Страница 54 из 133
Процессы и террор были для советского режима не новостью. Но прежние процессы предположительно касались врагов, членов других политических партий или беспартийных лиц. Теперь же на публичный суд выставлялись коммунисты, и не просто коммунисты, а старая ленинская гвардия, вожди революции и государства, те, кто являлись соратниками «великого Ленина». Разобраться в этой вакханалии невозможно было никому: ни обвиняемым, ни очевидцам. Более полугола велось следствие по делу об «антисоветском объединенном троцкистско-зиновьевском центре». «Следствие» заключалось в том, что из обвиняемых выбивали признательные показания в обмен на туманные обещания сохранить жизнь им и близким. В течение всего «следствия» Сталин лично руководил фабрикацией обвинений, причем наиболее активную помощь ему оказывал Каганович, который непосредственно вел приготовления к суду, а затем следил за его проведением. Каганович усердствовал, так как среди арестованных в это время был его заместитель по Наркомату путей сообщения Я.А. Лившиц, и Каганович опасался, как бы в «троцкизме» не обвинили его самого. Переписка Кагановича со Сталиным проливает свет на то, какой системой доказательств пользовалась прокуратура и насколько Сталина и его помощников интересовала истина. Вот что писал Каганович о показаниях Е.А. Дрейцера и Р.В. Пикеля[505] (выбитых следователями НКВД): «Прочитал я показания мерзавцев Дрейцера и Пикеля. Хотя и раньше было ясно, но они со всеми подробностями раскрывают истинное бандитское лицо убийц и провокаторов — Троцкого, Зиновьева, Каменева и Смирнова. Теперь уже абсолютно ясно, что главным вдохновителем этой шайки является эта продажная стерва Троцкий. Пора бы его объявить «вне закона», а остальных подлецов, сидящих у нас, расстрелять»[506].
Направление судебного разбирательства и приговор были предопределены заранее и цинично прозвучали в заголовке статьи Л.П. Берии[507] «Развеять в прах врагов социализма», опубликованной в день начала суда, 19 августа 1935 г. (процесс завершился 24 августа).
На августовском процессе на скамье подсудимых находились 16 человек, в том числе бывшие ближайшие соратники Ленина и соправители Сталина по «тройке» во время болезни и непосредственно после смерти Ленина, а позже — лидеры объединенной оппозиции Зиновьев и Каменев, а также видные участники объединенной оппозиции Евдокимов, Мрачковский и И.Н. Смирнов, то есть лица, близкие скорее Зиновьеву, а не Троцкому. В дни суда центральная советская печать публиковала вперемежку статьи о Троцком, Зиновьеве и Каменеве, написанные руководителями партии и бывшими оппозиционерами: Пятаковым, Преображенским, Раковским, Радеком, то есть теми, кто в прошлом разделял взгляды Троцкого[508]. Именно потому, что Сталину нужны были эти клеветнические статьи, написанные бывшими соратниками, Сталин не стал арестовывать всех лидеров оппозиции одновременно, а морально уничтожал одних руками других, испытывая при этом поистине животное наслаждение и решая пропагандистские задачи. 23 августа Сталин, умышленно уехавший из Москвы на Кавказ на время суда, писал Кагановичу с садистской интонацией: «Статьи у Раковского, Радека и Пятакова получились неплохие. Судя по корреспондентским сводкам, инокорреспонденты. замалчивают эти статьи, имеющие большое значение. Необходимо перепечатать их в газетах в Норвегии, Швеции, Франции, Америке, хотя бы коммунистических газетах. Значение их состоит между прочим в том, что они лишают возможности наших врагов изображать судебный процесс как инсценировку и как фракционную расправу ЦК с фракцией Зиновьева-Троцкого»[509].
Заголовки советской прессы не обещали обвиняемым ничего хорошего: «Беспощадно уничтожить презренных убийц и предателей», «Добить до конца»… Этому хору вторил, как всегда в подобных случаях, псевдопоэт Демьян Бедный, опубликовавший стихотворение «Пощады нет»[510]. «Жалкую и гнусную» статью (по словам «Бюллетеня оппозиции») опубликовала в связи с процессом Крупская[511]. На суде все обвиняемые «чистосердечно признавались» в совершении самых фантастических преступлений, видимо сохраняя зыбкую надежду на то, что их действительно оставят в живых. Но надежда осталась тщетной. Все подсудимые были приговорены к «высшей мере» наказания и в тот же день, 24 августа, расстреляны.
