Hassliebe. Афериsт

— Сколько их? Кто был в той комнате?

— Че-человек семь, — пролепетал мальчик, облизав губы, — у них там выход запасной, мы здесь сначала сидели, а потом меня оставили здесь, а остальных…

— Все будет хорошо… Как тебя зовут?

— Дж-Джон.

— Отличное имя. Так вот, Джон, сиди здесь и не шевелись. Сейчас за тобой придут, я же пойду и постараюсь догнать их, идет? Ничего не бойся, все уже позади.

Удостоверившись, что его не видно, мужчина выбежал через заднюю дверь, сжимая в руке пистолет и прислушиваясь. Сердце бешено колотилось в груди, и он не понимал, от чего — восторга или адреналина. Каждый раз ему приходилось сбегать, скрываться, следить за тем, чтобы его не нашли, не поймали, не настигли, не оставлять улик, предугадывать действия других людей, и сейчас все это очень разнилось в ситуацией. Они словно действовали по плану, словно ждали его, разыгрывая спектакль. Глупый, изощренный и необъяснимый спектакль. Ему не нравилось то, что он именно необъяснимый, но сейчас на это не было времени.

Выйдя на улицу, он увидел, как опера несутся в лес, держа оружие наготове и, подняв голову, заметил, как от здания в лес углубляется толпа людей в серых одеждах.

— Суки, — выдохнул он и ускорился, вклиниваясь в толпу. Времени все обдумать и постараться понять, кто все это устроил и зачем, не было, и он просто бежал через лес.

Люди рассеялись по нему, периодически перекрикиваясь, иногда раздавались выстрелы, и другие бросались на шум, намереваясь узнать, кто пострадал. В какой-то момент Киллиан увидел впереди на дороге тело и, остановившись, скользнул рукой по его шее. Пульса не было, и он, покачав головой, бросился дальше, стараясь вытряхнуть из головы мысль о том, что только утром этот человек стоял на крыльце их отделения и курил, а сейчас лежит на грязной земле с простреленной головой.

Через какое-то время сработала рация в его кармане, и Джонс, упрекнув себя в том, что он вообще ее взял, пошел обратно, злясь из-за того, что упустил преступников. Подойдя к группе оперов, он заметил семерых детей, в том числе Джона, и даже улыбнулся ему, хотя на душе было паршиво.

— Ты идиот?! — он не успел даже подготовиться, как к нему подскочил Август и со всего размаху ударил его по лицу. Красный от ярости, он буквально рычал, трясясь всем телом. — Ты что натворил, кретин?! Из семи преступников удалось убить четверых, плюс тот, что в здании! А другие два на свободе! И все потому, что тебе яйца прижало раньше всех попереться?! Ты гребанный урод, Джонс! Ты рисковал жизнями людей, которые зависели от нас! Ты хотя бы это понимаешь?!

— Но заложники же целы, — отозвался тот, поджав губы, хотя мысленно сам ругал себя гораздо сильнее, чем сейчас орал Бут. Киллиан даже толком не понял, что его подтолкнуло идти вперед всех, вообще не думая о последствиях.

— Дети да, но воспитательницы с ними не было. Видимо, они взяли ее с собой. Так что можешь считать, что на твоей совести минимум три жизни!

— Я отвечу за это, — Джонс поднял голову, поджав губы, — отвечу по всем параметрам, потому что мой поступок был глуп. Я отдаю себе в этом отчёт.

— Идиот! — снова прорычал генерал, сжав кулаки, и потом, немного придя в себя, повернулся к хмурому Грэму. — Все на месте? Нужно еще раз прочесать лес, а остальные пусть отвезут детей в город, их родители наверняка в панике.

— Сэр, — к ним подошел бледный Дэвид, кусая губы, — мы… мы не можем найти Эмму.

— Ч-что? — голос мужчины резко сел, и он закашлявшись, побледнев. — То есть?

— Ее рация не принимает сигнал, и ее никто не видел уже некоторое время. Сама на связь она не выходила, и…

— Дерьмо! — выругался Киллиан и, развернувшись, бросился в лес, выхватив пистолет.

— Джонс! — заорал ему вслед Бут. — Вернись!

Но он только ускорился, переходя на бег, почти не разбирая дороги под ногами. В голове все плыло, и он не думал ни о чем, потому что в голове билась только одна мысль — не дай Бог с ней что-нибудь случилось, не дай Бог на этот раз он не успеет, не дай Бог он снова будет виноват.

