Страница 2 из 13
— Помочь! Помочь непременно. Ты вот что… Ты меня извини, конечно, но не мог бы ты сегодня сделать этот путь за меня? А? На моторке, с ветерком? Так сказать, взбороздить волны — в пене и брызгах?
— Взбороздить? — сказал Тимоша.
— Да, пожалуйста.
— А вы?
— Я боюсь Минуса.
— Я тоже не люблю, если минус.
— Ну, тебе-то он ничего не сделает.
— А вам?
— Мне?.. Мною он пренебрежет.
Никогда еще не видел Тимоша, чтобы взрослый человек так дрожал и боялся. При одном только слове «пренебрежет» он так весь сжался и заерзал, что Тимоше стало трудно говорить ему «вы».
— Послушай, — сказал он. — Послушайте. А где она, ваша моторка? Я хотел бы на нее сначала посмотреть.
— Прекрасное! Замечательное судно! — оживился АБ. — Идем, это здесь рядом. Непотопляемое, обтекаемое, автоматизированное! Ребенок может управлять.
— Я не ребенок, — сказал Тимоша, уже было двинувшийся к дверям.
— А если б и ребенок — что тут плохого?
Они вышли в сад и, пригибаясь под яблонями, спустились к берегу озера, причем АБ все время забегал вперед и покусывал пальцы от нетерпенья. Рюкзак шлепал его по спине и сверкал заплатами. Он первый подбежал к воде, оглянулся и достал из кармана коробочку.
— Где же ваше обтекаемое и непотопляемое? — спросил Тимоша.
— Все мое ношу с собой, все мое ношу с собой, — забормотал АБ и бросил коробочку в воду.
В тот же момент неизвестно откуда появилась старенькая моторка — будто выскочила из камышей и закачалась, и запрыгала, переваливаясь на воде помятыми боками.
АБ подтащил ее к берегу за якорную цепь, поцеловал на прощанье в ржавый нос и передал цепь Тимоше.
Тут бы и спохватиться нашему Тимоше, тут бы и отказаться… Так нет же!
Будто он был маленький, будто не понимал, что от хорошей жизни никто не отдаст даром такой замечательный корабль. Он только боялся, что АБ передумает, и поэтому быстро-быстро залез на сиденье и вцепился в штурвал.
— Главное — береги голову! — крикнул ему в ухо АБ, запуская мотор.
— Почему голову? — закричал сквозь грохот Тимоша.
— Имеем — не жалеем! — закричал АБ, и моторка понеслась.
Брызги и пена, две волны на носу, справа и слева, гладкие, как стружки, ветер в лицо и за шиворот, мы мчимся вперед и вперед — какое это было счастье!
Увы, недолгое — очень недолгое.
Сначала Тимоша понял, что не действует штурвал. Его можно было поворачивать туда и сюда, можно было крутануть несколько раз, а то и вовсе вынуть из гнезда и выкинуть за борт — непотопляемая все равно неслась по прямой. Потом он почувствовал, что у него промокли ноги. Он поглядел вниз и увидел настоящий праздник фонтанов. Вода била из дна десятками струек, а через самую большую дыру успели заплыть две рыбешки, которые тут же начали хватать Тимошу за шнурки ботинок, думая, видимо, что это такие неизвестные им червячки.
И в довершение всего он увидел перед собой остров.
Ни про какой остров на их озере ему не приходилось раньше слышать. Не мог же он вырасти за одну ночь со всеми своими деревьями и кустами? Но он вырос, и моторка неслась прямо на него. Издали он казался довольно зеленым и мягким на вид, но вскоре стало заметно, что со всех сторон его окружают острые камни, торчащие из воды. Только теперь Тимоша понял, почему АБ советовал ему поберечь голову.
Он в отчаянии стал пинать ногами мотор, но тот, конечно, и не подумал выключаться. Если бы удалось найти хоть какую-нибудь подушку или матрас, чтобы не разбиться! Но в кабине не было ничего мягкого, кроме пары старых валенок, засунутых под сиденье.
Камни были уже совсем близко.
И тут Тимоше пришла замечательная мысль.
Какой бы он ни был «бессердечный», но голова-то у него работала.
Он выбрался на нос моторки и лег ногами вперед.
Ему едва хватило времени прикрыть валенками грудь и живот, как эта замечательная, эта обтекаемая и непотопляемая, эта волшебная моторка врезалась со своими рыбами и фонтанами в здоровенный валун и выстрелила Тимошей вперед, как из пушки.
