Страница 10 из 73
Или такова плата за необычайное везение? И сколько еще расплачиваться? Взреветь бы, как морской лев или другая белуга, от безысходности!
– Эй! – Окрик Палваныча прервал Колины раздумья. – Ты что, заснул, хорек сервелатный?! Поступила команда. Выполняй.
– Простите, товарищ прапорщик, какая команда?
– Ну, Хейердалов сын! «Песню запевай»!!!
«Боров садистский… – мысленно выругался Лавочкин. – Скучно ему стало…» Но парень и сам не прочь был взбодриться. Да, пора выныривать из пучины депрессии. Коля затянул не очень веселый, но в целом оптимистический ретро-хит:
Прапорщик остановился и пригнулся, хватая Колю за руку и увлекая вниз:
– Тихо!
Парень щелкнул зубами, закрывая рот.
Впереди росла полоска кустарника, а за ней слышались топот копыт и людские голоса.
Палваныч высунул голову.
По широкой дороге навстречу друг другу двигались различные повозки, всадники и пешеходы. Не толпа, конечно, но внушительный поток.
Как потом узнали странники, они вышли к тракту, соединявшему два немаленьких города. Стояли праздничные ярмарочные деньки, поэтому на дороге было особенно оживленно: люди спешили на ярмарки.
– Все ясно… Воспользуемся старой, проверенной на тебе стратегией поиска, – сказал прапорщик. – Будем объезжать окрестные населенные пункты, пока не нападем на след ворюги. За мной.
Дубовых и Лавочкин продрались сквозь кусты к обочине. Палванычу надоело топать пешком, он высмотрел наиболее подходящую кандидатуру для «автостопа».
Блаженно улыбавшийся средних лет крестьянин в простой, но яркой одежде. Так себе человек, без особых примет. Ни толстый, ни худой. Спокойный, как фараон в саркофаге. Только живой.
Мужичок ехал в телеге, которую толкала серая в яблоках лошадка. Да-да, именно толкала, ведь она была запряжена сзади.
Кобылья морда находилась над повозкой. Крестьянин сидел рядом и правил.
– Гражданин, подкинь нас немного! – попросил прапорщик, когда телега почти подкатила к путникам.
– Подкинуть не смогу, вон ты какой тяжелый на вид-то. От земли небось не оторвать! А подвести не откажусь. Полезайте на здоровьичко, – с готовностью откликнулся мужик.
Палваныч и Коля забрались в телегу.
На дне лежал молоток. И все.
Дубовых решил вызвать возницу на разговор:
– Откуда едешь?
– Из столицы, известное дело. За мукой ездил. Жена велела: «Гюнтер, привези мне два мешка мучицы». Вот я и поехал.
– А молоток тут при чем?
– О, это целая история, – протянул Гюнтер. – Во-первых, денег хватило только на мешок. Я поистратился, туда добираючись.
– На девочек? – осклабился Палваныч.
– Если бы! На женщин! – загадочно ответил крестьянин и развил тему. – Две такие красивые и очень внушающие доверие. У них, бедняжек, корабль отплыл, опоздали они. Вот взаймы и попросили на денек-другой. Я на постоялом дворе прождал трое суток, а они так и не вернулись…
– Э, рядовой, – прапорщик пихнул локтем Колю, – а все-таки приятно знать, что ты не самый распоследний лох, правда?
Мужик продолжил:
– …Думаю, не случилось ли с ними плохого? Однако я отвлекся. Приехал на рынок, сторговался. Тащу мешок. Тут добрый человек ко мне подбежал, участливый такой… Говорит: «Мука – это сиюминутный прах, ты, работяга, лучше у меня зерна возьми да засей! С каждого зернышка по колоску – вот тебе и в десять раз больше, чем было». Я, конечно, задумался. Парень я с руками, не без головы тоже. Выгоду чую, словно гончая лису. «Купил бы у тебя зерна, – говорю, – только денег нет». Он отвечает: «Не беда, нешто я не выручу предприимчивого человека! Меняю твою муку на свое зерно! Честно и благородно. Ты мне мешок, я тебе десятую часть рожью». Я прикинул, то же на то же вышло. Выращу урожай – будет мне мешок зерна или больше. Ударили по рукам. Погрузил в телегу куль зерна, домой двинулся. Задремал на ходу (жарко было и скучно). Очнулся. Нету моей ржи. Видно, птицы склевали, пока я спал. Они, пернатые твари, совсем наглые стали, прожористые. Даже куля не оставили.
