Страница 30 из 31
Митрополит Рагоза до последнего момента скрывал свою причастность к унии. И лишь теперь, открыв собор, объявил свою позицию. Православных представителей, пытавшихся выступить, не слушали. Глушили криками, выгоняли с заседаний. Тогда они вообще ушли. Без них единогласно постановили одобрить унию. Но и православная делегация не сразу разъехалась. Она собралась отдельно – князь Константин Острожский, два епископа, митрополичий экзарх Никодим, настоятели монастырей, ряд священников. Тоже приняли постановление – предать униатов анафеме, лишить Рагозу сана митрополита и просить короля не чинить насилия в делах веры. Получилось, что в Бресте одновременно заседали два собора и приняли два противоположных решения. Но арбитром выступал Сигизмунд! Какой из двух вариантов он утвердил, догадаться не трудно. А уж дальше униаты опирались на постановления «собора», начали гонения на православие. Отбирали храмы, смещали неугодных священников по обвинению в «схизме» – расколе.
Забурлили новые мятежи – в Добровнице, Остре, Брацлаве, Корсуни. Но они носили местный характер. После двух массовых восстаний и кровавых усмирений страна выдохлась. Бунты не получали широкой поддержки, и их подавляли. А сейм принял постановление «О своеволии Украины». Предписывались «беспощадные кары» за любые «эксцессы». Шляхте Киевского, Брацлавского и Волынского воеводств был поручен надзор за казаками, приказывалось арестовывать всех подозрительных, разгонять любые группы, хотя бы и по 5–6 человек, прекратить всякие сношения Украины и Запорожья. С казаками Сигизмунд решил покончить навсегда. Реестра уже несколько лет не существовало, и реанимировать его не предполагалось. На Сечь намечали послать войска и разорить ее. Но до этого у правительства руки не дошли. А потом казаки снова оказались нужны…
От Молдавии до Прибалтики
Короля Сигизмунда III в Речи Посполитой очень не любили. Для панов и шляхты он был «чужим». Пришлым гостем. Магнаты считали, что они королю ничем не обязаны, а вот Сигизмунд обязан им за свое избрание. Заносились перед ним, всячески стараясь подчеркивать свое превосходство. Среди превыборных обещаний, которые он надавал, – абы пощедрее и побольше – было и обещание передать Речи Посполитой северную часть Эстонии, принадлежавшую шведам. Но даже после того, как Сигизмунд стал королем Швеции, он никак не мог этого сделать. Неужели шведы позволили бы ему забрать такую богатую область? А паны тоже косились на нее, тыкали короля носом, что он обманул, не выполнил обязетельства. Сигизмунд даже предпочел перенести столицу из Кракова в Варшаву. Краков был городом старой польской аристократии, и королю не хотелось, чтобы обнаглевшие магнаты постоянно торчали при дворе. В Варшаве он создал себе другое окружение – из чиновников, иностранцев.
Пытаясь найти опору, Сигизмунд сближался с немцами, шел на поводу политики Габсбургов, а полякам это тоже не нравилось, как и перенос столицы. Король силился снискать любовь мелких шляхтичей, раздавая им земли на Украине. Но толку было мало. Шляхта все равно попадала в зависимость от панов. Советники Сигизмунда, иезуиты, были умными людьми. Они хорошо видели, что анархия знати губит державу. Настраивали короля, что необходимо укрепить центральную власть. Но куда там! Любые потуги наладить дисциплину и порядок воспринимались аристократами как наступление на свои «свободы», причем шляхта в данном отношении оказывалась всецело на стороне панов. Она тоже цеплялась за формальные «свободы», как за свое величайшее достояние. А могущественные аристократы (их называли «корольками») легко манипулировали ею, угощали, поили, покупали. Скарга писал, что делегаты на сейм, избиравшиеся от шляхты на местных сеймиках, действовали «будто бы по приказанию всей братии, в самом же деле корольки наши делают и творят от имени братии то, о чем братия никогда не думала; братия бессмысленным криком на все соглашается, сама не замечая собственного вреда».
