Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 16

На поверхности лужицы размером с монету заплясало маленькое голубое пламя. Ри хрустнул пальцами, повертел шеей и закатал рукава.

– Давай, пока огонь не погас, – поторопил его Келл.

Ри быстро взглянул на него, поднес обе руки к меловому кругу ладонями внутрь и обратился к огню, но не по-английски, а на арнезийском. Это был более певучий, ласковый язык, словно созданный для того, чтобы обращаться к магии. Принц шептал слова, которые текли монотонной, непрерывной вереницей и, казалось, обретали зримую форму.

К их обоюдному изумлению, все получилось. Пламя в тарелке побелело и выросло, поглотив остатки масла и продолжая гореть уже без него. Оно покрыло всю поверхность блюда и ярко разгорелось прямо под носом у Ри.

– Смотри! – крикнул он, тыча в пламя. – Смотри, у меня получилось!

Но хотя Ри уже перестал разговаривать с огнем, тот все больше разгорался.

– Не отвлекайся, – сказал Келл, видя, что белое пламя уже начало лизать края мелового круга.

– Что?! Ты меня даже не похвалишь? – возмутился Ри. Он развернулся к Келлу и случайно скользнул пальцами по столу. – Мог бы хотя бы…

– Ри! – закричал Келл, но было слишком поздно. Задев круг рукой, принц смазал меловую черту.

Огонь вырвался на волю.

Внезапный и обжигающий, он охватил весь стол. Ри отшатнулся так, что чуть не упал со стула.

Келл выхватил нож, рассек им ладонь и прижал окровавленную руку к столешнице.

– Ас Анасэ, – приказал он. «Рассейся».

Заколдованный огонь мгновенно угас, будто его и не было. У Келла закружилась голова.

Ри стоял ни жив ни мертв.

– Прости, – выдавил он виновато. – Прости, зря я…

Ри терпеть не мог, когда Келлу приходилось обращаться к магии крови, и считал себя лично ответственным за эту жертву. Однажды он причинил Келлу много боли и до конца не простил себя за это. Келл взял тряпку и вытер порезанную руку.

– Все нормально, – сказал он, отбросив тряпку. – Со мной все нормально, но я думаю, на сегодня хватит.

Ри кивнул.

– Я бы выпил еще, – признался он. – Чего-то покрепче.

– Я тоже, – ответил Келл с усталой улыбкой.

– Послушай, мы же сто лет не были в «Ис авен страс».

– Не надо нам туда ходить.

На самом деле Келл хотел сказать: «Я тебя туда не пущу». Вопреки своему названию – «Благодатные воды», – таверна превратилась в притон, полный подозрительных личностей.

– Да брось, – отмахнулся Ри, снова переходя на шутливый тон. – Возьмем Перси с Мортимером, переоденемся стражами…

В эту минуту кто-то кашлянул, Ри и Келл обернулись и увидели в дверях короля Максима.

– Сэр, – сказали они в один голос.

– Мальчики, как продвигается учеба?

Ри бросил на Келла предупреждающий взгляд.





– Потихоньку. Мы как раз закончили, – спокойно проговорил Келл.

– Хорошо, – кивнул король и достал письмо.

Келл и сам не думал, что ему так сильно хочется выпить вместе с Ри, пока не увидел конверт и понял, что ничего не получится. Он искренне расстроился, но не подал вида.

– Нужно доставить послание нашему могущественному соседу, – продолжил король.

Грудь Келла сжалась от странного, хорошо знакомого страха, смешанного с интересом. Страх и интерес всегда были неразрывны, когда дело касалось Белого Лондона.

– Конечно, сэр.

– Холланд принес вчера письмо, но не смог дождаться ответа, – пояснил король. – Я сказал, что отправлю его с тобой.

Келл нахмурился.

– Надеюсь, все хорошо? – осторожно спросил антари.

Ему редко удавалось узнать содержание королевских посланий, но он улавливал суть: переписка с Серым Лондоном давно превратилась в простую формальность, поскольку между городами было мало общего, а вот с Белым Лондоном постоянно шел напряженный диалог. Их «могущественного соседа», как король Максим назвал другой город, раздирала на части жестокая борьба за власть: имена в конце королевских писем менялись с пугающей быстротой. Проще всего было просто прекратить переписку с Белым Лондоном, пришедшим в упадок, но Красный не мог да и не хотел этого делать.

Его жители чувствовали себя ответственными за погибающий город. И они действительно были отчасти ответственны за его положение.

