Страница 6 из 79
С той же трудностью, проистекающей из неопределенности терминологии, исследователь сталкивается, когда он пользуется летописными и публицистическими произведениями. Термин «бояре» в них часто употребляется просто для обозначения лиц, приближенных к великому князю (в частности, и для окольничих). Поэтому каждый конкретный случай упоминания в летописи о «боярах» должен быть по возможности сопоставлен с другими источниками.
Некоторые летописные памятники содержат чисто генеалогический материал. Так, в Типографской летописи находятся родословные заметки о знатнейших московских родах, составленные в конце XV в. в Троице-Сергиевом монастыре. В Продолжении Русского хронографа редакции 1512 г. под 1498 г. помещен список думных чинов.[44] В синодиках Успенского собора, Симонова монастыря, Иосифо-Волоколамского[45] и вкладных книгах Троице-Сергиева монастыря 1673 г. и Иосифо-Волоколамского монастыря[46] встречаются как сведения о родовых взаимоотношениях представителей феодальной аристократии, так и данные биографического характера (в частности, даты смерти).
Историки прошлых лет для изучения состава Боярской думы широко и без необходимой критики использовали сведения так называемого Шереметевского списка (далее — Ш) думных чинов (с 1462 по 1676 г.), содержащего многочисленные погрешности, отмеченные еще Н. П. Лихачевым, С. Б. Веселовским и др. Список Ш появился в конце XVII в. в результате работы приказных деятелей над материалами позднейших редакций разрядных книг.[47] Он содержит погодные перечни лиц думной и дворцовой администрации, сгруппированные под двумя рубриками: «сказано» и «умре». Сведения эти появились, скорее всего, на основании первых упоминаний тех или иных лиц с думными чинами (когда по интерпретации составителей списка им и был «сказан» чин) и на основании предположений, что боярин или окольничий должен был умереть на следующий год после последнего упоминания в разрядах. Все эти толкования далеко не всегда отражали реальное положение вещей, особенно для раннего периода, когда разрядные книги дают сравнительно мало материала. Кроме того, в тех редакциях разрядных книг, которыми пользовались составители списка Ш, представители многих княжеств и боярских фамилий, жившие в конце XV—начале XVI в. и не имевшие думных чинов,[48] были ошибочно поименованы боярами. Эта ошибка проникла и в Шереметевский список. Не влияет существенно на общую картину ряд непроверенных данных о думных званиях Бутурлиных, Плещеевых, Сабуровых[49] и некоторых других лиц. Ошибочность этих сведений в какой-то степени корректируется Государевым родословцем, в котором о думных чинах перечисленных выше «бояр» списка Ш ничего не говорится.
Полностью выявить источники списка Ш не удается. Кроме разрядных книг, его составители, несомненно, пользовались летописью (в частности, оттуда взяты некоторые данные о боярах, участниках новгородских походов Ивана III, а также, вероятно, об убийстве в 1530 г. Ф. В. Телепнева и И. А. Дорогобужского, о бегстве в Литву в 1534 г. С. Ф. Бельского и И. В. Ляцкого и т. п.). Для сведений о дворцовых чинах ими использованы были списки типа Беляевского.[50] Возможно, привлекались родословные книги. Использовались также материалы, неизвестные в настоящее время. Они не могли быть плодом «реконструкции» составителей, так как проверяются иными, недоступными составителям источниками (сведения об окольничестве С. Б. Брюхо Морозова, Б. В. Кутузова, И. Г. Мамона, Ю. И. Кутузова, Т. М. Плещеева, о которых разряды молчат). Словом, поиски источников списка Ш нужно продолжить.
* * *
Боярская дума в изучаемое время состояла из двух думных чинов — бояр и окольничих. Первый думный чин (боярин) корнями уходит в глубокую старину.[51] Происхождение второго (окольничего) не вполне ясно. Этимологически термин восходит к слову «около», а отсюда «окольный» в смысле «приближенный». «Околицей» также называлось место, расположенное по соседству (с городом), земельный округ.[52] Впервые «окольничий» упоминается в грамоте 1284 г. смоленского князя Федора Ростиславича по судному делу о колоколе. Смоленский окольничий упоминается и много позже (в конце XV в.). Он был одним из представителей судебно-административной рады при смоленском наместнике — воеводе.[53] В Рязани окольничие упоминаются впервые через сто лет после Смоленска. В грамоте 1371 г. князя Олега Ивановича говорится: «бояре со мною были Софоний Алтыкулачевич... Юрьи околничий, Юрьи чашьник» и другие лица. По грамоте кн. Ивана Федоровича (около 1427—1456 гг.), выданной князем вместе с его окольничим Григорием Давыдовичем и чашником,[54] запрещалось волостелям въезжать в «околицу» (село и землю) Бузолевых. Григорий Давыдович происходил из старинной рязанской боярской фамилии. Бытование в Рязани терминов «окольничий» и «околицы», очевидно, находилось во взаимосвязи.