Тимоша перелетел оставшуюся полоску воды и плюхнулся в желтый песочек. Валенки пролетели еще дальше и застряли пятками кверху в прибрежных кустах.
Доктор Минус
И вот теперь он лежал один на пустом песчаном берегу и боялся раскрыть глаза. Потому что в трех метрах от него из воды торчала голова с буграми и шишками, с зубами и клыками, с какими-то гадкими гримасами и ухмылками — да-да, голова настоящего крокодила. Ничего ему не померещилось — он все точно разглядел с первого раза, и больше глядеть ему не хотелось.
«С чего я взял, что он хочет есть, — думал Тимоша. — Пасть можно разевать и от скуки, и от жары, как, например, собаки. А интересно, что он думает обо мне? Может, он боится ружья? Как бы ему сказать, что у соседа Бирюкова есть ружье? Нет, он не поверит. Лучше показать ему, что я тоже хочу есть. Он же не знает, что я не люблю крокодилятины, — может испугается».
Тимоша сел на песке, раскрыл наконец глаза и начал с шумом нюхать воздух, глотать слюни и щелкать языком.
Крокодил, видимо, понял это по-своему.
Он вылез еще больше из воды, закивал, зачмокал, и на морде его появилась этакая мерзкая радость — мол, «ага, точно, хорошо бы чего-нибудь пожрать».
— Буль-буль, — сказал Тимоша и показал руками и головой, как плавают рыбы и какие они вкусные. — Ры-ба. Ры-ба. Поймай, — сказал он громко для пущей понятности.
Крокодил крякнул, сморщился и даже слегка сплюнул — мол, так они ему надоели, что он видеть их не может, а хорошо бы чего-нибудь новенького. И подполз еще ближе к Тимошиной ноге, так что только хвост его оставался в воде.
— Кар-тош-ка, кар-тош-ка, — неуверенно предложил Тимоша, слегка отползая.
«Гадость», — фыркнул крокодил, медленно продвигаясь вперед.
— Клубника! — пискнул Тимоша.
«Сам ешь», — мотнул головой крокодил.
— Мороженое! — завопил Тимоша, вскочил и бросился бежать.
В тот же момент кто-то цепко схватил его за руку.
— Ой-ё-ёй! Я невкусный! — заорал Тимоша.
— А где доказательства, где доказательства? — сказал чей-то голос над его головой.
Очень тощий и длинный человек стоял над ним и разглядывал сквозь очки.
Тимоша оглянулся.
Крокодил, пятясь, уползал назад и так заводил к небу глаза, будто ничего на свете его не интересовало, кроме двух стрекоз, гонявшихся друг за другом над камышами. Тощий человек погрозил ему тростью, и крокодил юркнул в воду, изобразив напоследок такую невинность, что «просто я не понимаю, о чем вы тут говорите». Очки грозно сверкнули, уставились на Тимошу, потом на обломки моторки, подсыхавшие на камнях, — тощий вздохнул и покачал головой.
— А я не виноват, — сказал Тимоша. — Он сам меня засунул в эту моторку, а заворачивать не научил и тормозить тоже. Она как помчалась, а я…
— Помолчи, — сказал Тощий. — Вижу тебя насквозь. Читаю мысли. Не одобряю. Ответа не скажу.
«Во дает, — подумал Тимоша. — Куда же это я попал? Наверно, это и есть пункт Б. А длинный — тот самый Минус. Ну я и влип».
— Верно. Так оно и есть. Я тот самый. Доктор Минус. Неподкупный. Вездесущий. Никому не верящий. Никем не любимый.
«И плешивый», — подумал Тимоша.
— И плешивый, — подтвердил доктор.
Тимоше снова стало страшно.
— Я хочу домой, — захныкал он. — Я устал. И мне еще уроки надо сделать.
— Хорошо. Твой дом в западном пригороде, номер сто двенадцать. Восьмая аллея. Комната три. Электричество, ванна и телефон. Я провожу.
— Нет, я в свой дом хочу. К бабушке. Она меня, наверно, ищет — опять я буду бессердечный. Отвезите меня, пожалуйста, обратно.
— Не говорите глупостей. Невозможно. Вы поступили на работу. С завтрашнего дня начинать. В восемь утра. Без опозданий. Без замечаний. Болеть — только опасными болезнями. Насморк и свинка — не в счет. Вам понятно?