Страница 112 из 131
— Обратите внимание, в зале находится наш проказник Амадей, — сказал Беньовскому сосед в форме драгунского полковника и указал на одну из боковых лож.
— Какой ещё Амадей? — удивлённо переспросил Морис Август.
— Как, вы не знаете, кто такой Вольфганг Амадей Моцарт?
— Ах, Моцарт? Что-то слышал о нём. Кажется, музыкант, сочинитель.
— Не просто сочинитель, а гений. Несмотря на свои молодые годы, он уже прославился операми, пьесами.
— Каждому своё, полковник. Мне, например, не приходило в голову сочинять музыку. Зато, как говорят люди, я был неплохим служакой. Вам не довелось участвовать в войне за баварское наследство?
— Нет. Мой полк в это время стоял на турецкой границе.
— А я понюхал пороху в Богемии.
— Разве там шли военные действия?
— Больших боев не было, но отдельные стычки имели место.
Дирижёр взмахнул палочкой, и полились звуки гайдновской симфонии, светлые, бодрые, жизнеутверждающие. Беньовский не любил и не понимал симфонической музыки. Через несколько минут ему стало скучно. Прикрывая зевающий рот, Морис Август стал разглядывать сиятельную публику, а потом обратил свой взгляд на боковую ложу, на худощавого и моложавого человека с остроносым лицом. В нём угадывалась какая-то задиристость, ребяческий задор. Моцарт, откинувшись на спинку обитого бархатом кресла, делал ритмичные движения пальцами обеих рук, как бы дирижируя в такт вместе с музыкой. Гайдн же сохранял невозмутимое спокойствие.
В перерыве зрители устроили овацию композитору. Яростнее всех хлопал в ладоши и даже что-то выкрикивал Моцарт. Эстергази поощрительно похлопал Гайдна по плечу и что-то шепнул ему на ухо. Композитор поднялся с места, повернулся лицом к публике и низко поклонился, а потом подошёл к дирижёру и пожал ему руку.
— Браво, Гайдн! Браво, учитель! — послышался звонкий мальчишеский голос Моцарта.
— Как тебе понравился концерт? — спросил Беньовский жену, когда они выходили из зала.
— Скучновато. Лучше бы ты сводил меня на балет или весёлую итальянскую оперу, — ответила Фредерика. — Разве что увидели венское общество.
К ювелиру Морис Август отправился в сопровождении верного своего стража Ивана Уфтюжанинова, скрывавшего под полой казакина заряженный пистолет. Мера предосторожности была не лишняя — предстояло получить внушительную сумму денег.
Старый Гоухберг тщательно отсчитывал австрийские гульдены с портретами Марии-Терезии и её ближайших предшественников, укладывал их определёнными суммами в холщовые мешочки.
— Вот вам небольшой подарок по случаю удачной сделки, дубовый ларец с хитрыми замками, — произнёс ювелир.
Ларец, обитый медными пластинами и наполненный деньгами, оказался тяжёл. Его тяжесть почувствовал даже физически крепкий Уфтюжанинов, взвалив ношу на плечо.
— Будешь теперь, Иван, хранителем моей казны, — назидательно сказал Беньовский. — Головой отвечаешь за ларец.
— Понятное дело. Отвечаю головой, — пробурчал Уфтюжанинов.
Оставив Ивана в гостинице, Беньовский решил навестить Макса Бальдамуса, бывшего своего компаньона по неудавшейся фиумской компании.
— Какими путями? — встретил его полотняный фабрикант не то чтобы радушно, но и не враждебно. — Задумали создавать новую компанию?
— Правильно угадали, герр Бальдамус. Именно это я и задумал. Собрал кое-какой капиталец.
— Тогда Бог в помощь.
— Мало мне Божьей помощи. Хотел бы видеть вас в числе новых компаньонов с вашим предпринимательским опытом, авторитетом в деловом мире.
— Нет уж, увольте, голубчик. Над вашей затеей с самого начала висело Божье проклятье. Сколько денег на ветер пустили! Сына едва не потерял. Не принесёт удачи наш союз. Может быть, вам и повезёт на этот раз, а может быть...
Бальдамус не договорил и только махнул рукой.
— Огорчили вы меня, Макс, — с горечью сказал Беньовский.
— Что делать? Разуверился в вас. И куда теперь путь держите?