«Околичники» грамоты белозерского князя Михаила Андреевича (1448—1470 гг.) — это княжеские слуги типа дворян. Они могли ведать околицами. «Околичник» упоминается в Правосудии митрополичьем, памятнике XV в., скорее всего новгородского происхождения.[55]
У кн. Владимира Андреевича серпуховским наместником и окольничим был Яков Юрьевич Новосилец, в 1374 г. отстраивавший столицу Серпуховского удельного княжества. В Серпухове, как и в Рязани, «околицами» также называли сельские поселения. Так, князь Владимир около 1400—1409 гг. пожаловал свою жену Лужей «со всеми слободами и с волостми и с околицами и с селы».[56]
В Северо-Восточной Руси «окольничий» (Онанья) впервые упоминается в докончании детей Ивана Калиты конца 40-х— начала 50-х годов XIV в. среди лиц, присутствовавших при составлении этого акта. Около 1373 г. окольничий Тимофей (из рода московских тысяцких Протасьевичей) был первым среди послухов духовной Дмитрия Донского. В 1378 г. он участвовал в битве на р. Воже, а в 1380 г. стоял с войсками на р. Лопасне.[57] По С. Б. Веселовскому, в XIV в. существовал только один великокняжеский окольничий, который «был как бы квартирмейстером армии и церемониймейстером великокняжеского двора».[58] Данные для этого вывода о первоначальных функциях окольничего, к сожалению, у нас недостаточны. Может быть, первоначально была какая-то связь между окольничим и позднейшим дворецким, но это только вопрос для изучения. На некоторое время термин «окольничий» исчезает с горизонта. О причинах этого что-нибудь сказать трудно. Возможно, они как-то связаны с падением семьи московских тысяцких при великокняжеском дворе. «Окольничий» снова появляется в источниках в конце XV в. В разрядах во время похода Ивана III «миром» в Новгород в 1475 г. после бояр называются два окольничих: Андрей Михайлович Плещеев и Иван Васильевич Ощера. Во всяком случае, до 1490 г. число окольничих не превышало трех. Об их функциях писал С. Герберштейн: «окольничий представляет собою претора или судью, поставленного государем, кроме того, этим именем называется главный советник, который всегда пребывает при государе».[59] В этом определении принадлежность окольничих к ближайшему окружению великого князя и участие их в судопроизводстве подмечены верно.
44
ПСРЛ. Пг., 1921. Т. 24. С. 227—234; Шмидт С. О. Продолжение Хронографа редакции 1512 г. // Ист. архив. М., 1951. Т. VII. С. 272—273.
45
ГИМ. Успенское собр. № 64; ДРВ. М., 1788. Ч. 6; ГПБ. F. IV. № 348 (издан во фрагментах АСЭИ. Т. 2, № 339. С. 337—338, Т. 3, № 479. С. 465.) Об этом синодике см.: Ивина Л. И. Вкладная и кормовая книга Симонова монастыря // ВИД. Л., 1969. Вып. 2. С. 229—240; Рукописный отдел Пушкинского Дома. Отдельные поступления. 1953 г. № 27; ср. Казакова Н. А. Вассиан Патрикеев и его сочинения. М., Л., 1960. С. 342—357; Она же. К изучению вкладных книг // Рукописное наследие Древней Руси. Л., 1972. С. 260—266. О синодиках см. также: Веселовский. Исследования. С. 26—32.
46
Вкладная книга Троице-Сергиева монастыря хранится в Загорском музее. Копию см.: Архив АН СССР. Ф. 620 (С. Б. Веселовского). Оп. 1. Д. 18 [Вкладная книга Троице-Сергиева монастыря. М., 1987.] Вкладные Иосифо-Волоколамского монастыря см.: Титов А. А. Вкладные и записные книги Иосифова Волоколамского монастыря XVI в. М., 1906; см. также: Зимин А. А. Вкладные и записные книги Волоколамского монастыря XVI в. // Из истории феодальной России. Л., 1978. С. 77—84.