Между тем дворянское своеволие стало серьезным препятствием даже для планов Ватикана. Вероисповедание в Речи Посполитой также отнесли к шляхетским «свободам». Если благородный человек хочет исповедовать ту или иную религию – имеет полное право. Шляхтичи, теша собственное самолюбие, становились лютеранами, кальвинистами, арианами. Но сохранялась и сильная партия православных во главе с князем Константином Острожским. Отстаивала интересы своей веры на сеймах, перед сенатом. Тут уж король ничего не мог поделать – имеют право. Подтачивать православную знать получалось только постепенно. Для этого у иезуитов имелась их система образования. Самих магнатов не задевали, но их дети поступали в лучшие иезуитские колледжи. В них, как уже отмечалось, католицизм никому не навязывали. Но рядом с учениками оказывались друзья, наставники, ненавязчиво подталкивали их к мысли, что православная вера «мужичья», вообще не к лицу благородному человеку.
Простонародью любить Сигизмунда тоже было не за что. По сравнению с его правлением, даже времена Стефана Батория казались вольготными и благодатными. Ну а как же, Украину еще не закрепощали, полякам не раздавали – не успели. Казаков не запрещали и не давили. Мало того, отряду реестровых дали государственные регалии-клейноды, наделили его землей. Тогда-то и стали рождаться легенды про «доброго» Батория, как он ценил и любил казаков. Уже в XIX в. Н.В. Гоголь писал свои произведения, собирая народные предания, и у него в повести «Страшная месть» фигурирует мудрый и справедливый «король Степан», дававший казакам ответственные задания и щедро награждавший их за подвиги в войне с турками (которой реальный Баторий никогда не вел).
Но в вопросах веры Сигизмунду и иезуитам не удалось сладить даже с простонародьем. Уния споткнулась о православные братства. Они издревле существовали при храмах в разных городах. Прихожане содержали свои церкви и священников, выбирали для этого старост, органы самоуправления, устанавливали правила взносов, собирали общие «братчины» на престольные праздники. Некоторые храмы принадлежали ремесленным и купеческим городским общинам, служили их центрами, в них заседало правление, хранилась общинная казна. А в условиях, когда на православие периодически возобновлялись гонения, братства вырабатывали готовность сопротивляться, созывать прихожан на защиту своей церкви.
Самое острое противостояние с католиками было в западных районах – во Львове, Вильно. Здесь городские власти вообще принимали постановления, запрещавшие православным торговать, вступать в ремесленные цехи, даже строить дома в городской черте. Но Львовское и Виленское братства стали самыми боевыми, сплоченными. В них состояли богатые купцы, шляхтичи. Они подбирали и содержали умелых юристов, которые постоянно жили в столице, при необходимости подавали судебные иски, добивались отмены незаконных решений. Очередная атака на православие началась как раз во Львове, мы уже говорили, как в 1584 г. католики громили и захватывали храмы.
Львовское Успенское братство мобилизовало все свои силы, готовилось к противодействию. Нашло хороших преподавателей и организовало собственную школу в противовес иезуитским. Было решено также создать свою типографию для выпуска православной литературы. За помощью в финансировании братство обратилось в Москву, и российское правительство охотно откликнулось, Борис Годунов прислал значительные пожертвования. У братства была налажена и сеть информаторов-единоверцев в разных городах, в церковных кругах, в Варшаве. О проектах унии узнали заранее и позаботились о защите. Делегаты из Львова сумели получить аудиенцию у Константинопольского патриарха и получить от него право ставропигии: отныне братство в духовном отношении стало подчиняться напрямую патриарху, минуя Киевского митрополита.
Таким образом, к принятию унии оно оказалось уже готово. Киевская митрополия подчинилась решениям Брестского собора, но львовская община в митрополию не входила и исполнять ее предписания не намеревалась. Увидев такое «окно», в братство стали обращаться священники, жившие в других местах, далеко от Львова. Невзирая на это, их принимали в Львовское братство вместе с их приходами, и право ставропигии распространялось на них. А остальные православные братства в городах Украины и Белоруссии начали брать пример со Львовского. Приглашали в свои храмы только таких священников, кто не признал унии, создавали собственные школы: они возникли в Полоцке, Вильно, Могилеве, Киеве, Контантин Острожский содержал православную школу и типографию у себя в Остроге. Вместо обращения страны в католицизм Сигизмунд получил центры оппозиции, связанные с Москвой и Стамбулом. В 1598 г. вышла инструкция папского нунция Маласпина по распространению унии, она предусматривала два основных направления – сглаживание противоречий между магнатами и шляхтой и борьбу с братствами.