно. Но сейчас все идет слишком не по плану, и она не может понять, что ей делать и как реагировать. Она предполагала, что будет испытывать ненависть к женщине, которая бросила ее, даже не попытавшись дать ей шанс на нормальную семью. Но ненависти нет — есть только опустошенность, изумление и какое-то непонятное смущение. Она бы не дала ей больше двадцати пяти лет, такой она кажется молодой и хрупкой, только морщины у глаз и глубина глаз говорят о жизненном тяжелом опыте.

На худом, неестественно-бледном теле старая, потрепанная, едва ли не мужская одежда висит мешком, кожа покрыта странными пятнами, синяками и царапинами, живот сильно выпирает, едва прикрытый короткой растянутой футболкой, руки ни мгновение не держатся на месте, сжимая то край одежды, то старое покрывало на кровати, то карябая грязную стену, отдирая штукатурку.

— Ты пришла, чтобы убить меня?.. — шепчет Кэролайн, облизав губы, и снова вжимается в стену, испуганно глядя на оружие Елены, которая, перехватив ее взгляд, убирает пистолет во внутренний карман и качает головой.

— Я не знаю, — глухо отзывается она и поджимает губы, потом резко вскидывает глаза и внимательно смотрит на нее. — Ты ведь не узнаешь меня, верно?

— А должна? Извини, если мы где-то пересекались, я за свою гребанную жизнь видела столько человек, что попросту перестала запоминать имена и лица, чтобы не сойти с ума. Так что прости, но я понятия не имею, кто ты. Хотя, — она делает паузу, и шум в ушах Елены становится громче, — я бы запомнила тебя, если бы видела раньше. Ты очень красивая.

— Меня зовут Елена, — слова срываются быстрее, чем она успевает себя остановить. Кэролайн хмурится, непонимающе смотрит на нее и легко пожимает плечами.

— Редкое имя, я точно тебя не знаю. Вообще не помню, чтобы хотя бы раз в жизни сталкивалась с таким… — она вдруг осекается, задохнувшись от дикой догадки, и ошарашенно смотрит на нее, с трудом дыша. — Нет… Этого не может быть… — Кэролайн поднимается, с трудом держась на ногах, и медленно подходит к ней, касается кончиками пальцев ее щеки, и Елену передергивает от холода ее кожи. — Это не правда… Этого просто не может быть…

— Но это случилось, — выдыхает она, ощущая, как в голове все гудит и глаза странно болят, словно их что-то пытается выдавить наружу, и она крепче сжимает кулаки, стиснув челюсти.

— Елена… — женский голос ласкает ее имя, и она вздрагивает, шумно хватая ртом воздух, — так назвали мою дочь, которую я не смогла оставить себе… Я боялась выбирать имя, чтобы не привязаться к малышке, и сказала подругам самим сделать выбор. И они выбрали именно его… Елена… — на глазах Кэролайн выступают слезы, и она цепляется за плечи Елены, чтобы не упасть. — Это ты, боже мой, это реально ты… Дочка…

Последнее слово отдается пощечиной, и Елена отшатывается, резко оттолкнув от себя руки матери. Сердце бешено стучит в груди, словно желая вырваться наружу, воздуха катастрофически не хватает, и она пытается взять себя в руки, со злостью понимая, что все тщетно.

— Я не твоя дочь, — практически шипит она, шипя сквозь зубы, — если ты меня родила, это не значит, что ты можешь называться моей матерью. Ты ничего не сделала для меня, кроме того, что породила меня на свет, на свет, который отвернулся от меня вместе с тобой! — ее голос подскакивает, и Кэролайн вздрагивает, как от удара, и поджимает губы.

— Я понимаю…

— Нет, ты ничего не понимаешь. Ни черта! Все эти годы я пыталась понять, чем заслужила такое обращение, такую судьбу и такую ненависть от всего мира. Я глупо верила, что, может, ты захочешь встретиться со мной, хоть как-нибудь объявишься, хотя бы раз. Но тебя не было. Ни через пять лет, ни через десять. Тебе просто была не нужна обуза в моем лице, я была тебе не нужна.

