Страница 17 из 33
Гонсалес еще больше ухудшил положение мексиканских крестьян, приняв другой закон, который и послужил одной из главных причин революции в начале XX века. Дело в том, что иностранным инвесторам хотелось приобрести нужные им земли по дешевке. Но после «закона Лердо» все церковные земли обрели новых хозяев, в основном бывших генералов, ставших крупными помещиками и политиками. Те с землей расставаться не желали, и за них было кому замолвить словечко в Мехико. В качестве потенциальных жертв оставались только индейские общины и малоземельные крестьяне.
По инициативе президента Конгресс принял довольно разумный, на первый взгляд, закон. В Мексике пустовало много государственной и ничейной земли (правда, обычно в горных и засушливых районах). Согласно новому закону учреждались специальные землемерные компании, которым государство давало право изыскивать и межевать пустующие земли. В виде платы за свою деятельность они получали треть «найденных» земель и право льготной покупки оставшихся двух третей.[73] Эти компании, среди учредителей которых было немало государственных чиновников нового режима (и по совместительству представителей иностранных фирм), активно взялись за дело. Вот только искали они землю в основном в индейских деревнях. Крестьяне, как правило, не имели никаких документов на землю, так как их предки обрабатывали ее еще до прихода испанцев. Они знали только то, что их земля лежит, например, от того дерева до этого камня. Компании немедленно объявляли эти земли, на которые часто уже имелся солидный покупатель, иностранец или местный помещик, «ничейными» и продавали их заинтересованным лицам. Неграмотным крестьянам предлагали обращаться в суд, неизменно принимавший решения не в их пользу.
Сельская жандармерия «руралес» – гроза мексиканских крестьян
Неудивительно, что земельный вопрос, особенно в густонаселенной центральной части Мексики, сильно обострился. Некоторые деревни потеряли даже свои кладбища. К тому же помещики, как правило, окружали крестьянские наделы своими угодьями со всех сторон, проводя политику экономического удушения мелкого собственника. Тому ничего не оставалось, как превратиться в арендатора на принадлежавшей ему раньше земле. В деревнях, естественно, вспыхнули волнения. Но, в отличие от Хуареса, ни Диас, ни Гонсалес не испытывали никаких угрызений совести, приказывая войскам и «руралес» жестоко подавлять малейшие проявления недовольства.
Гонсалес продолжал политику раздачи американцам железнодорожных концессий на строительство магистралей к американской же границе. Уже тогда многие предупреждали, что расчет Диаса на растущее миролюбие янки совершенно неверен. Наоборот, твердили оппоненты, инвесторы и концессионеры будут требовать для себя все новых и новых льгот, в случае необходимости призывая на помощь власти США. Так и получилось.
Как только американцы построили первую дорогу к американской границе, они решили загрузить ее в обе стороны. С экспортом мексиканского сырья и скота все было понятно, но янки хотелось еще и завалить мексиканский рынок своими дешевыми товарами. Однако на пути американских экспортеров стояли высокие мексиканские тарифы на отдельные промышленные импортные товары, введенные еще Хуаресом и Лердо для защиты эмбриональной национальной промышленности. В 1882 году США предложили Мексике, как всегда, абсолютно «равноправное» соглашение: обе страны отменяют друг для друга тарифы на некоторые готовые товары.[74] Подвох состоял в том, что в Мексике большинство товаров, для которых США милостливо открывали свой рынок, вообще не производилось. Гонсалес, конечно, колебался. Тогда американцы стали грозить, что прекратят строить железные дороги (в Мексике не производилось ничего такого, что могло бы быть использовано для прокладки железнодорожных путей). Мексиканскому Конгрессу пришлось в 1883 году одобрить «равноправный» договор. Но на этом беды Мексики далеко еще не закончились. Уже через несколько месяцев германский посланник в Мехико потребовал для своей страны такого же торгового режима. Американский посланник сразу же выразил протест. Гонсалеса спас случай. Американские фермеры, которые опасались притока в США дешевой мексиканской сельскохозяйственной продукции, убедили Сенат отклонить торговый договор с Мексикой.
