Страница 15 из 19
– Сойдет за дуб! – одобрил папа.
Также были вкручены новые лампочки, а участок обоев, где Сергей ночами чиркал стихи, взят в рамку и подписан: «Мандельштам».
– Ну теперь, – сказала Аня, – можем выставляться за любую цену!
И заломили ого-го! Спустя неделю после объявления в газете, позвонил дядечка и солидным голосом представился Иваном Ивановичем Лысым. Спросил, когда можно приехать смотреть квартиру. Да хоть ночью! Ночью и явился. В самом деле, лысый, здоровый такой, в пиджаке, с бабочкой под горлом и бантом на кармане. «Как с похорон», – шепнул Сергей жене.
Лысый не обратил внимание на Лувр и на дуб, но достал рулетку и начал мерять дверные проемы.
– Это он хочет сделать тут офис похоронного бюро, – тихо пояснил Сергей Мише и Ане, – Проверяет, можно ли гробы будет проносить.
Заметив, что Миша собирается корчить из себя дегенерата и уже чудовищно шарит языком за щеками, посматривая по сторонам, Аня спешно увела сына в другую комнату. Сергей спросил у Лысого:
– А зачем вы меряете?
– А чтоб вы меня не обманули. Я очень, знаете, подозрительный. Подозрительный я такой. Подержите, – и сунул Сергею конец рулетки, а сам отошел к противоположной стене. Обвел взглядом потолок, сказал:
– Чувствую, вы что-то замышляете, но не пойму, что.
Миша за стеной объявил:
– Выступает заслуженный тенор, лауреат всех конкурсов, – и дурновато запел на одном звуке.
Сергей напрягся. Сделка срывалась. Он постарался придать голосу умную приятность:
– Мы ничего не замышляем. Мы интеллигентная семья, много читаем.
В комнате появилась Аня с журналом кроссвордов:
– Город на «эн», семь букв!
– Нальчик! – сразу нашелся Сергей.
– Подходит! – заключила, записывая, и в задумчивости вкручивая в висок карандаш, вышла. Спасла положение.
– Вижу, вы в самом деле достойные люди, – Лысый нажал кнопку на рулетке. Вжик! Она втянулась.
– Мой папа сын профессора! – глухо крикнул из-за стены Миша.
– В самом деле? Какой институт? – осведомился Лысый.
– КПИ.
– Достойно, достойно, – закивал головой, – Будем оформлять сейчас или потом?
– Лучше сейчас.
– А вы дееспособны?
Миша ответил чередой гулких ударов в стену.
– Да, – подтвердил Сергей.
– Но если вы в самом деле сын профессора, то конечно же умеете готовить профессорские щи.
У Намахова взмокло на линии волос и лба. Профессорские щи. Их готовят в семьях профессуры раз в неделю и приглашают на ужин студентов. Давний обычай единения студентов и преподавателей. Преподаватель дает не только пищу духовную, но и материальную. Но грань между кормящими и кормящимися соблюдена. Единение не полно, лишь показывает принадлежность к общему миру. Вкус знаний усиливается вкусом особых профессорских щей.
– Мы свято блюдем традиции, – ответил Сергей несколько надменно.
– Вот и отлично. Угощайте меня!
И отправился на кухню, сел на табурет за столом, сложил ручки на животе.
– Так, дайте мне покуховарить! – зашел Миша, подкатывая рукава.
– Аня, – позвал Сергей, – У нас есть кислая капуста?
В это время Лысый закачался вперед-назад, повторяя:
– Щи. Щи. Щи.
Продолжая, он из нагрудного кармана вынул раскладную ложку, отворил ее и облизал.
– Щи. Щи. Щи.
Аня побежала на парадное, вниз, к председателю кооператива. Звонит в дверь. Открывает заспанный клон, даже не спросив, кто.
– Кислой капустки! – пищит Аня.
– У меня всего довольно! – широкий жест рукой, – И капуста, и огурки соленые бочковые, и бадья моченых яблок. Заходите, набирайте.
– Ой, я посуду забыла! – убегает, возвращается с банкой. А клон уже дверь затворил и не отпирает. Сверху всё громче доносится:
– Щи! Щи! Щи!
Из-за двери клон забубнил:
– Дом в долгах, как в шелках. Я хожу голый-босый, всю зарплату отдаю в счет этого долга. И после этого вы еще смеете требовать у меня кислую капусту? А я не дам! Не дам! Не дам! – сорвался в крик.
