Страница 9 из 80
Вивиан тем временем приставил наган к груди Разнакова и выстрелил ему прямо в сердце. Михаил же оставил руль, вылез через люк и прицелился из пулемета, чтобы снять врага с оставшихся аэросаней. Он выстрелил два раза, но стрелял не по пулеметчику, а по водителю. Затем… он прыгнул.
И этот прыжок снова продемонстрировал боль и силу.
Аэросани врезались друг в друга. Дерево треснуло и смялось. Один из огромных пропеллеров взлетел в воздух, все еще продолжая вращаться. Бензин и масло воспламенились от вспыхнувшей искры. Взрыв настиг первые аэросани. Вторые же, и те, чей пропеллер остался на месте, начали вращаться в бешеном вихре, разбрасывая повсюду раскаленное топливо. Горящие солдаты вырвались наружу и принялись отчаянно кататься по снегу в попытке сбить пламя.
Черный волк устроил быструю бойню, а затем помчался к последним, третьим саням, внутри которых уже взял на себя бразды правления майор Валентин Вивиан. Он видел, как уцелевший пулеметчик целится в волка из своего оружия, и, не задумываясь, выстрелил врагу в пах. Попытка стрельбы была жестко прекращена: раненый взвыл от боли и поплелся в снег, оставляя за собой кровавый след. Волк прошел мимо него удивительно близко, но не удостоил раненого своим вниманием.
Остался только водитель.
Вивиан приставил пистолет к голове врага и закричал:
— Останавливайтесь, черт вас побери!
Водитель — разумный и видавший виды солдат с женой и шестью детьми, решил, что хочет жить. Он заглушил двигатель и остановил аэросани.
Через минуту или чуть больше, голый молодой человек подошел к саням и заглянул в щель. Похоже, Михаил Галлатинов даже не запыхался.
Вивиан некоторое время не мог произнести ни слова. Но кто-то должен был заговорить, в конце концов.
— Вы! — скомандовал он водителю. — Живо наружу и раздевайтесь!
Затем он обратился к Михаилу.
— Ради Бога, прикройся! В Лондоне так дела не делаются! — Вивиан вытащил тело Разнакова. Уже скоро Михаил был одет в форму, которая оказалась ему слишком велика, но ничего другого сейчас под рукой не было. Затем юноша вошел в оставшиеся аэросани и сел. Голый водитель, мотивируемый пистолетом, запустил двигатель снова. Пропеллер принялся вращаться все быстрее и быстрее…
— Ты в порядке? — спросил Вивиан молодого человека, когда аэросани набрали достаточную скорость и направились на запад.
Михаил кивнул, но глаза его были пусты, а лицо помрачнело.
— Послушай меня, — обратился Вивиан. Мысли путались у него в голове, в горле пересохло, и ему пришлось подождать, пока его английское хладнокровие вернется к нему, насколько это было возможно. — Ты чудо, — сказал он надтреснутым голосом. — Ты это понимаешь? Тебе… очень… очень повезло.
— Вы так думаете? — хмыкнул Михаил. — Что ж, надеюсь, что вы правы. Но, я полагаю, это нам еще предстоит узнать, ведь так?
Вивиан не мог загадывать наперед. Он положил руку на плечо молодого человека и сочувственно похлопал по нему. В голове его мелькнула мысль, что он погладил дикое животное.
Теперь следовало подумать о том, чтобы доставить нужную сумму в небольшую русскую деревушку, где на вершине холма возвышались руины старой церкви. После этого аэросани смогут пересечь границу с Польшей. По прибытии туда, водитель будет выброшен и предан судьбе — голый и растерянный. Но, возможно, он выживет. Шанс у него будет.
А двое мужчин отправятся домой, на землю Шекспира. К новому благословенному сюжету.
В страну, где правит свой бал город Лондон.
Часть третья. Морская Погоня
Глава первая. Полночная работа
Одинокий джентльмен прогуливался по городу в поисках хорошего куска мяса. Он наслаждался вечером, неспешно шагая по очаровательным улицам Данцига, по шумной и людной гавани города на побережье Балтийского моря. Когда-то давно это место было известно как Гданьск и изначально причислялось к территории Северной Польши, однако при этом у него была весьма сложная политическая история с двумя претендовавшими на него государствами: Польшей и Германией. Нынче, в апреле 1938-го года это был «свободный город» со своим национальным гимном, конституцией, правительством и даже собственной валютой помимо польской. Население по большей части состояло из немцев, они составляли почти 98 процентов, что сильно сказалось на языке Данцига.
