Страница 27 из 133
«Преследование же дочери моей лишено было и тени политического смысла. Лишение ее гражданства, отнятие у нее единственной оставшейся надежды: вернуться в нормальную обстановку и поправиться, наконец, высылка ее из Берлина (несомненная услуга немецкой полиции Сталину) представляют политически бесцельные акты обнаженной мести — и только. Дочь отдавала себе ясный отчет в своем состоянии. Она понимала, что в руках европейской полиции, травящей ее в угоду Сталина, ей спасения нет. Результатом этого сознания и явилась ее смерть 5-го января 1933 года. Такую смерть называют «добровольной». Нет, она не была добровольной. Сталин ей навязал эту смерть.
Я ограничиваюсь этим сообщением без дальнейших выводов. Для выводов время наступит. Их сделает возрожденная партия»[262].
Как мы знаем, партия не возродилась и выводов не сделала. Но даже трагическая смерть дочери Троцкого послужила базой для нового витка острой политической конфронтации. Троцкий, однако, ошибался в том, что действия против его семьи не были «актами бесцельной мести». Цель Сталина была очевидной: вывести Троцкого из состояния душевного равновесия, лишить работоспособности, выбить из политического противоборства, наконец — отомстить. Трудно со всей уверенностью сказать, насколько успешен был Сталин в достижении этих целей.
После гибели матери Севу отвезли в Вену, где о нем заботилась Анна Константиновна Клячко, старый друг семьи Троцких еще по венскому периоду жизни в начале века. Она продолжала переписываться с Троцким в 30-х гг. и выполняла некоторые его организационно-технические поручения. «Он здоров, забрасывает вопросами», — писала Клячко Троцкому о Севе в феврале 1934 г.[263] Позже, в 1935 г., после долгих мытарств с визой, Севу перевезли в Париж, где он жил вместе со своим дядей Львом Седовым и Жанной[264]. Изредка, видимо по настоянию взрослых, Сева писал письма деду, стараясь приспособиться к языку взрослых, задавал серьезные вопросы, например, как идет работа, рассказывал о своих школьных делах, маленьких радостях и прогулках в лесу[265].
3. Переоценка международной ситуации
На страницах «Бюллетеня оппозиции», в печатных органах своих сторонников в разных странах, прежде всего в газетах французских и американских троцкистов, иногда в большой «буржуазной» прессе Троцкий стремился анализировать хозяйственное и политическое положение СССР, его внешнюю политику, крутые повороты, которые в конце 20-х — начале 30-х гг. совершал Сталин. Наибольшее его внимание в это время привлекали меры по индустриализации и сплошной коллективизации сельского хозяйства. Любопытно, что первая крупная статья по этим вопросам, опубликованная в качестве передовой, была по-разному названа в «Содержании» журнала и в тексте. Спокойный заголовок в «Содержании»: «Новый хозяйственный курс в СССР» был заменен агрессивным: «Экономический авантюризм и его опасности»[266]. Скорее всего, на исправлении в последний момент настоял Троцкий, и редакция, в которой в это время заправляли в основном братья Рувелис и Абрахам Соболевичусы[267] (дело было еще до приезда Седова в Берлин), исправив заголовок, не обратила внимания на уже набранное «Содержание» журнала.
В статье Троцкий обращал внимание читателей на свою книгу «К капитализму или к социализму?», 1925 года издания, в которой он указывал на перспективы роста промышленности в 15–20 % в год. Сторонники Сталина называли эти левые планы Троцкого «сверхиндустриализацией» и подвергали его за них резкой критике. Теперь же Сталин вступил на путь «ультралевого курса», который Троцкий расценивал как опасность не меньшую, чем прежний «центризм» Сталина. Все расчеты были пересмотрены в сторону увеличения. Разгон «взят не по силам», индустриализация «держится на административном кнуте». Накопляется и усиливается несоответствие между разными отраслями. Прорехи заполняются бюджетно-кредитными ассигнованиями, что ведет к инфляции. Последняя повышает товарный спрос и толкает отрасли промышленности еще дальше на путь превышения процента роста и усиления диспропорций.