По лестнице уже спускался Лысый и пыхтел:
– Теперь, конечно же, ни о какой сделке не может быть и речи. Отведав профессорских щей прямо сейчас я, может быть, изменил бы решение, но...
Следом топал ступенями Миша и разевал рот, протяжно испуская неприятный звук на одной ноте.
– Распевочка! – пояснила Аня, – Готовится поступать в консерваторию!
– Готовлюсь, – согласился Миша, – на неделе у меня будет прослушивание.
И снова проделал неприятный звук.
– Из Павловки не вылажу, – тарахтел за дверь клон, – Лягу, проколят чем надо, выхожу успокоенный и безвредный. А иначе меня только тронь! – и застучал ногами в дверь:
– Аааа! Аааа!!!
Днем пришли еще смотреть квартиру. Тётя с зонтиком, хотя дождя не было, и ее прыщавый сын, выпячивающий вперед челюсть.
– Выпускник института истории, – представила его тётя.
Намаховы показывали квартиру во всей красе.
– Хата – лялечка. И зачем только мы ее продаем? – сам недоумевал Сергей.
– Если вам не хочется, то не надо! Мама, они не хотят! Они бы остались тут жить, но мы как бы лишаем их квартиры, – выпускник потянул даму с зонтиком прочь.
– Погоди-погоди Вася, это они для красного словца!
– Именно! Для красного словца! – Сергей закивал. Тут позвонили, по городскому. Сергей ответил:
– Моя фамилия Крук, – и повесил трубку. Засмеялся. Ему так понравилась выдумка, что он сразу набрал случайный номер и снова сказал:
– Моя фамилия Крук, – бросил трубку, ртом силясь удержать хохот.
– А вот в Корее с этим строго, – обронил Вася.
– В какой?
– В Северной.
– Ну там со всем строго. А с чем?
– В псевдонимами. Надо регистрировать в особом бюро.
– У меня есть один товарищ, так он пишет статьи в три газеты, и всё под разными фамилиями.
Пока Намахов рассказывал историю про товарища, председатель кооператива и его двойник прислушивались, приставив к стене по стакану, но как уловить за много этажей? Двойник председателя выглядит как подлинник, но был больнее, с какими-то красными язвочками под нижней губой и по всему подбородку спускаясь к шее. Пятый уже двойник, предыдущие все умерли, и всё начиналось с этих язвочек, затем проваливался бордовой ямой глаз, пучками лезли волосы. Двойника переставали слушаться ноги, он ползал по квартире и невнятно гундел, а председатель боялся, что соседи подумают, будто это он, председатель, ползает и гундит. Пуще всего опасался такого – двойник вылезет в окно, спустится по пожарной лестнице, она там рядом, и будет во дворе изображать из себя настоящего председателя. Хотя только настоящий носил кольцо с черепом и змейкой, выглядывающей из ока.
Это раздвоение случилось впервые после весеннего дня, мокрого, когда по апрельским лужам двора шагал начальник жэка – плотный, в пальто, с портфелем в руке. Поджав губы, он слушал, как Мурзымов вьется вокруг и твердит:
– Ни одной бумажки! А у вас? Всюду срач! А у меня в палисаднике скоро зацветут тюльпаны!
Однако начальник жэка шел дальше. Он, властитель сантехников, электриков, ниспосылатель благ. Поглядел на лужу, и она испарилась. Мурмызов хлопнул в ладоши. С дерева сорвался уцелевший еще с осени мрачный лист, слетел Мурмызову в раскрытую ладонь. Тот сжал пальцы. Разжал – и был зеленый лист.
Начальник улыбнулся, потом нахмурился. Лист пожелтел, затем стал высох и сморщился. Начальник топнул ногой. Подул сильный ветер, на доме закачались спутниковые тарелки.
– Хватит, хватит, не надо! – Мурмызов вытянул руку.
– То-то!
17
Василий с матерью купили квартиру у Димона. Вася начал по утрам бегать вокруг дома, для поддержания спортивной формы. Несколько раз обежит, по лестнице домой поднимется, и уже чувствует, как наполняется здоровьем. Потом – рюкзак за плечи, и в институт. Аспирант, а выглядит как первокурсник!
Как-то разговорились его матушка и Аня на лестнице. Тут-то и оказалось, что Василий подает надежды как прозаик. По старому адресу, соседом был один известный писатель, так вот он почитал васины рукописи и сказал: