Страница 13 из 13
— Но почему? — воскликнул Тимоша. — Кто сказал, что нельзя?
— Ее математическое величество, моя мама. Я рассказала ей о нашей встрече, и она… Она пришла в ужас.
— Моя тоже — чуть что, сразу в ужас приходит.
— Она сказала, что это совершенно недопустимо, что вам ни в коем случае нельзя у нас оставаться, и хотела послать целый отряд интегралов, но я упросила ее, чтобы она разрешила мне самой…самой отвезти вас, куда вы пожелаете.
— Но почему? Почему?
— Потому, что вы можете нарушить весь строгий порядок, царящий в нашей стране. И это правда — вы пробыли совсем недолго в пункте Б, а устроили там настоящее столпотворение.
Тимоша виновато потупился, и в голове его сама собой зазвучала очень грустная мелодия.
— Нет-нет, прошу вас! — воскликнула девочка и даже заткнула уши. — Этого мне тоже нельзя. Я обещала маме, что не буду слушать никакой музыки. Лучше попросите меня о чем-нибудь. Мне бы так хотелось сделать для вас что-нибудь приятное.
— Приятное? Вы и так уже спасли меня — разве мало?
— Какие пустяки. Доктора бы все равно не могли вам ничем повредить. Они страшны только тем, у кого в голове все подчинено числам. Скорее, я не вас спасла, а их. От позора.
— Тогда скажите им, чтобы они не наказывали Желтенького за дружбу со мной.
— Обязательно. А можно я награжу вас орденом?
— За что?
— Не знаю. Все просят у меня орденов — я думала, это каждому приятно. Смотрите, какие есть красивые (она открыла специальный ящичек под штурвалом): первой степени, второй, третьей. А вот еще очень важный логарифм.
— Мне больше нравится вон тот, — сказал Тимоша.
— Орден Равенства? Награждаю вас им за… за смелость, за сообразительность и за прекрасный концерт. И еще за то, что вы такой хороший и необыкновенный.
— Спасибо, — смутился Тимоша. — Я бы тоже хотел вам что-нибудь подарить, но с собой у меня ничего нет. Вот дома…
— Ага, смотрите! — воскликнула девочка. — Так я и знала.
Впереди показался берег озера, но Тимоша не узнал его — там не было ни улиц, ни домов, — только трава, камыши и кусты.
— Видите, видите, — говорила девочка. — Вон там, правее, пространственно-временная трещина. Через нее-то вы и попали к нам.
— Но отчего она могла образоваться?
— Вы слишком напряженно думали над задачей в тот момент, когда она вдруг почему-то испортилась.
— Я уронил на нее кляксу.
— Все ясно! Задача превратилась в неопределенность, а напряжение мысли было слишком велико — вот вам и трещина. Я подлечу поближе, остановлюсь прямо над ней — тогда прыгайте.
— А вы?
Девочка только вздохнула и покачала головой, будто упрекая его за непонятливость.
— Но почему? Неужели вы не можете даже зайти ко мне в гости? Хоть ненадолго? Я бы сыграл вам по-настоящему на пианино, познакомил с бабушкой, мы бы могли на футбол…
Тимоша так разволновался, что, уговаривая, схватил девочку за руку, лежавшую на штурвале, — вертолет сильно качнуло.
— Осторожней, — попросила девочка. — Мы уже почти у цели. Вот сейчас… еще немного… Так — хорошо. Теперь прыгайте, пока нас не отнесло.
Тимоша выглянул в окно.
Кругом был пустынный берег, колеса вертолета почти касались высокой, давно не кошенной травы, в которой можно было различить узкую тропинку — видимо, протоптанную АБ. Тимоша обернулся к девочке, хотел сказать, что они залетели куда-то не туда, что он не видит здесь ни пространственно-временной трещины, ни своего дома, и что он вообще не хочет с ней расставаться, но ничего сказать не успел, потому что девочка вдруг нагнулась к нему и поцеловала.
Все слова застряли у Тимоши в горле.
Сколько раз он видел по телевизору и в кино, что люди целуются, и всегда ему было только смешно, в тут…
Тут он совершенно растерялся, и ему захотелось то ли убежать, то ли запеть, то ли самому поцеловать девочку, и тогда в полном смятении, почти ничего не соображая, он открыл дверцу и прыгнул.
В тот же момент трава, берег, вертолет — все исчезло, и он упал на пол в своей комнате.
…Казалось, здесь ничего не изменилось за время его отсутствия.
Так же стояли все вещи, так же лежали на столе его тетрадки и раскрытый задачник. За окном шел Венька Корабликов и с отрешенным видом лизал мороженое.
Тимоша подбежал к столу, раскрыл задачник, вписал над кляксой слово «вдвое» и прочел еще раз условие. Задача показалась ему смехотворно простой, он в одну минуту решил ее и написал ответ: три четверти часа. Потом встал, снова оглядел всю комнату, обошел углы, заглянул под кровать и. уже почти успокоившись и решив, что все ему только приснилось, вдруг с изумлением застыл перед зеркалом, уставясь на свое изображение.
На груди его блестел и переливался орден Равенства…
Час спустя бабушка Тимоши звонила в город и просила папу и маму срочно вернуться.
— Да не пойму я, что случилось, — кричала она, прижимая слуховой аппарат к телефонной трубке, — а только мальчик сам не свой… Нет, не кашляет. И температуры нет… Железы? Щупала — нормальные. А только задумчивый очень… Чего? Вам-то хорошо, а мне на него глядеть — сердце кровью обливается. Уж такой задумчивый, такой! — два обеда съел в задумчивости и не заметил. Как это «ничего страшного»? Когда ж это было, чтоб ребенок столько съедал? А потом я ему говорю: ну что, Тимоша, небось на футбол теперь побежишь? Так знаете, что он мне ответил? Нет, говорит, бабуся, неохота. Я, говорит, лучше музыкой пойду позанимаюсь. А?.. Это же надо! Я чуть кастрюлю не выронила… Что-что? Как это «пусть занимается»?! Да вы что… Ведь он сам — без приказа… Неужто и после такого не помчитесь домой? Ну, знаете… Ребенок два обеда съедает, музыкой сам занимается, а им хоть бы что! Изверги вы, а не родители…
И, с досадой бросив трубку на рычаг, бабушка побежала посмотреть, не случилось ли чего-нибудь еще более страшного с ее ненаглядным, бессердечным Тимошей.