Страница 18 из 20
– Знаете, – восхищенно сказал Найджел, – этому Сорну не откажешь в последовательности. Коровы за окнами, часы в квартире, картины, книги – все вместе создает идеальную обстановку для сюрреалиста.
– Я ему покажу сюрреализм! – прорычал инспектор. – Где это он гулял в ночь на пятницу, а? Наплел миссис Пуф с три короба про свою книгу!
– А вы заметили, в котором часу…
Слова Найджела, о чем бы он там ни собирался поведать инспектору, потонули в адском шуме. Лязг стрелок затих. Кукушка выпрыгнула из дверцы и с блеском изобразила сову на виселице, а вслед за этим вся комната наполнилась хрипом, грохотом, клекотом, отрыжкой и перезвоном – это десять других часов прочистили глотки перед тем, как отбить четыре.
– Знаете, – прокричал Найджел, – пожалуй, и хорошо, что Второго пришествия не случилось. Папаше Пуф понадобился бы нечеловеческий слух, чтобы распознать трубный глас за всей этой суматохой.
Когда гул утих, дверь открылась, и в комнату вошел Гэбриэл Сорн. При виде гостей его лицо тут же стало непроницаемым, а подвижный, безвольный рот недовольно скривился. Найджел прищелкнул пальцами: наконец-то он понял, кого напоминает ему этот юноша.
– Вот уж не думал, инспектор, застать вас дома в такой чудесный день, – развязно заговорил Сорн. – Разрешите присесть? Хотите направить мне лампу в глаза или выкинуть еще что-нибудь в этом духе?
Инспектор и ухом не повел. Его бледное бесформенное лицо, грозно возвышавшееся над полицейской формой, напомнило Найджелу гигантского ската.
– У меня к вам несколько вопросов, сэр. Во-первых, давно ли вам известно о завещании покойного мистера Баннета?
– Ответ простой: пока ничего.
– То есть вы не знаете, что он оставил почти все свое состояние… – инспектор выдержал паузу, пристально глядя на Сорна, – вашей матери, миссис Аннабель Сорн?
На лице юноши появилось выражение чуть ли не театрального изумления и испуга.
– Моей матери? – выдохнул он. – Но как же… То есть с чего вдруг?
– Я надеялся услышать это от вас.
– А, понимаю… – Сорн взял себя в руки. – Мотив. Но вы не можете обвинить ее: она, знаете ли, во Франции. Или вы охотитесь за мной? Ну конечно! Сын убивает работодателя, чтобы спасти вдовую мать от нищеты. Как вы вульгарны!
Он говорил в нос гнусавым голосом, который когда-то в массовом сознании соотносился с пуританами, а теперь по какой-то непостижимой прихоти случая достался в наследство эстетам.
– До этого мы еще дойдем, – сказал инспектор. Тон собеседника трогал его ничуть не больше, чем остроты Оскара Уайльда задевали Эдварда Карсона[13]. – Будьте добры, расскажите, в каких отношениях вы состояли с покойным, откуда друг друга знали и так далее?
– Баннет – старый друг моей матери. Когда я окончил университет, он предложил мне поступить на пивоварню в ученики. Видимо, у него на уме было сделать меня партнером, если я, говоря вашим языком, «добьюсь успеха».
– Ясно. Жалованье?
– О, мне платят немного. Карманные расходы, по сути. Еще я получаю небольшую помощь от матери. Как вы и предполагали, у меня был веский мотив убить старого негодяя.
– Так вы признаете, что знали о завещании?
– Ничего я не признаю. Первый раз слышу о завещании. Если вы не в состоянии понять…
– Знаете, Сорн, – вмешался Найджел, – я бы на вашем месте оставил иронию. Инспектор понимает факты, но не фигуры речи.
– Где вы были в ночь убийства?
– В постели.
– Забавно. А ваша домохозяйка слышала, что вы тайком спустились по лестнице вскоре после того, как вернулись с вечеринки.
– Ах да, – чересчур поспешно подтвердил Сорн, – я спускался за книгой.
– Какой?
– «Как строилась китайская стена» Кафки, семь шиллингов шесть пенсов без упаковки, – с готовностью ответил молодой человек.
– А как вы объясните тот факт, что вскоре после полуночи вас видели у ворот пивоварни?
Найджел резко выпрямился. Он впервые слышал, чтобы… О нет, инспектор бил наудачу и явно целил ниже пояса. Если Сорн попытается раздуть скандал, Тайлер всегда может сказать, что при опознании произошла ошибка. Однако нужды в этом не было: Сорн уже бросил храбриться. Ему не хватило духу настаивать на своей лжи: губы задергались, а в уголках рта выступила пена.