47
ДРВ. М., 1791. Ч. 20. Список принадлежал В. Ф. Шереметеву, который в 1771 г. передал его Вольному российскому собранию при Московском университете, рукопись утеряна (Зимин А. А. Состав Боярской думы. С. 41. и след.)
48
В том числе князья Ф. С. Хрипун Ряполовский и П. С. Ряполовский, В. М., П. М., П. Н. Оболенские, Ф. В. Щетина Телепнев-Оболенский, С. Д. Серебряный, Ю. А. Ростовский, В. С., Ф. И. и Р. И. Одоевские, С. Ф. Бельский, И. И. Барбашин, А. Б. Горбатый, И. В. Белевский, С. Ф. Курбский, В. Д. Пенков, И. Д. Пронский, И. В. Ромодановский, И. Ф. Ушатый
49
В том числе о боярстве И. Н. и Ф. Н. Бутурлиных, Ф. Ю. Кутузова, С. Ф. Пешека Сабурова и окольничестве А. Н. Бутурлина, М. А. Плещеева, И. А. Лобанова-Колычева, Ю. И. Кутузова и Ф. И. Беззубцева.
50
Зимин А. А. О составе дворцовых учреждений... С. 202—205.
51
См. о княжеском совете и боярах в Древней Руси: Пашуто В. Т. Черты политического строя Древней Руси // Новосельцев А. П. и др. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 14—20.
52
Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. СПб., 1895. Т. 2. Стб. 646. В повести «Стефанит и Ихнилат» по списку XV в. выражения «околнии» (приближенные к царю) и «окольник» употребляются альтернативно (ср.: «глагола ко околником своим», «околнии его» и др. — Стефанит и Ихнилат. Л., 1969. С. 13, 22, 28 и др.); князь Олег Рязанский около 1371 г. упоминает «Олговскую околицю» (АСЭИ. Т. 3. № 322. С. 351). В грамоте игумену Солотчинского монастыря запрещалось волостелям вступать «в околицу его» (Там же. № 324. С. 354; ср. № 333. С. 360; № 354, 355. С. 379; № 356. С. 380 и др.). В статьях 34 и 87 Псковской судной грамоты упоминаются «околнии суседи» (ПРП. М., 1953. Вып. 2. С. 290, 297).
53
Смоленские грамоты XIII—XIV вв. М., 1963. С. 83; Сб. РИО. Т. 35. С. 1, 3; ПСРЛ. Т. 24. С. 210. (О функциях окольничих см.: Любавский М. Областное деление и местное управление Литовско-Русского государства. М., 1892. С. 267— 269, 838—840.)
54
АСЭИ. Т. 3. № 322. С. 350—351; № 354. С. 378—379; ср. № 352. С. 376.
55
Там же. Т. 2. № 138. С. 81; «за безсчестье. . . тысячником, ли околичником, ли боярину, ли слузе...» (Там же. Т. 3. № 8. С. 22).
56
ПСР. СПб., 1859. Т. 8. С. 21; СПб., 1897. Т. 11. С. 20; СПб., 1913. Т. 18. С. 114; Т. 24. С. 130; М., 1949. Т. 25. С. 189; ДДГ. № 17. С. 47.
57
ДДГ. № 2. С. 13; № 8. С. 25; ПСРЛ. Т. 8. С. 33; Пг., 1922. Т. 15, вып. 1. С. 134; СПб., 1889. Т. 16. С. 106; Т. 18. С. 127; Т. 24. С. 142; Т. 25. С. 199; М., 1963. Т. 28. С. 82.
58
Веселовский С В. Исследования. . . С. 216.
59
В 1498 г. окольничим был И. Шадра из рода Протасьевичей (Шмидт С. О. Продолжение хронографа... С. 273; Разрядная книга 1475—1598 гг. С. 17). И. В. Ощера называется окольничим и в 1479 г. (Разрядная книга 1475—1598 гг. С. 19; Герберштейн С. Записки о московитских делах. СПб., 1908. С. 84). О функциях окольничих в XVI—XVII вв. см.: Сергеевич В. И. Русские юридические древности. СПб., 1890. Т. 1. С. 385—392.