Страница 101 из 131
— Лестное предложение, мой канцлер.
— Пока это не предложение. Пища к размышлению. Я написал рекомендательное письмо моему старинному другу, генералу Иштвану Макошу. Он командует корпусом в Восточной Венгрии.
— Имя генерала Макоша мне знакомо. Когда-то давно он служил у моего отца.
— Если возникнет военный конфликт из-за баварского наследства, Макош приступит к спешному формированию нескольких новых полков. Вы могли бы принять командование над одним из них. Если такая возможность вас привлекает, воспользуйтесь моим рекомендательным письмом.
— Благодарю вас, ваше сиятельство. Рад послужить империи и императрице.
Канцлер, худой, долговязый, носатый, поднялся с кресла, давая понять собеседнику, что аудиенция окончена. Его ожидали какие-то очередные дела. Широкая орденская лента стягивала его узкогрудое туловище.
Беньовский проворно поднялся со своего кресла, однако же не спешил откланяться, а сказал просительно:
— Не могли бы, ваше сиятельство, уделить мне ещё несколько минут? Я хотел бы обратить ваше внимание...
— Это имеет отношение к баварскому наследству?
— Нет. Это имеет отношение к Мадагаскару.
— О вашей службе на Мадагаскаре мне докладывал из Парижа наш посол.
— Он не мог всего доложить. Остров изобилует несметными богатствами. Пока это ничейная территория. Французы зацепились лишь за несколько прибрежных пунктов. Они не использовали всех возможностей, чтобы сломить власть туземных вождей. Французские власти поступили недальновидно, отказавшись от моих дальнейших услуг, не посчитавшись с моим опытом, отвергнув мои планы колонизации острова. Австрия великая держава. Почему бы империи не вступить по примеру англичан, французов, испанцев, португальцев на путь активной колониальной политики? Ведь ещё далеко не весь тропический мир захвачен этими предприимчивыми народами...
— Я понял вас, — резко перебил Беньовского Кауниц. — Вы предлагаете снарядить по примеру французов австрийский экспедиционный корпус для завоевания Мадагаскара. И конечно, предлагаете себя в качестве корпусного командира. Должен огорчить вас, де Бенёв. Ваши идеи для нас преждевременны, а точнее — неприемлемы. Австрия — многонациональная держава. Её окраинные земли заселены славянами, тяготеющими к России. В лоскутной, раздробленной Германии растёт амбициозное влияние Пруссии, нашего соперника. На Балканах нам противостоит Турция. На сегодняшний день перед нами непростая задача: как удержать в качестве единого целого всё то, что мы называем Священной Римской империей. А вы мне про Мадагаскар...
— Жаль.
— Будьте реалистом, мой дорогой. Послужите Австрии на военном поприще. Если же когда-нибудь станете состоятельным человеком, организуйте частную компанию по примеру англичан, голландцев, снарядите корабль с товарами и отправляйтесь на Мадагаскар, хоть на край света. Мы вам препятствовать не будем.
Подводя дома в гостинице итоги встречи с всесильным канцлером, Беньовский сделал вывод, что встреча была далеко не бесполезной. Сиятельный князь был с ним любезен, благожелателен, остался доволен его мюнхенской информацией и открыл перед ним возможность получить в случае войны за баварское наследство полк. Воспользоваться ли такой возможностью — Морис Август пока не принял решения. Он также смог убедиться, что вряд ли правительство Кауница заинтересуется разными колониальными предприятиями и примет его услуги. К этому Австрия никак не готова. Значит, придётся искать других покровителей, может быть, попытаться заинтересовать тех же англичан.
Вечером они с Фредерикой были в венской Опере, много смеялись вместе со зрителями над хитроумными проделками персонажей комического представления. Недурна была и музыка Доминико Чимарозы. Перед самым началом спектакля в главной ложе появился соправитель императрицы Иосиф II, худой, длиннолицый, бесцветный. Зрители приветствовали его, встав и кланяясь в его сторону. Бельэтаж и первые ряды партера сверкали блеском орденских звёзд, драгоценностей, украшавших вечерние дамские платья и причёски, генеральских эполет и золотого шитья мундиров и камзолов. Здесь собрался весь высший свет Вены. Фредерика в своём алмазном колье ничуть не уступала первым венским модницам. Морис Август сожалел, что они оказались в четырнадцатом ряду, а не хотя бы в пятом.
