Темный оттенок магии

Сначала Келл подумал, что неправильно понял (его махтан был не таким безупречным, как арнезийский), и попросил повторить. Все верно, «вёкст» – «подчинили».

– Той штукой, – сказал человек из «Горелой кости», постучав себя по груди. – Серебряным кружком.

Это страшное заклятие подчинения, пояснил он, наложил сам Атос. Бледный как смерть король обладал сверхъестественным даром: он умел управлять другими людьми. Холланд не превратился в безмозглого раба, как те стражи, что охраняли замок. Он не лишился ни мыслей, ни чувств, ни желаний, но заклятие заставляло его делать, что велят.

– Король Атос умен, – добавил человек, вертя в руках монету. – Чертовски жесток, но умен.

Холланд резко остановился, и Келл окинул взглядом пройденный коридор и уставился на дверь впереди. Он посмотрел, как Белый антари поднес руку к выжженному на ней кругу из символов. Холланд быстро провел по ним пальцами, коснувшись по очереди четырех: замо́к открылся, и Холланд впустил Келла.

Тронный зал был таким же просторным и гулким, как и остальные помещения замка, но при этом круглой формы и целиком построен из блестящего белого камня: начиная с закругленных стен и нервюр сводчатого потолка и заканчивая сверкающим полом и двойным троном на возвышении по центру. Келл поежился, хотя в зале было совсем не холодно: он лишь выглядел ледяным.

Холланд ушел, не прощаясь, но Келл не отвел взгляда от трона, на котором полулежала женщина.

Астрид Дан совершенно сливалась бы с белоснежным троном, если бы не вены, черневшие на руках и на висках. Многие в этом Лондоне старались скрыть тот факт, что постепенно выцветают, надевали закрытую одежду и пользовались румянами. Бледную королеву такие пустяки не волновали. Ее длинные бесцветные волосы, заплетенные в косу, не были прикрыты, а фарфоровая кожа сливалась с краями жакета. Весь наряд облегал тело, словно броня: горло защищал высокий и жесткий воротник рубашки, жакет был наглухо застегнут от подбородка до талии (не из скромности, а для защиты, как полагал Келл), ноги обтягивали брюки с блестящим серебристым поясом и высокие сапоги. Ходили слухи, что человеку, плюнувшему на нее из-за того, что она не желала носить платье, отрезали губы по ее приказу. Единственными яркими пятнами были светло-голубые глаза, а также зеленые и красные талисманы, висевшие на шее и запястьях и вплетенные в косу.

Королева сидела на троне развалившись, но чувствовалось, что ее тело напряжено, как струна. Она была высокой и худой, но не слабой, а крепкой, жилистой. Королева вертела в руках висевший на шее кулон с матовой поверхностью и кроваво-красными краями. «Странно видеть такую яркую вещицу в Белом Лондоне», – подумал Келл.

– Пахнет цветочками, – проговорила Астрид, глядя в потолок, а затем опустила глаза и посмотрела на Келла: – Здравствуй, мой сладенький.

Королева говорила по-английски. Келл знал, что она никогда не учила языка и, подобно Атосу, во всем полагалась на колдовские чары. Где-то на ее коже, под плотно облегающей одеждой, имелась переводящая руна. В отличие от татуировок, которые делали себе те, кто пытался ухватиться за остатки магии, функция языковой руны была совершенно утилитарной. В Красном Лондоне английский считался языком элиты, высшего общества, но Белый Лондон не видел в нем пользы. Холланд однажды сказал Келлу, что это страна воинов, а не дипломатов. Они ценили битвы превыше балов и не представляли, зачем нужен язык, которого не понимает народ. Не желая тратить годы на изучение общего языка королей, всякий, кто восходил на трон, наносил на свое тело переводящую руну.

– Ваше величество, – Келл чуть склонил голову.

Королева приподнялась на локте и села. Ее медлительность была чистым притворством. Она двигалась, словно змея, готовящаяся нанести удар.

– Подойди ближе, – сказала она. – Хочу посмотреть, насколько ты вырос.

– Я вырос уже давно, – произнес Келл.

Она провела ногтем по подлокотнику.

– Но ты не выцветаешь.

– Пока нет. – Он осторожно улыбнулся.

– Подойди ко мне, – повторила она, протягивая руку, – или я подойду к тебе.

