Страница 29 из 31
Но против участия запорожцев царь не возражал. С одной стороны, помочь «единоплеменным и единоверным». С другой, отвлечь крымских татар, досаждавших России. Лясота вернулся в Сечь с московским послом, и договоренность была достигнута. К «неофициальной» войне против Турции подключились и магнаты Речи Посполитой. Один из отрядов возглавил Северин Наливайко. Он был из семьи ремесленника. Польский пан, владелец городка Гусятина, ни за что убил его отца. Мать с детьми перебралась во владения князя Острожского, Северин стал служить в его «надворном войске» – то есть в личных отрядах, получил чин сотника, участвовал в отражении татарских набегов, в подавлении восстания Косинского.
Направляясь в Молдавию, он послал делегацию в Сечь, предложил действовать вместе. Запорожцы отнеслись к нему с недоверием – он же служил Острожскому, недавно дрались друг против друга. Но на Хортице располагалась еще одна база, недавних реестровых. Держались отдельно, но сечевики теперь считали их «своими», друзьями. Их предводитель Федор Половус знал Наливайко как честного и достойного воина, взял на себя посредничество и уговорил запорожцев, что против басурман надо выступать сообща. Они согласились участвовать в походе, во главе своего войска избрали Григория Лободу. Воевали доблестно. Прогнали татар, вторгшихся в Подолье, разорили Аккерман, Килию, Бендеры.
Но пока казаки совершали подвиги, у них на родине шли другие процессы. После подавления восстания Косинского король возобновил раздачу украинских земель полякам. Причем в ходе мятежа и последующего набега Газы-Гирея погибли многие местные шляхтичи – русские по крови, православные. Их имения тоже передавались польским дворянам. Король пожаловал им и земли, выделенные упраздненному реестровому войску. Поляков наезжало на Украину все больше. В отношениях с крестьянами они вводили такие же порядки, какие были приняты в Польше. Нищие шляхтичи, урвав «привилей» на здешние села, спешили поправить свое материальное положение, вовсю обирая крестьян. Насильничали, безобразничали. Даже королевский приближенный, иезуит Скарга, возмущался: «Нет государства, где бы подданные и земледельцы были так угнетены, как у нас, под беспредельной властью шляхты. Разгневанный владелец или королевский староста не только отнимает у бедного хлопа все, что у него есть, но и самого убьет, когда захочет и как захочет, и за то ни от кого дурного слова не потерпит».
Но при участии того же Скарги и Поссевино продолжался скрытный подкоп под православие. По польским законам, короли имели право назначать епископов. В 1594 г. Сигизмунд III неожиданно поставил епископом Волынским и Берестейским (Брестским) бывшего сенатора Поцея. Это был пройдоха, успевший побывать в нескольких протестантских сектах. Потом разорился, влез в долги. Еще будучи мирянином, он присоединился к главному поборнику унии, епископу Кириллу Тарлецкому. С ним и еще тремя обработанными епископами подписал тайное соглашение об унии. Ну а потом принял православный монашеский постриг с именем Ипатия, и король мнговенно, минуя все ступени церковной иерархии, сделал его епископом. Тарлецкий и Поцей насели на митрополита Рагозу, опутали и окрутили его. От лица Рагозы и пяти епископов была составлена соборная грамота о принятии унии. Тарлецкий и Поцей повезли ее в Рим.
Паству поставили перед фактом. В тех епархиях, где верховодили вероотступники, начались и притеснения православных. Изгоняли священников и монахов, не желающих подчиниться, захватывали храмы и монастыри, церковные земли. Особенно разошлись униаты в Луцке и на Волыни, в епархиях тех же Тарлецкого и Поцея. Там и королевский староста Семашко был воинствующим католиком. Он ввел особый налог на посещение церквей православными. Но этого показалось мало. В Страстную субботу и Светлое Воскресенье Семашко с солдатами ворвался в православный храм. В притворе устроил танцы, приказывал слугам стрелять в иконы.