На следующий день Беньовский посетил судебную палату и получил там грамоту на возвращение ему родового трансильванского имения Вецке в предгорьях Карпат. Здесь он вырос. В памяти Мориса Августа остался мрачноватый, потемневший от времени дом, напоминавший средневековый замок. Отец его, генерал, выйдя в отставку, пытался по возможности оживить постройку, пристроил к ней открытую веранду, а к главному фасаду — колоннаду и ротонду с коническим куполом. Получилось нечто эклектичное, безвкусное. Комнаты в доме были высокими, перекрытыми сводами. Большую гостиную украшали настенные ковры-гобелены французской работы. И ещё Морису Августу запомнился изящный столик-бюро с выгнутыми ножками. Отец-генерал объяснял сыну, что это стиль короля Людовика. Какого именно, старик не мог припомнить. Он любил сидеть за этим столиком в удобном кожаном кресле и покуривать турецкий кальян или же раскладывать на инкрустированной столешнице пасьянс.
Чиновник судебной палаты сообщил Беньовскому, что его родственник, временно владевший Вецке после раздела наследства покойного генерала, извещён о возвращении главного отцовского имения Морису Августу. Этот временный владелец, один из зятьев Беньовского, получил взамен другое имение по соседству, которое когда-то тоже принадлежало родителям Мориса Августа.
Далее задерживаться в Вене не было смысла. Тронулись в дальнейший путь. Начинались венгерские степи, ровные просторы полей, селения с костёлами и замками богатых магнатов. Деревенские улицы окаймляли шеренги стройных пирамидальных тополей. В Пеште остановились на несколько дней для отдыха. Там отыскалась какая-то дальняя родственница Мориса Августа со стороны матери. В старой столице Венгрии Беньовский и раньше бывал неоднократно. Теперь он знакомил Фредерику с замком прежних венгерских королей, с большим готическим собором, видами на Дунай.
Степи сменились предгорьями Карпат. На нижних склонах гор попадались дубовые рощицы. Деревья, сбросившие листву, выглядели чёрными разлапистыми великанами. Выше тянулись густые ельники. Приходилось мириться с бесконечными ночлегами на постоялых дворах, кишевших клопами и тараканами, или в захудалых гостиницах маленьких городишек.
Когда наконец-таки добрались до села Вецке, над которым возвышался на склоне горы мрачноватый барский дом, зима уже установилась. Поля и лесная опушка были выбелены снегом. Зимний холод заметно ощущался.
Старый дворецкий, отставной фельдфебель, служивший отцу Мориса Августа многие годы, встретил прибывших жалобами и причитаниями:
— О, мой добрый господин! Какое несчастье! И сказать не могу. Не нахожу слов.
— Говори толком, старик, что случилось?
— Большая беда. Этот каналья Ласло...
— Ласло великий каналья, это я без тебя знаю. Я всегда говорил, что сестре не повезло с мужем.
— Ох, не повезло.
Из сбивчивого рассказа дворецкого Беньовский наконец уразумел, что его зятёк Ласло, по предписанию имперского суда покидая Вецке, опустошил имение. Он вывез из усадебного дома всю лучшую мебель и даже пуховые перины. Из конюшни увёл всех лошадей, оставив лишь двух доживающих свой век старых хромоногих кляч. Вдобавок к этому вывез из погребов и амбаров все съестные припасы.
Обойдя дом, Беньовский испытал горестное чувство, словно видел следы недавнего вражеского нашествия. Пожалуй, турецкие мародёры не нанесли бы усадьбе такого ущерба, какой нанёс дорогой зятёк Ласло. В гостиной на месте гобеленов, которые так любил отец-генерал, остались голые обшарпанные стены. В отцовском кабинете столик-бюро стоял на прежнем месте, но столешница была изрезана ножом. Сохранились в целости лишь портреты предков — они не заинтересовали зятя.