Келл не знал, обещание это или угроза, но выбора все равно не было, и он приблизился к трону, чувствуя, что идет прямиком в змеиное гнездо.

В воздухе щелкнул хлыст, и его раздвоенный конец рассек кожу на спине мальчишки. Тот не закричал (хотя Атос хотел именно этого), а лишь охнул от боли, стиснув зубы.

Мальчишку пришпилили к квадратной металлической раме, как мотылька: руки широко развели, привязав запястья к вертикальным прутьям. Его голова свесилась на грудь, пот и кровь стекали по лицу и капали с подбородка.

Мальчишке было шестнадцать лет, и он не поклонился. Атос и Астрид ехали по улицам Белого Лондона на белых лошадях, сопровождаемые солдатами с пустыми взглядами, и наслаждались страхом и покорностью в глазах народа. Люди опускались на колени, низко склоняли головы.

А этот паренек смотрел почти прямо. Позднее он, кашляя и плюясь кровью, назвал Атосу свое имя: Бэ́лок. Тогда же толпа пялилась на безумца и тихо шелестела. Это, конечно, был шок, изумление, граничащее с восхищением. Атос остановил коня и уставился на паренька, проявившего непокорность.

Конечно, Атос тоже когда-то был мальчишкой и совершал нелепые, своевольные поступки, однако в борьбе за Белую корону он усвоил немало уроков, а, завладев ею, усвоил еще больше. Теперь он твердо знал, что непокорность – сорная трава, которую нужно вырывать с корнем.

Его сестра, сидя на скакуне, весело наблюдала, как Атос швырнул монету матери мальчика.

– Ёт воса риджке, – сказал он. «На поминки».

В ту же ночь пришли солдаты с пустыми взглядами, выломали двери домишки, где жил Бэлок, и вытащили на улицу брыкающегося и вопящего мальчика. Его мать удерживало заклинание, накарябанное на каменной стене, так что ей оставалось только причитать.

Солдаты приволокли мальчишку во дворец и бросили, избитого и окровавленного, на сверкающий белый пол перед троном Атоса.

– Ай-ай-ай, – пожурил Атос своих людей. – Вы сделали ему больно. – Бледный король встал и презрительно взглянул на мальчика. – Это моя работа.

Хлыст снова просвистел в воздухе, и на этот раз Бэлок все-таки вскрикнул.

– Знаешь, что я вижу в тебе? – Смотав серебристый хлыст, Атос сунул его за пояс. – Огонь.

Бэлок выплюнул кровь на пол, и король скривил губы. Он прошагал через всю комнату, схватил мальчика за подбородок и стукнул головой о раму. Бэлок застонал от боли, но Атос зажал ему рот и склонился к самому уху.

– Он горит в тебе, – прошептал Атос. – Мне не терпится его уничтожить.

– Нё киджн авост, – выдохнул Бэлок, когда король убрал руку. «Я не боюсь смерти».

– Я верю тебе, – спокойно произнес Атос. – Но не собираюсь тебя убивать. Хотя ты наверняка пожалеешь о том, что я этого не сделал, – добавил он и отвернулся.

Рядом стоял каменный стол, а на нем – металлическая чаша с чернилами и остро отточенный клинок. Атос взял то и другое. Глаза Бэлока расширились, когда он понял, что сейчас произойдет. Паренек попытался вырваться из пут, но они крепко его удерживали.

Атос улыбнулся.

– Значит, ты слышал о метках, которые я ставлю.

Весь город знал о пристрастии и таланте Атоса к заклятиям подчинения. Метки, которые он ставил, лишали человека свободы, личности, души.

Атос не спешил, наслаждаясь ужасом мальчишки. Король опустил нож в чернила, так что они заполнили желобок. Наконец улыбнулся и медленно поднес острие к тяжело вздымающейся груди мальчика.

– Я оставлю тебе разум, – сказал Атос. – Знаешь зачем? – Нож проткнул кожу, и у Бэлока перехватило дыхание. – Чтобы читать в твоих глазах те муки, которые ты будешь испытывать всякий раз, когда твое тело будет подчиняться моей воле, а не твоей.

Бэлок едва сдерживал крик, пока лезвие скользило по его телу прямо над сердцем. Вырезая метку, Атос непрерывно что-то шептал. Кровь вперемешку с чернилами стекала по телу, но Атос казался невозмутимым и, прищурившись, спокойно орудовал ножом.