Познакомившись с проектом приговора, Сталин в целом его одобрил, но потребовал приписать, что «Троцкий и Седов подлежат привлечению к суду или находятся под судом или что-либо другое в этом роде. Это имеет большое значение для Европы, как для буржуа, так и для рабочих. Умолчать о Троцком и Седове в приговоре никак нельзя, ибо такое умолчание будет понято таким образом, что прокурор хочет привлечь этих господ, а суд будто бы не согласен с прокурором»[512].
29 сентября по команде Сталина Каганович провел через Политбюро постановление «Об отношении к контрреволюционным троцкистско-зиновьевским элементам», являвшееся фактически директивой об уничтожении всех бывших оппозиционеров. В нем говорилось: «До последнего времени ЦК ВКП(б) рассматривал троцкистско-зиновьевских мерзавцев как передовой политический и организационный отряд международной буржуазии. Последние факты говорят, что эти господа скатились еще больше вниз, и их приходится теперь рассматривать как разведчиков, шпионов, диверсантов и вредителей фашистской буржуазии в Европе… В связи с этим необходима расправа с троцкистско-зи-новьевскими мерзавцами, охватывающая не только арестованных, следствие по делу которых уже закончено, и не только подследственных… дела которых еще не закончены, но и тех, которые раньше были высланы»[513].
Население СССР в целом отнеслось к судебному процессу равнодушно, а некоторая его часть — со злорадством, так как расстреливали тех, кто когда-то организовывал и революцию, и красный террор, и гонения на священнослужителей, и подавление крестьянских восстаний, и проведение коллективизации… В то же время некоторые недальновидные и неосторожные смельчаки-интеллектуалы придерживались иного мнения, не понимая, что это мнение аккуратно записывалось «сексотами» (секретные сотрудники НКВД) и превращалось затем в оформленные доносы, ложащиеся в основу открытия новых судебных дел. Так, в сводке секретно-политического отдела ГУГБ НКВД СССР о настроениях писателя Бабеля от 22 сентября 1936 г. утверждалось, что Бабель высоко оценивал приговоренных в Москве к смертной казни и положительно отзывался о Троцком: «А возьмите Троцкого. Нельзя себе представить обаяние и силу влияния его на людей, которые с ним сталкиваются. Троцкий, бесспорно, будет продолжать борьбу, и его многие поддержат»[514].
Обвинения по адресу Троцкого предъявлялись и до процесса 16-ти, но в ходе этого суда и после него превратились в совершенно бессмысленную и безграничную по своей злобности и кровожадности клеветническую кампанию. Троцкого обвиняли в организации убийства Кирова, в саботаже, подрывной деятельности, шпионаже, связях с «империалистическими державами». Советское полпредство в Норвегии недвусмысленно разъяснило министерству иностранных дел в Осло, что дальнейшее пребывание Троцкого на норвежской территории нежелательно и невозможно. Советский полпред в Норвегии Якубович[515] открыто угрожал норвежцам экономическими санкциями[516].
Еще 5 августа 1936 г. правые экстремисты в Норвегии совершили нападение на дом, в котором проживал Троцкий, надеясь найти компрометирующие материалы о связи Троцкого с «международным коммунизмом». В момент налета дом был пуст, и ничего интересного налетчики не нашли. Не имея возможности, согласно условиям пребывания в Норвегии, давать интервью и публиковать под своим именем политические статьи, Троцкий воспользовался этим инцидентом для того, чтобы подать жалобу в суд и публично высказаться по поводу проходившего в Москве судебного процесса[517]. По требованию министерства юстиции дело рассматривалось при закрытых дверях 11 декабря 1936 г. Суд весьма неохотно, но терпеливо, в течение четырех часов выслушивал Троцкого. Он говорил о процессе 16-ти в целом как о грандиозной и наглой клевете, в частности по поводу выдвинутого против него «лично чудовищного обвинения в организации террористических актов в союзе с гестапо»: «Я присоединил к этим показаниям, данным мною под судебной присягой, обширный комментарий, характеризующий подготовку последних московских процессов, личность главных подсудимых, методы извлечения добровольных признаний и т. д.»[518], — заявил в суде Троцкий[519].