В конце концов, именно Красный Лондон принял решение изолироваться, после чего Белый оказался в ловушке между Красным и Черным. Ему пришлось в одиночку ограждать себя от обезумевшей магии и сражаться с черной чумой. Это решение много столетий не давало покоя королям и королевам, однако в ту пору Белый Лондон был сильным – даже сильнее Красного, и монархи Красного Лондона считали (по крайней мере, на словах), что другого выхода не было: только так все три мира могли выжить. Они были правы и неправы одновременно. Серый Лондон впал в тихое забвение, а Красный не только выжил, но даже процветал. Белый же изменился безвозвратно. Некогда блистательный город погрузился в пучину хаоса и войн, кровопролития и насилия.

– Все как нельзя лучше, – ответил король, протянул Келлу записку и вышел из комнаты. Келл шагнул за ним, но Ри вдруг схватил его за руку.

– Пообещай, – шепнул он еле слышно, – что вернешься с пустыми руками.

Келл замялся.

– Обещаю, – наконец сказал он.

«Сколько раз я произносил эти слова?» – думал Келл, доставая из-за воротника тусклую серебряную монету.

Возможно, хоть в этот раз он сдержит обещание.

Келл шагнул через дверь в другой мир и тут же поежился. Красный Лондон исчез, а вместе с ним пропало и тепло. Сапоги ступили на холодный булыжник, изо рта вырвалось облачко пара, и Келл поспешно застегнул камзол – черный с серебряными пуговицами.

«Прист ир эссен. Эссен ир прист».

«Сила в равновесии. Равновесие в силе». Девиз, мантра и молитва. Эти слова, написанные на королевском гербе Красного Лондона, можно было встретить всюду: и в домах, и в магазинах. В мире Келла люди не считали магию неисчерпаемым ресурсом. Ею пользовались, но не злоупотребляли, обращаясь с нею почтительно и осторожно.

В Белом Лондоне бытовали совсем другие представления.

С магией здесь не обходились на равных – ее покоряли, порабощали, контролировали. Черный Лондон впустил в себя магию, которая взяла верх и поглотила его. Памятуя о падении этого города, Белый Лондон выбрал противоположную тактику: он пытался подчинять силу всеми возможными способами. «Сила в равновесии» стала «Силой в господстве».

Но когда люди стали пытаться подчинять себе магию, она начала сопротивляться, сжиматься, зарываться в землю, чтобы до нее нельзя было добраться. Люди скребли ногтями поверхность мира, пытаясь выкопать хотя бы немного магии, но ее было очень мало и становилось все меньше – так же, как и людей, стремившихся ее отыскать. Казалось, магия решила взять своих поработителей измором и медленно, но верно добивалась цели.

У этой борьбы оказался также побочный эффект, из-за чего Келл и назвал Белый Лондон белым: все в городе и все его жители и днем и ночью, и летом и зимой выглядели бледными, словно были покрыты пеленой, тонким слоем то ли снега, то ли пепла. Здешняя магия, озлобленная и алчная, погребла под собой жизнь, тепло и цвета, высосав из этого мира все соки и оставив лишь бесцветный распухший труп.

Келл повесил на шею монету Белого Лондона и заправил ее за воротник. Его черный камзол ярко выделялся на блеклом фоне городских улиц. Келл поспешно сунул в карман порезанную руку, пока яркий цвет крови не привлек внимание прохожих. Позади тянулась жемчужная полоска наполовину замерзшей реки (здесь она называлась не Темза и не Айл, а Сиджлт), а на другом ее берегу до самого горизонта простиралась северная часть города. Впереди же раскинулась южная его часть, и всего в нескольких кварталах отсюда королевский замок вонзал в небо острые, как кинжалы, шпили; рядом с этой каменной громадой соседние здания казались крошечными.

Не теряя времени, Келл направился к замку.

Как многие высокие люди, он обычно сутулился, но, шагая по улицам Белого Лондона, выпрямлялся во весь рост, поднимал голову, расправлял плечи и громко стучал сапогами по мостовой. И менялась не только его осанка. До́ма Келл скрывал свою силу, а здесь наоборот. Он наполнял пространство вокруг себя магией, и изголодавшийся воздух пожирал ее, нагреваясь и извиваясь струйками пара. Главное – не перейти тонкую грань. Нужно было проявлять силу, но при этом крепко ее удерживать. Дашь слабину – и станешь легкой добычей, немного переборщишь – и за тобой начнут охотиться, как за ценным трофеем.