Троцкий стремился выяснить характер зависимости советской экономики от мирового рынка. Он полагал, что разразившийся мировой экономический кризис приведет к сокращению зарубежного спроса на советские товары и одновременно ударит по импорту машин и технического сырья. Но, как он признавался, о последствиях кризиса речь шла пока только гипотетически: «Неизмеримо непосредственнее и глубже те опасности, которые сосредоточиваются по важнейшей линии советского режима: по линии взаимоотношений города и деревни». В связи с этим Троцкий вступал на весьма опасное для его рассуждений поле: о коллективизации сельского хозяйства. Он признавал, что в течение ряда лет оппозиция требовала большего обложения верхних слоев деревни в интересах промышленного развития. Кулак тем временем вырос в серьезную величину. Бюрократии пришлось круто менять политику, начав массовую коллективизацию и наступление на кулака. По плану к концу пятилетки колхозы должны были охватить около 20 % крестьянских хозяйств. Но к моменту создания статьи, констатировал автор, они охватили уже 40 %, а в течение ближайших года или двух все крестьянство потеряет свою относительную хозяйственную самостоятельность и окажется в составе созданных по бюрократической инициативе коллективных хозяйств.
Троцкий высказывал уверенность, что в таком развитии событий таится гигантская опасность, ибо коллективизация земледелия предполагает определенную техническую основу, которая в СССР все еще отсутствует. Механизация и электрификация сельского хозяйства могут быть осуществлены только в перспективе ряда пятилетних планов, а до этого колхозы обречены на крайне жалкое существование с непредсказуемыми последствиями. Поразительно, но Троцкий считал, что коллективизация в СССР протекает сравнительно добровольно. Он, правда, оговаривался, что для крестьянина «ворота рынка оказались на замке» и ему пришлось «шарахнуться в единственно открытые ворота — коллективизации». Но тот факт, что крестьян загоняли в колхозы, что проводившееся «раскулачивание» сопровождалось террором и насилиями, убийствами и ограблением зажиточных крестьян, середняков и даже бедняков, предпочитавших не вступать в колхозы, Троцким оставался не замеченным и не упомянутым. Темы сталинских репрессий в отношении крестьянства Троцкий предпочитал не касаться.
Впрочем, «массовые истребления» очень беспокоили Троцкого и он обратил на них внимание и резко, можно даже сказать безапелляционно, против этих истреблений протестовал: «Официальная пресса, — писал он, — полна тревожных сообщений относительно массового истребления рабочего скота и продажи его на убой. Руководство реагирует на это циркулярами, телеграммами и угрозами». Скотина классовым врагом не являлась, и ее Троцкому было искренне жалко, поскольку без рабочего скота существовала неизбежность для колхозов «исключительно острых затруднений уже на первых шагах их деятельности». Понятно, однако, что колхозы не могли нормально функционировать не только без животных, но и без крестьян, но про последних Троцкий так и не вспомнил. Свой пессимистический анализ он завершал выражением убежденности в невозможности построить национальное социалистическое общество. Предотвращение «неисчислимых бедствий» для СССР он видел только на пути отказа от теории национал-социализма. Троцкий не проводил какого бы то ни было сравнения с национал-социализмом в Германии. Советский «национал-социализм» для него означал попытку реализации сталинского курса на построение социализма в одной стране. Но именно для того, чтобы еще больше уязвить официальное советское руководство, Троцкий употреблял термин, который звучал так же, как и название новой политической силы, рвущейся к власти в Германии.
262
Там же. Т-3499; Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев). 1933. № 33. С. 29–30.
263
Архив Троцкого. Фонд 13.1. Т-2330.
264
Троцкий Л. Дневники и письма. С. 108–109.
265
Архив Троцкого. Фонд 13.1. Т-5738—5739.
266
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев). 1930. № 9. С. 1–8.
267
Соболевичюс Абрамас (псевдонимы Сенин, Соубл) (1903–1974) — агент советских спецслужб. Родился в Литве, в подростковом возрасте вместе с семьей эмигрировал в Германию. В 1921 г. вступил в Коммунистическую партию Германии. В 1929 г. исключен из КПГ за принадлежность к левой оппозиции. В 1931 г. (по другим данным, уже в 1927 г.) завербован в качестве агента органами ОГПУ. Будучи одним из лидеров немецкой организации сторонников Троцкого, способствовал расколу в ее рядах и в 1933 г. перешел в КПГ. Переехав в том же году в СССР, занимался провокаторской работой в кругах потенциальных оппозиционеров. В 40—50-х гг. один из организаторов советской шпионской сети в США. Разоблачен и арестован в 1956 г. В 1957 г. осужден к 7 годам тюремного заключения за шпионаж.