– Я не… наверное, я имею право выйти на прогулку, черт возьми?!
– Не странное ли время для прогулок?
– Поэты – люди странных привычек, мой дорогой инспектор.
– Например, им привычнее работать в темноте?
– Это тоже, если хотите. – Сорн спохватился, осознав двусмысленность фразы. – Я не был на пивоварне и не имею к этому никакого отношения. Не смейте на меня нападать! – Его голос возвысился до фальцета. Найджел покраснел и беспокойно поерзал.
– Никто вас не обвиняет, – сказал инспектор. – Зачем вы соврали миссис Пуф, что спускались за книгой?
– А то вы не знаете! Когда стало ясно, что Баннета убили прошлой ночью, я понял: скоро вы начнете вынюхивать, где я был в это время.
– Мне кажется, – произнес Найджел самым невозмутимым тоном, – это скорей говорит в пользу мистера Сорна. Если бы он совершил убийство, то постарался бы обеспечить алиби как можно раньше. На деле же он молчал целый день – до ужина, как показала миссис Пуф.
– Хм-м, возможно, но…
– Прекратите! – закричал Сорн. – Перестаньте немедленно! Я же сказал, что ни в чем не виноват! Как вы смеете обсуждать меня, будто я у вас под микроскопом! Вы что, не понимаете? Это глупо… то есть я не мог… со мной такое не может случиться! Ну вот, из-за вас у меня голова разболелась. Оставьте меня в покое, – добавил он, нелепо гнусавя.
– Возьмите себя в руки, сэр. Будьте добры сообщить, где именно вы гуляли и примерно в какое время.
После множества препирательств инспектор добился ответа. Сорн утверждал, что вышел из дома между 23.30 и 23.45, отправился вниз по Лонг-Акр, перешел железнодорожный мост на юге, свернул направо у Ханикумского парка и, спустившись по склону холма, снова попал в город. Ворота пивоварни, по его прикидкам, он прошел без двадцати час.
– И вы утверждаете, что не входили туда?
– Конечно, не входил. Сколько раз вам повторять? И если…
– Вы слышали или видели что-нибудь необычное? Внутри не горел свет?
– Ничего. Если не считать подозрительным человека на мотоцикле.
«Ну и ну! – подумал Найджел. – Виновен он или нет, юный дурень умнеет на глазах».
С тяжелым, нарочитым добродушием, будто говоря зазевавшемуся водителю: «Значит, вы ехали со скоростью двадцать пять миль в час?», инспектор ухватился за новые показания.
– Мотоциклиста? И где же вы его видели?
– Когда я прошел… ярдов пятьдесят от ворот, где-то за спиной завели мотоцикл и уехали в противоположную сторону.
– И этот ваш мотоциклист вышел из пивоварни, так?
– Он не мой. И я понятия не имею, откуда он вышел и мужчина ли это. Было слишком темно. Может, этот человек засиделся допоздна в одном из соседних домов. Я только знаю, что он не проехал мимо, когда я входил в город. Странно, – прищурился Сорн, – что его не заметил тот свидетель, который видел меня у ворот пивоварни.
– Очень странно, сэр, очень, – ядовито ответил инспектор.
– Но послушайте, я же сказал… – взвыл Гэбриэл Сорн.
– Забудьте! – нетерпеливо отмахнулся Найджел. – Это несложно проверить. У меня к вам другой вопрос, Сорн.
– Давайте. Можете со мной не считаться. Только, пожалуйста, не спрашивайте больше, не я ли убийца. Я нахожу повторы крайне утомительными, – ответил Сорн, понемногу возвращась к обычному состоянию.
– Нет-нет, вопрос в другом. Я хотел поинтересоваться, как давно вы знаете, что Юстас Баннет – ваш отец.
Гэбриэл Сорн откинул голову, будто в нее целил кулак. Затем его лицо налилось кровью, и он яростно прыгнул на сыщика. Инспектор с трудом оттащил нападавшего и усадил в кресло. Постепенно огонь в глазах Сорна утих, он криво улыбнулся и, тяжело дыша, сказал:
– Прошу прощения. До чего примитивны бывают реакции. Любящий сын защищает честь матери. Я готов поколотить негодяя, который назовет ее… Какой-то викторианский фельетон, ей-богу.
13
Эдвард Карсон (1854–1935) – ирландский политик и юрист, возглавлявший сторону обвинения в судебном процессе против Оскара Уайльда.