505
Пикель Ричард Витольдович (1896—1936) — большевик с 1917 г. В 1918—1919 гг. занимал ряд административных должностей в Западной области. В 1919—1922 гг. — начальник политотделов армий, затем — войск Украины и Крыма. В 1924—1926 гг. заведовал секретариатом председателя Исполкома Коминтерна Г.Е. Зиновьева. В конце 1925 г. входил в существовавшую краткое время «новую оппозицию» Зиновьева и Каменева. В 1926–1927 гг. — участник объединенной оппозиции. В конце 1927 г. исключен из партии и сослан. В 1929 г. после подачи покаянного заявления возвращен из ссылки и восстановлен в партии. Член Союза советских писателей, директор Московского камерного театра. В 1934–1935 гг. работал на острове Шпицберген начальником советского учебного комбината. Арестован в 1936 г. Был одним из подсудимых на первом московском судебном процессе по делу троцкистско-зиновьевского центра. Приговорен к смертной казни и расстрелян.
506
Сталин и Каганович. Переписка. 1931–1936 гг. С. 627.
507
Берия Лаврентий Павлович (1899—1953) — большевик с 1917 г. В годы Гражданской войны находился на подпольной работе в Закавказье. С 1921 г. работал в ЧК Азербайджанской ССР, с 1922 г. — заместитель председателя ЧК Грузинской ССР. С 1926 г. — председатель ГПУ республики. Одновременно с 1927 г. — нарком внутренних дел. С 1931 г. являлся первым секретарем ЦК КП(б) Грузии, а со следующего года — первым секретарем Закавказского крайкома ВКП(б). В 1935 г. выступил с докладом «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье», который затем был издан отдельной книгой и объявлен важнейшим трудом по истории партии, так как он представлял собой полностью фальсифицированную версию истории революционного движения в регионе путем выдвижения на первый план личности Сталина. С 1938 г. Берия являлся наркомом внутренних дел СССР. При нем репрессивный курс несколько смягчился, Большой террор сменился «меньшим террором», хотя массовые репрессии продолжались. После нападения Германии на СССР Берия являлся членом Государственного комитета обороны СССР. Он утратил пост наркома внутренних дел, но полностью сохранил влияние. С 1944 г. под его руководством осуществлялись работы в области атомного оружия. В конце 40-х — начале 50-х гг. его влияние еще более возросло, он фактически стал вторым человеком в советской иерархии, хотя в последние месяцы жизни Сталин относился к нему с недоверием и, возможно, готовил над ним расправу. После смерти Сталина Берия был назначен министром внутренних дел и стал одним из претендентов на высшую власть в стране. Он был инициатором некоторых мероприятий по десталинизации (освобождение арестованных врачей, амнистия части осужденных, запрещение физических мер воздействия на заключенных, инициативы в области смягчения международной напряженности, улучшение отношений с Югославией и др.). В конце июня 1953 г. в ходе борьбы за высшую власть в стране Берия был ложно обвинен в подготовке заговора и арестован. По приговору Специального судебного присутствия Верховного суда СССР под председательством маршала И.С. Конева Берия и ряд его сотрудни-ков были обвинены в «предательских действиях», приговорены к смертной казни и немедленно расстреляны. По другим сведениям, он был сначала убит, а смертный приговор был оформлен задним числом.
508
Правда. 1936. 21, 24 августа.
509
Сталин и Каганович. Переписка. 1931–1936 гг. С. 642.
510
Правда. 1936. 21 августа.
511
Бюллетень оппозиции (болыиевиков-ленинцев). 1936. № 52–53. С. 5.
512
Сталин и Каганович. Переписка. 1931–1936 гг. С. 642.
513
Реабилитация. Политические процессы 30—50-х годов. М.: Политиздат, 1991. С. 221.
514
РГАСПИ. Ф. 57. On. 1. Ед. хр. 64. Л. 94; Антология сатиры и юмора XX века. Исаак Бабель. М.: Эксмо, 2005. С. 438.
515
Якубович Игнатий Моисеевич — сотрудник Наркоминдела СССР, в 1936–1937 гг. — полпред в Норвегии.
516
Serge У, Sedova-Trotsky N. The Life and Death of Leon Trotsky. P. 208.
517
Находясь в Мексике, Троцкий подготовил показания о своем пребывании в Норвегии и обстоятельствах отъезда из этой страны для комиссии, которая расследовала предъявленные Троцкому на московских процессах обвинения. Эго свидетельское показание — единственный достоверный источник того, что происходило в норвежском суде.
518
Троцкий Л. Дневники и письма. С. 163.
519
Суд приговорил вломившихся в дом Троцкого правых экстремистов, сторонников Видкуна Квислинга, который всего через несколько лет стал гитлеровским наместником в Норвегии, к незначительным штрафам.