Страница 2 из 47
Лакей остановился перед ним и сказал:
– Пришел мистер Марлоу, генерал.
Старец не шевельнулся и не произнес ни слова, даже не кивнул. Он просто смотрел на меня, словно парализованный. Я сел в мокрое плетеное кресло, подсунутое мне лакеем, с поклоном взявшим у меня шляпу.
Минуту спустя генерал произнес голосом, казалось, исходящим из глубокого колодца.
– Брэнди, Норрис. Как вы любите его пить?
– В любом виде, – ответил я.
Лакей исчез за стеной мерзких растений. Генерал заговорил снова. Он пользовался голосом осторожно, словно безработная танцовщица варьете последней парой чулок.
– Когда-то я пил брэнди с шампанским. Шампанское должно было быть холодным, как вода из горного ручья, и содержать не менее одной трети брэнди... Может вы снимете пиджак, мистер Марлоу. Здесь в самом деле слишком жарко для человека, в жилах которого еще течет кровь.
Я встал, скинул пиджак и вынул платок, чтобы вытереть лицо, шею и запястья рук. У меня было впечатление, что температура в Сахаре в самый полдень намного ниже, чем здесь. Я сел и машинально достал сигарету, но сдержался и не стал закуривать. Старец заметил это и слабо улыбнулся.
– Можете курить, мистер Марлоу. Я очень люблю запах табачного дыма.
Я закурил и выпустил в его сторону струю дыма. Ноздри старца шевельнулись, как нос терьера возле крысиной норы, слабая улыбка осенила уголки его губ.
– Забавная ситуация, когда человек вынужден удовлетворять свои дурные привычки через посредника, – сухо произнес он. – Вы видите перед собой картину догорания после красочной жизни. Перед вами калека с парализованными ногами и половиной желудка. Я могу есть уже очень немногие вещи, а мой сон так сильно похож на бодрствование, что вряд ли его можно назвать сном. Мне кажется, что я существую только благодаря тепличной жаре, словно новорожденный паук. Орхидеи – лишь оправдание этой температуры. Вы любите орхидеи?
– Так себе, – сказал я. Генерал прикрыл глаза. – Они отвратительны. Их ткань похожа на человеческое мясо, в их запахе есть что-то от псевдосладости проститутки.
Я раскрыл рот, глядя на него. Мягкий влажный зной окутывал нас как саван. Старец склонил голову, словно шея не могла выдержать ее тяжести. Наконец появился лакей, продравшись сквозь джунгли с маленьким столиком на колесах. Он смешал для меня брэнди с содовой, накрыл медное ведерко со льдом мокрой салфеткой и ушел, бесшумно передвигаясь среди орхидей. Где-то позади джунглей открылась и закрылась за ним дверь.
Я отхлебнул небольшой глоток брэнди. Старец, видя это, несколько раз облизнул губы, медленно водя одной губой по другой с напряженностью, достойной более значительного церемониала.
– Расскажите мне что-нибудь о себе, Марлоу. Думаю, что я могу просить об этом.
– Разумеется, вот только рассказывать особенно нечего. Мне тридцать три года, я закончил колледж, и, если обстоятельства этого требуют, все еще могу пользоваться английским. Правда, в моей профессии это не слишком часто требуется... Работал полицейским агентом у окружного судьи, Уайлда. Шеф агентов Берни Ольс, вызвал меня и сказал, что вы хотите меня видеть. Я не женат по той простой причине, что не переношу жен сотрудников полиции. – А кроме того вы немного циник, – усмехнулся старец. – Вам не нравится работа у Уайлда?
– Он выставил меня. За несоблюдение субординации. Это мой самый большой недостаток, генерал.
– Это не мое дело, мистер Марлоу. Меня радует ваша искренность. Что вы знаете о моей семье?
– Я слышал, что вы вдовец и что у вас две молодые дочери. Обе очень красивые и обе необузданные. Одна три раза была замужем, третий раз за бывшим контрабандистом спиртным, известным в своей среде под именем Расти Ригана. Это все, что я знаю, генерал.
– Вам ничего не показалось в этом необычным?
– Быть может, эта история с Риганом. Но должен признаться, что меня это общество не шокирует.
Генерал улыбнулся своей скупой бледной улыбкой.