И Диас, и Гонсалес прекрасно понимали, что для создания противовеса США следует немедленно установить тесные отношения с европейскими странами. На этом фронте все зависело от Франции. Париж даже после свержения Наполеона требовал от мексиканского правительства признания долгов империи и выплаты французским гражданам компенсации за ущерб, причиненный им многочисленными войнами на территории Мексики. С другой стороны, правительства Хуареса и Лердо никаких долгов платить не желали и требовали от самой Франции компенсации за причиненные интервентами разрушения. К тому же мексиканцы настаивали, что инициатива восстановления дипломатических отношений должна исходить от Франции как бывшего агрессора. Гонсалес нашел простое и прагматичное решение: обе стороны отказались от всех претензий и восстановили отношения. Мексиканская армия стала получать современное оружие именно из Франции. У американцев старались ничего из военного снаряжения не покупать.
Однако сторонники Диаса через некоторые СМИ обрушились на Гонсалеса с критикой за то, что он пошел на мировую с бывшими интервентами. Бедный президент ничего не понимал: ведь это было согласовано с доном Порфирио (за которым еще с тех времен закрепилась обидная кличка «дон Перфидио», то есть «дон Подлец»). Но бывший президент хранил молчание, из чего многие рядовые избиратели заключили, что он недоволен действиями Гонсалеса. Попытка последнего урегулировать финансовые вопросы с англичанами (британцы были единственной альтернативой американцам в строительстве железных дорог) окончилась уличными протестами в Мехико.[75] В обмен на дипломатическое признание Гонсалес обещал Лондону выплатить 15,4 миллиона фунтов стерлингов британским держателям облигаций займов бывших консервативных правительств. После обнародования этого компромисса президенту пришлось отдать войскам приказ стрелять в демонстрантов. Это, естественно, не добавило ему популярности.
В 1884 году впервые в истории Мексики был учрежден национальный эмиссионный банк, и Гонсалес в соответствии с духом времени ввел в обращение никелевые монеты вместо традиционных серебряных. В стране едва не произошло вооруженное восстание.
Тем не менее итоги правления «простоватого» Гонсалеса оказались весьма впечатляющими. В Мексике его до сих пор помнят хотя бы потому, что этот президент ввел в стране метрическую систему мер, отменив все остальные как рудименты колониальных времен. На севере были наконец побеждены апачи. Мексика имела дипломатические отношения со всеми ведущими европейскими государствами. В 1884 году ввели в эксплуатацию первую железную дорогу между США и Мексикой. Благодаря непопулярным мерам президента иностранные инвестиции в страну впервые со времен завоевания независимости достигли ощутимых размеров. Однако Гонсалеса мексиканцы не любили. Его правительство называли самым коррумпированным в истории Мексики (Порфирио Диас докажет позднее, что пальма первенства на этой стезе принадлежит все же ему самому). После отставки Гонсалеса в 1884 году распускались слухи, что, покидая президентский дворец, он прихватил с собой всю казенную мебель. Как и Лердо, его обвиняли в распродаже национальных ресурсов иностранцам по бросовым ценам. К тому же в 1884 году Мексику впервые в истории потрясли отголоски мирового экономического кризиса. Став зависимой от внешнеэкономической конъюнктуры, страна утратила былую самодостаточность.
Незадолго перед выборами Диас посетил Гонсалеса и пытался убедить его, что не имеет президентских амбиций. Слушая, Гонсалес все время выдвигал и задвигал ящики своего письменного стола. На недоуменный вопрос Диаса он ответил, что ищет того дурака, который бы в это поверил.
73
Mexico since Independence. London, Cambridge University Press, 1991. P. 72.
74
Mexico since Independence. London, Cambridge University Press, 1991. P. 72.
75
Условия англичан были чуть лучше американских: американцы строили железные дороги в обмен на концессии на сами эти дороги сроком на 99 лет.