Вернувшись из молдавского похода, Наливайко узнал о происходящих событиях. В июне 1594 г. в Сечи он призвал казаков к восстанию против поляков и католиков. В октябре шляхта в Брацлаве съехалась на ежегодное собрание, «рочки». Наливайко налетел на город и перебил собравшихся. К нему подошли запорожцы под командованием Лободы, присоединились реестровые. Взяли город Бар. Здесь созвали раду, разослали воззвания к народу – подниматься за волю и веру. К Наливайко стали стекаться отряды крестьян. Войско достигло 12 тыс. человек. По весне оно разделилось. Одна часть действовала в Поднепровье, овладела Каневом, Киевом. Другая двинулась на Волынь, захватила Луцк. Униатов и католиков истребляли. Родовой Губковский замок старосты Семашко казаки Лободы взяли штурмом и разрушили. Отряды под командованием Матвея Шаулы вступили в Белоруссию. Осадили Могилев и сумели ворваться в город. Здесь тоже был один из центров униатов, и Могилев погромили. Восстание стало разливаться среди белорусских крестьян.
Наливайко обращался к королю, предлагал ему примирение. Выдвигал требования – отдать казакам земли между Бугом и Днестром ниже Брацлава, чтобы они жили сами по себе, но они станут союзниками и вассалами Речи Посполитой, будут помогать ей против внешних врагов. В общем, чтобы жили и служили так же, как казачий Дон служил России. Но в переговоры с повстанцами правительство вступать не стало. В начале 1596 г. сейм принял постановление о посполитом рушеньи. Из Польши начала наступление армия коронного гетмана Жолкевского, из Белоруссии – вторая армия, литовского гетмана Буйвида. По пути рубили и вешали бунтующих крестьян, а казаков теснили с нескольких сторон. Части Наливайко, Лободы и Шаулы отступали и соединились возле Белой Церкви. Здесь дали бой, разбили передовые отряды противника.
Но подходили основные силы Польши и Литвы, в сражении у Острого Камня около Триполья повстанцев разгромили. Они переправились на левый берег Днепра, уходили к границам, к Дикому Полю. Однако казаков сопровождал огромный обоз с семьями, беженцами, быстро двигаться они не могли. Их догнали под Лубнами и перекрыли дальнейший путь. В урочище Солонцы они огородились возами с трех сторон, с четвертой было болото. Две недели сидели в осаде, отражали атаки. Но закончилась еда, животы подвело. В лагере начались раздоры. А Жолкевский умело подогрел разлад. Он предложил переговоры Лободе – предводителем запорожцев и реестровых был он. Часть войска, которой непосредственно командовал Наливайко, состояла в основном из черни, присоединившейся к восстанию, и Жолкевский этого лидера вообще проигнорировал. Лобода согласился на переговоры, но Наливайко оскорбился, а чернь забушевала. Лободу обвинили в измене и убили.
Хотя убить-то убили, а блокада продолжалась. Стало совсем худо, и разношерстная масса повстанцев вышла из повиновения. Сама вступила в переговоры с Жолкевским. Он потребовал выдать вожаков. Толпа делегатов долго торговалась. Потом в надежде спасти собственные жизни решила откупиться семерыми предводителями. Наливайко, Шаулу и пятерых их товарищей подчиненные связали и привели к Жолкевскому. Причем объявили, что это крайняя уступка, больше они никого выдавать не будут, готовы обороняться до последней капли крови. Жолкевский сказал только одно слово: «Обороняйтесь» – и подал условный сигнал. Солдаты его уже ждали, кинулись на делегатов. Они бросились бежать, поляки за ними вломились в табор. Оставшиеся без руководства повстанцы даже не отбивались, метались в ужасе, а их резали всех подряд. Перебили более 8 тысяч человек – вместе с женами, детьми. Только отряд из 1500 запорожцев сохранил порядок. Под командованием Криштофа Кремпского они в общей кровавой неразберихе нанесли дружный удар, прорвали кольцо врагов и ушли в степи, пробрались в Сечь. Семеро плененных предводителей во главе с Наливайко были отправлены в Польшу, после долгих истязаний их четвертовали. Среди казаков возникла легенда, что Наливайко и его товарищи были изжарены в медном быке.
Разгром восстания и истребление его участников позволили Сигизмунду и его советникам завершить операцию с введением унии. Король сделал вид, что хочет разобраться в ситуации – одна часть духовенства объявляет, что православная церковь в Речи Посполитой уже подчинилась Ватикану, другие уверяют, что они лгут. Вот и пусть съедутся, решат свои споры, тогда будет видно, кто из них прав. В 1596 г. Сигизмунд созвал в Бресте церковный собор. Место выбрали в епархии Поцея, тут были его личные владения, а рядом – Польша, в городе и его окрестностях было много католиков. Организацией собора руководил Скарга, делегатов всячески подтасовывали. Так что условия получились заведомо неравные.