– Мне кажется, меня тоже. Я любил Расти. Он был высоким ирландцем из Клонмела, с густыми локонами на голове, печальными глазами и улыбкой, широкой, как приморский бульвар. Когда я увидел его впервые, то подумал, что он именно тот, на кого и похож – бродяга, которому посчастливилось облачиться в добротный костюм.
– Думаю, вы его очень любили, – сказал я.
Генерал засунул свои бескровные руки под плед. Я погасил окурок и допил брэнди.
– Он был для меня дуновением жизни, пока был здесь. Проводил со мною по много часов, потея, как мышь, литрами потребляя брэнди и рассказывая мне истории периода ирландской революции. Он был офицером в ирландской революционной армии. А в Соединенных Штатах находился нелегально. Это, конечно, было смешное супружество, и, как супружество, вероятно, не продлилось и месяца. Я выдаю вам семейные тайны, мистер Марлоу.
– Вы можете быть уверены в моем умении хранить тайны, – сказал я. -Что случилось с Риганом?
Старец некоторое время смотрел на меня ничего не выражавшими глазами. – Он ушел месяц назад. Внезапно, не сказав никому ни слова. Не попрощался даже со мной. Это причинило мне боль, но что ж, он был воспитан в суровой школе жизни. Я уверен, что рано или поздно получу от него известие. Но пока что меня шантажируют.
– Снова? – спросил я.
Он вынул руки из-под пледа, держа в них желтый конверт.
– Пока Расти был здесь, я мог лишь сочувствовать любому, кто попытался бы шантажировать меня. За несколько месяцев до его прибытия, примерно десять месяцев назад, я выплатил одному типу по имени Джо Броуди пять тысяч долларов за то, чтобы он оставил в покое мою младшую дочь, Кармен.
– О! – вырвалось у меня.
Он пошевелил редкими белыми бровями.
– Что вы хотели этим сказать?
– Ничего, – ответил я.
С минуту он присматривался ко мне, наморщив лоб, затем сказал:
– Возьмите этот конверт и осмотрите его. И налейте себе брэнди.
Я взял конверт с его колен и вернулся на место. Вытер руки и осмотрел письмо снаружи. Конверт был адресован генералу Гаю Стернвуду, 3765, Альта Бри Кресчент, Вест-Голливуд, Калифорния. Адрес написан чернилами, косыми печатными буквами. Конверт был разрезан. Я достал из него желтую визитку и три клочка жесткой бумаги. На тонкой карточке из отличной бумаги сверху золотом было оттиснуто: Артур Гвинн Гейгер. Адрес не указывался. Внизу, в левом углу, маленькими буквами набрано: «Редкие книги и роскошные издания». Я повернул карточку другой стороной. На ней косыми печатными буквами было написано: «Сэр, несмотря на то, что прилагаемые расписки по закону не могут быть обжалованы, поскольку представляют собой долговые обязательства в азартных играх, мне кажется, что вы все же предпочли бы их выкупить. С уважением А.Г.Гейгер».
Я стал изучать три клочка жесткой белой бумаги. Это были написанные чернилами векселя, на которых стояли даты предыдущего месяца. Содержание их было следующим: «Предъявителю сего, Артуру Гвину Гейгеру или же его уполномоченному, я обязуюсь выплатить по их требованию 1000 (тысячу) долларов без процентов. Деньги получила. Кармен Стернвурд».
Текст был написан неразборчивыми каракулями со множеством выкрутасов и кружочками вместо точек.
Я сделал себе еще один коктейль, отпил глоток и отложил в сторону вещественное доказательство.
– И какой же вывод вы из этого делаете? – спросил генерал.
– Пока никакого. Кто такой Артур Гвинн Гейгер?
– Не имею ни малейшего понятия.
– А что по этому поводу вам сказала Кармен?
– Я не спрашивал ее. И не собираюсь. Если бы я это сделал, она, вероятно, начала бы сосать большой палец и состроила бы боязливую гримаску. – Я видел ее в холле, – сказал я. – Действительно, она повела себя именно так. А потом попыталась усесться ко мне на колени.
Выражение лица генерала не изменилось ни на иоту. Его скрещенные руки спокойно лежали на одеяле, а жара, заставлявшая меня чувствовать себя как курица на рожне, совершенно не действовала на него.