— Наверное, в Париж и Лондон, а потом за океан. Попытаюсь заинтересовать правительства моими проектами. Я ведь опять возмечтал вернуться на Мадагаскар.
— Лучше поезжайте прямо в Америку, в бывшие британские колонии. Они после провозглашения независимости называют себя Соединёнными Штатами. Там дело идёт, кажется, к полной победе над англичанами.
— Советуете податься в Америку?
— Ничего я вам не советую. Делюсь некоторыми соображениями. Американцы, как мне кажется, народ дерзкий, предприимчивый, нахрапистый. Вы же человек... извините за откровенность, авантюрного склада характера.
— Может быть, дорогой герр Бальдамус.
— С американцами вы бы легко нашли общий язык. А англичане и французы несколько старомодны.
— Говорят, в Америке процветает работорговля.
— Не могу судить. В Америке не бывал. Но чувствую, что людям вроде вас там раздолье.
Беньовский понимал, что венский фабрикант говорил с ним с известной долей иронии. И всё же слова Макса Бальдамуса запали в его душу. Не начать ли своё путешествие с Америки? Не подобрать ли среди предприимчивых американцев надёжных компаньонов?
— Едем, — коротко бросил жене Морис Август.
— В Париж? — спросила Фредерика, жаждавшая увидеть парижских знакомых, Нотр-Дам, Лувр.
— Нет, в Амстердам. А там сядем на корабль и поплывём к американским берегам.
— Но ты же намеревался ехать в Париж...
— Намеревался, да раздумал.
Ехали через южную Германию. Сделали короткую остановку в баварской столице. По старой памяти Беньовский заглянул в храм, в котором познакомился когда-то с отцом Мельхиором. Теперь там служил новый священник. От него Морис Август узнал, что прежний настоятель храма возглавляет одну из баварских епархий.
Амстердам встретил путешественников сырой прохладой и туманом. Город рассекали узкие прямые каналы, по которым сновали лодки и плавали стаями дикие утки. Вдоль набережных теснились дома с узкими фасадами и высокими черепичными кровлями.
В порту Беньовский узнал, что на днях отплывает к берегам Америки голландское торговое судно «Рейн». Не раздумывая долго, он договорился с капитаном и получил просторную каюту. Капитан, широколицый немолодой человек с пышными бакенбардами и неизменной трубкой в зубах, оказался приветливым и общительным человеком.
— Не впервые плаваете в Америку? — спросил его Морис Август.
— Да почитай два десятка лет пересекаю океан. А до этого плавал на Яву и в Малакку.
— О, вы, я вижу, большой знаток Америки! Хотел бы порасспросить вас об обстановке в бывших английских колониях.
— Прошу ко мне в каюту. Там и потолкуем. С вами супруга?
— Ей нездоровится с дороги. Пусть отдыхает.
Капитан представился Беньовскому как Вильем ван Вейден из Роттердама. Упомянул о своих предках, сражавшихся за независимость Нидерландов от испанского владычества.
— Граф де Бенёв, — назвался Морис Август. — Наша фамилия известна среди венгерских магнатов.
«Граф — это звучит посолиднее, чем барон. В Америке стану графом», — подумал Беньовский, довольный своей выдумкой.
Вот что узнал новоявленный граф от капитана ван Вейдена.
Несколько лет тому назад в Филадельфии заседал Континентальный конгресс, принявший декларацию[64]. Она отражала интересы богатых помещиков-плантаторов, торговцев, предпринимателей, желавших освободиться от опеки колониальных властей и стремившихся стать хозяевами положения. Колонизаторы ответили вооружёнными репрессиями, натолкнувшись на яростное сопротивление сторонников независимости. Началась освободительная война североамериканцев против Англии. Поначалу плохо вооружённые и слабо организованные, повстанческие силы постепенно набирались опыта, получили вооружение и снаряжение от европейских держав, желавших досадить англичанам, и превратились в регулярную боеспособную армию. Большую роль здесь сыграл главнокомандующий повстанцев Джордж Вашингтон[65], весьма способный военачальник и организатор.
64
...в Филадельфии... континентальный конгресс, принявший декларацию. — Декларация независимости США была принята 4 июля 1776 г. Вторым Континентальным конгрессом во время войны за независимость.
65
Вашингтон Джордж (1732—1799) — первый президент США (1789—1797). В войне за независимость он был главкомом армии колонистов, председателем Конвента (1787) по выработке конституции.