Киллиан почти видел картину, как она лежит на траве, с пустыми, остекленевшими глазами, смотрящими в пустоту, в крови, и его едва не вывернуло наизнанку от накатившей тошноты. Все тело тряслось, как в истерике, и он глубже вдохнул лесной воздух, оглядываясь по сторонам.

— Свон!

Ответом была тишина, гнетущая и мерзкая, которая только сильнее давила на напряженные нервы. Скрипнув зубами, он замер, оглядевшись, и крикнул снова, напрягая связки.

— Эмма! Свон! Эмма!

Только будь жива, только будь жива… Эти слова крутились в его голове, как мантра, и он снова и снова повторял их шепотом, дыша с трудом. Ему все труднее было идти, потому что его разум заранее подложил картинку мертвой девушки.

— Ты не умрешь! — заорал он, упорно идя дальше, почти ничего не видя от гнева. — Ты не умрешь, черт возьми!!!

В какой-то момент за бугром он увидел копну белых волос, и внутри все замерло. Покачнувшись, Джонс привалился к дереву, на секунду потеряв точку опоры, и почти перестал дышать, глядя в одну точку. Его разум кричал, чтобы он развернулся и не подходил ближе, но он, едва переступая ногами, подошел к телу и, упав на колени, перевернул его, не моргая.

Облегченный вздох сорвался с его губ, когда он понял, что это не Эмма. Видимо, это была та самая воспитательница, которую преступники забрали с собой и после оставили здесь. Проверив ее пульс и поняв, что все кончено, Киллиан достал мобильный и, стараясь говорить как можно спокойнее, коротко сообщил Дэвиду, где искать тело. А сам поднявшись с трудом, пошел дальше, снова получив крохотную надежду, что он найдет Эмму живой.

Еще десять минут поисков, и он остановился, не шевелясь, оглядывая опушку и темнеющий лес вокруг. Он даже не знал, жива ли она, есть ли шанс ее спасти или он найдет уже тело, которому ничто не поможет. Джонс вздрогнул, прижав руку к груди, стараясь поймать это новое чувство, которое горело кислотой на языке. Он боялся? Беспокоился? Волновался? Ему было страшно, ему было страшно, что увидит эти зеленые глаза безжизненными и пустыми. По его вине.

Снова собравшись с силами, он двинулся дальше, скользя глазами по округе и периодически зовя девушку по имени, не жалея легкие и горло. Кашель душил, и очень хотелось пить, но он не переставал звать, все еще надеясь, что услышит ответ.

Его рация снова и снова вызывала его, и Бут в ярости требовал, чтобы он вернулся, говорил, что это приказ, угрожал ему, но он не обращал внимание на шум, скользя пустым взглядом по однотипной картине вокруг.

В какой-то момент ему уже казалось, что он сам заплутал и не найдет выхода, как вдруг ему показалось, что после очередного его крика он услышал где-то отклик. Вздрогнув, он поднял голову и снова закричал, максимально громко, тщательно прислушиваясь.

— Эмма!

Несколько секунд показались ему целой вечностью перед тем, как до него донесся другой голос, зовущий его по имени.

— Киллиан!

— Эмма! Эмма! — развернувшись на голос, он бросился бежать, мельтеша глазами по окружающей его местности, и в какой-то момент заметил, как между деревьев, держась за их стволы, идет шатающаяся фигура.

Идет. Жива. Эмма. Всего три слова, которые дали ему силы, и Киллиан, рванув вперед, через минуту подлетел к плачущей Эмме и сгреб ее в охапку, прижав к своей груди.

— Господи, Эмма! Ты… ты жива!

— Киллиан… — шептала она снова и снова, вцепившись в его куртку, с трудом держась на ногах, — я… Я убила одного из них и… я не знаю, я упала в какой-то момент и ударилась головой. Отключилась, кажется, а потом попыталась встать, но нога… — она поморщилась, едва не упав, и Джонс помог ей сесть, не отпуская ее холодную ладонь, — подвернула… Я не знаю точно, но идти больно.

— Ничего, теперь все будет хорошо, — просипел он, скользнув рукой по ее щеке, стирая слезы. Девушка замерла, глядя в его огромные от страха и облегчения глаза, и накрыла его ладонь своей, крепче прижав ее к своему лицу. — Я… я так боялся, что ты… что ты погибнешь… из-за меня… снова… Я так боялся, что ты… — он поджал губы и прижался лбом к ее лбу, тяжело дыша. — Господи, Свон…