Пока джентльмен прогуливался вдоль того, что местные называли Королевской Дорогой — именующейся так, потому что здесь проходил крестный путь королей — он миновал такие достопримечательности, как Фонтан Нептуна и Золотые Ворота с их символическим статуями, изображавшими Мир, Свободу, Богатство и Славу.
Он любил мир и наслаждался свободой, однако богатства и славы не желал никогда. Сегодня он искал лишь идеальный Шатобриан[2].
Клерк в очень дорогом отеле «Золотой Дуб» посоветовал ресторан «Максимиллиан». Слишком далеко, чтобы идти пешком? Отнюдь. Три мили были прекрасной прогулкой этим прохладным вечером, когда на город опустилась ночь, во время которой, как и в любую другую ночь, обострилось само ощущение жизни. Поэтому он, одетый в темно-синий костюм от «Сэвил-Роу» с накрахмаленной белой рубашкой и черным галстуком, отправился на улицу, предпочтя идти не слишком медленно, но и не слишком быстро, чтобы вдоволь насладиться атмосферой ночного города.
Ему было двадцать восемь лет, и он пребывал в отличной физической форме, как, наверное, будет пребывать и всегда. Это был статный человек, ростом в шесть футов и два дюйма с широкой грудью, узкими бедрами и длинными тонкими ногами. По сложению он напоминал легкоатлета, не бросающего тренировки. Волосы у него были густые и темные, коротко остриженные, а на смуглом и привлекательном лице сияло два ярко-зеленых глаза, с интересом и вниманием изучавших окружающее пространство, изредка вспыхивая огоньком умиления и юмора в ответ на то, что именовалось цивилизацией.
Его глаза не преминули отметить ярко-красные плакаты на углах некоторых улиц, которые провозглашали громкое будущее набиравшей обороты нацистской партии, которая называла себя будущим Германии. Однако об этом он предпочел сейчас не думать.
Это был вечер для сочного стейка, бокала вина и, возможно, хорошей музыки. Впрочем, у мужчины был строгий график, и он не мог растянуть удовольствие слишком надолго: к полуночи нужно быть на работе.
В тихом ресторане «Максимиллиан», отделанном дубовыми досками, он, изъясняясь по-немецки, заказал себе Шатобриан, и официант проинформировал его, что это блюдо обыкновенно подается на две персоны. Гость ответил, что слишком давно не пробовал хороший стейк, поэтому попросил подать ему порцию для двоих и принести бутылку Каберне на выбор официанта.
— Sehr gut [Хорошо (нем.)], сэр, — был ответ.
Девушка-гардеробщица — очень стройная, рыжеволосая, с обветренными губами — когда он пил свой первый бокал вина, решила заговорить с ним, поинтересовалась, впервые ли он ужинает в этом ресторане, нравится ли ему в городе и так далее. Все свелось к тому, что она спросила, свободен ли он сегодня после десяти, чтобы вернуться сюда и вместе с нею посетить один отличный музыкальный клуб и удовлетворить свой интерес.
Он улыбнулся и поблагодарил ее, но вынужден был отказаться из-за полночной работы.
— Что за работа? — поинтересовалась она, и в ее глазах мелькнула тень легкого разочарования.
— Морская торговля, — ответил он, после чего пожелал ей хорошего вечера, и она ушла.
Неторопливо отужинав, мужчина возобновил свою прогулку. За углом он обнаружил таверну со стенами из красного кирпича, который, похоже, закладывался еще в 1788-м! За барной стойкой выложенного темным кирпичом зала — немного затхлого — он заказал светлое пиво Тиски. Молодая женщина за стойкой обладала ангельской внешностью: вьющимися светлыми волосами, умопомрачительной фигурой и глазами примерно одного тона с поданным напитком. К северу от ее экватора располагалось два совершенно необъятных глобуса, от объема которых завязки на ее корсаже должны были вот-вот лопнуть. За разговором она наклонилась ближе, и от нее повеяло персиками и мятой. Девушка доверительно сказала, что считает, будто все люди в душе настоящие дети, до самой старости жаждущие прильнуть к соску, который хотят положить себе в рот и сосать без остановки. Она считала, что это запечатлено в сердце каждого.
2
Шатобриан (chateaubriand) — разновидность стейка. Стейк из говядины весом около 400 г, приготовленный на вертеле.