— Елена, пожалуйста…

— Лучше молчи. Дай мне сказать все, что я держала в себе все это время, пока я, как последняя дура, надеялась, что женщине, которая когда-то подарила мне жизнь, не плевать на меня. А потом я узнала, кем ты была, какую вела жизнь, и не удивилась тому, как ты поступила. Зачем я была тебе нужна? Маленький комок постоянного беспокойства и нервов, за которым нужно ухаживать, на которого надо тратить деньги, время и нервы. Зачем тебе это было? Тебе ведь нужен был только алкоголь, секс и наркотики, но никак не ребенок.

— Мне жаль, — Кэролайн делает шаг вперед и сжимает ее руку, вцепившись в нее мертвой хваткой, — ты меня сейчас ненавидишь, я понимаю, я заслужила это. Было бы странно, если бы ты была рада меня видеть, потому что я правда ужасно с тобой поступила. Но тогда я думала, что так будет правильнее — с моим образом жизни ты бы долго не прожила, у меня не хватало денег, чтобы прокормить тебя, мне на себя не хватает. Да, я поступила ужасно, я бросила тебя и полностью заслуживаю такое обращение, но просто подумай, посмотри на себя — ты выросла, ты хорошо одета, ты ухоженная, невероятно красивая и живая. У тебя есть жизнь, может, даже хорошая жизнь, а со мной у тебя бы не было ничего, возможно, тебя бы вообще уже не было.

— Но я тогда хотя бы знала, что моей матери не плевать, — сипит она, сглотнув.

— Мне не плевать, мне было очень больно тебя отдавать, Елена. Я с детства мечтала о дочери, но иногда приходится делать выбор и отступать от того, чего хочется. Я боялась, что с тобой что-нибудь случится, если я оставлю тебя себе. Так был шанс, что кто-нибудь заберет тебя и поможет встать на ноги, а я на это просто не способна. У меня ничего нет, я кочую по городу, ем когда удается что-то украсть, потому что денег нет, я почти ничего не умею, меня даже на работу не возьмут, и мне страшно, — слезы стекают по ее щекам, и она шумно сглатывает, дрожа всем телом, — мне дико сейчас страшно, потому что я забеременела во второй раз, а у меня даже не было возможности сделать аборт. И я понимаю, что он вот-вот родится, а мне не хватает еды даже для себя. Я не знаю, что мне с ним делать и как быть, потому что я одна и помощи ждать неоткуда…

— Его? — спрашивает Елена, нахмурившись. — У тебя будет мальчик?

— Я… я не уверена… — Кэролайн облизывает губы и кладет руки на свой живот, неожиданно нежно проведя по нему кончиками пальцев, — но я помню, как было с тобой, а сейчас все иначе. Я думаю, что там мальчик, по крайней мере в голове сидит именно эта мысль.

— И сколько осталось времени?

— Я не знаю, уже скоро, — она стискивает челюсти и садится на кровать, опустив голову. — Когда я рожала тебя, я была с другими девушками, мне помогали, я не была одна и меня поддерживали, говорили, что делать и как себя вести. А сейчас я совсем одна, и мне очень страшно, потому что я боюсь, что могу… могу умереть… А я так хочу жить, — снова слезы выступают на ее глазах, и женщина обхватывает себя руками, пытаясь согреться, — я так люблю жизнь, какой бы дерьмовой она ни была. Но я сомневаюсь, что у меня получится бороться…

— Ты будешь здесь? — вдруг решительно спрашивает Елена, распрямившись, и Кэролайн непонимающе смотрит на нее, часто моргая. — Здесь есть поблизости магазин? Я куплю тебе еду, воды и… не знаю, что-нибудь еще на первое время. А ребенок… Я могу тебе помочь, — она пугается своих слов, но уже не может остановиться.

— Как?

— Я… я договорюсь с одним человеком, и тебя определят в больницу. Ты там родишь, и ребенка сразу же определят в какую-нибудь семью, чтобы он… чтобы он не повторил мою историю, — уже тише заканчивает она и облизывает губы.

— Но… но зачем это тебе? Зачем ты помогаешь мне?

— Я помогаю не тебе, а ребенку, который не виноват, что ему досталась такая семья. Когда-то в моей жизни нашелся человек, который вытащил меня из дерьма и дал ему шанс начать новую жизнь. Я собираюсь поступить так же с этим ребенком.

— Господи… — она тянется, чтобы коснуться губами ее руки, но та отшатывается, с презрением посмотрев на нее.