– О! – многозначительно окнул Коля, задумавшись о науке психиатрии.
– А молоток-то здесь при чем? – нахмурился прапорщик.
– Молоток? А! Молоток… Так я его из дома взял. Вдруг колесо сломается…
Серая в яблоках заржала. Наверное, ей было еще смешнее, чем Палванычу с Лавочкиным.
Крестьянин проявил вежливость:
– Куда сами едете?
– Ищем сына моего. Младшенького. – Дубовых не стал изобретать свежих легенд. – Заплутал он, бедняга. Шляп… Шлюх…
– Шлюпфриг! – подсказал солдат.
– Точно, он! – подтвердил прапорщик.
– Что же ты, добрый человек, так неудачно сынка назвал? Сам путаешься, – сочувственно покачал головой Гюнтер.
– Слово не «Першинг-2»: вылетит, не перехватишь, – изложил свое видение проблемы Палваныч.
– А вон и наша деревенька, Швахвайзехаузен[7].
Тракт заворачивал вправо, огибая лес, а влево ответвлялась колея сельского необустроенного пути. Она сбегала по пологому склону в низину, где текла маленькая речушка, а на противоположном берегу размещалась скромная группка домов. Десятка полтора. Домики не впечатляли: кривые хлипкие хибары с неухоженными огородами. Воистину, деревенька – швах.
Солнце клонилось к закату. Прапорщик подумал о ночлеге и еще кое о чем.
– А у вас в селении все такие… сообразительные? – спросил он крестьянина.
– Я один из мудрейших, помощник старосты, – приосанился Гюнтер.
– Постой есть?
Мужичок слегка хлопнул ладонью кобылку в лоб. Она остановилась.
Сзади недовольно заворчали какие-то люди, катившие за телегой большую тачку.
– Доставай, – потер руки крестьянин.
– Чего?! – не понял Дубовых.
– Есть!
– Что есть?
– Что обещал.
– Кто?
– Ну, ты! – рассердился мужичок. – Ты же мне сказал, мол, постой, будем есть!
– Тьфу ты, карикатуры клок! – воскликнул Палваныч, бешено зыркая на Колю, дескать, не сметь смеяться. – «Постой» не в смысле «тпру», а в смысле «поспать», понимаешь?
– Да рано еще спать, тем более на дороге… – захлопал округлившимися глазами мужичок.
Дубовых схватился за голову: «Что бы вообразил этот идиот, если бы я объяснил про „есть“ не в смысле „жрать“, а в смысле „иметься“?! Нет, ну полный кретин!..»
– Разрешите, товарищ прапорщик? – встрял Лавочкин.
– Д-давай, – выдавил сквозь зубы пунцовый от злости Палваныч.
– Любезный, – начал Коля, – в вашей деревне найдется место переночевать? Для нас двоих.
– Да, конечно! Хоть у меня оставайтесь!
– Вот и славно, – обрадовался солдат. – Поехали?
– Разумеется! А куда? – спросил Гюнтер.
– Грмрмык!!! – прохрипел Дубовых.
– Чего?
– Товарищ прапорщик имел в виду, что мы должны ехать к вам домой на ночлег, – терпеливо объяснил парень.
– А! – Мужичок дернул лошадку за подбородок, и она потопала к повороту на Швахвайзехаузен. – Но сколь, однако же, ваш спутник емко изъясняется!
– Да, – ухмыльнулся Коля, – товарищ прапорщик был более чем лапидарен.
Почти успокоившийся Палваныч вновь вспыхнул праведным негодованием:
– Как ты сказал?! Я лапидарен?! Да за такие слова морду бить надо!
Всю дорогу до деревеньки Лавочкин отбивался от командирских нападок и растолковывал смысл «непристойного» термина.
К порогу подкатили затемно.
7
Shwach – слабый, Weise – мудрец, hausen – от слова «дом» (указание на то, что это деревня).