На чужой палубе

Алеша не понимал, что кричит человек за дверью. Но он знал, что запирать каюты запрещено, тем более в шторм, да еще на обреченном пароходе. Человека заперли в пустынном проходе, в кладовой. Случайно или умышленно это сделали - значения не имело. Человека следовало освободить.

Алеша зашел в ближайшую каюту. Снял с иллюминатора стальной прут со шторкой. Бросил шторку на койку и вернулся к запертой двери. Заложив прут в дужку замка, он нажал на него. Дужка с протяжным скрипучим звуком вышла из замка. В открытую дверь крепко пахнуло особым запахом боцманской кладовки: краской, веревками, смолой.

Майкл выскочил из кладовки. Растрепанный, взлохмаченный, с застрявшей в рыжей шевелюре пеньковой трухой, он походил на легендарного трюмного духа.

Не успел Алеша присмотреться к Майклу, как тот заговорил, горячо, заглатывая от волнения слова. Несколько раз он даже ударил себя в грудь большим костистым кулаком.

- Постой, друг… Камрад,- поправился Алеша.- Что ты мне доказываешь? Все равно я не понимаю. Их бин нихт шпрее инглиш. Ферштеен?- Для большей убедительности он даже руками развел.- Проводи-ка меня лучше во второй трюм. Цвай трюм! Понимаешь?

После того как Алеша несколько раз повторил слова «цвай трюм», Майкл понимающе закивал головой и скрылся в кладовке.

Вышел он оттуда с небольшим ломом, электрофонариком и куском нетолстого каната. На прощание рыжий плюнул на дверь кладовки, обругал Тони Мерча и показал Алеше рукой: «пойдем». Они вышли на палубу. Выждав, когда пароход выровнялся, броском пробежали к тамбуру, прикрывающему лазовый люк. Не теряя времени Майкл принялся скалывать ломом лед в тамбуре.

Алеша опасливо оглянулся.Они стояли на открытой палубе. Их могли заметить каждую минуту. Ему и в голову не пришло, что из окон высокой ходовой рубки на тускло освещенной палубе могли увидеть людей, но нельзя было разглядеть лица, а тем более небольшой ломик.

Майкл долбил лед короткими частыми ударами, пока не добрался до кольца крышки люка. Потянул за него. Кольцо не поддалось. Несколько легких ударов, и примерзшая крышка отбита. Майкл продел в кольцо захваченный из кладовки кусок каната. Один конец его он дал Алеше, второй перекинул через плечо. Вдвоем они пригнулись и резко, рывком выпрямились. Крышка поднялась. Из тамбура пахнуло спертым воздухом трюма.

Майкл переложил фонарик из кармана за пазуху- так было спокойнее, не потеряешь - и первым скрылся в темном люке.

Алеша коротко осмотрелся - палуба по-прежнему оставалась пустынной - и скользнул за Майклом в тамбур.

В узкой шахте Алешу окутал непроглядный мрак. Лишь над головой в четырехугольнике люка виднелось несколько ярких звезд. Порой из-под ног доносились странные искаженные эхом звуки- то грохот обвала,то всплеск воды, то устрашающе громкий скрип, будто пароход расползался по швам. Хотелось окликнуть не видного где-то в глубине Майкла, но сдерживало самолюбие - еще подумает, что русский струсил. И Алеша, стиснув зубы, нащупывал в темноте металлические ступеньки трапа.

…Неожиданно нога уперлась в твердую площадку. Наконец-то! Все еще держась за поручни, Алеша потоптался на месте, словно желая убедиться в том, что трап действительно кончился, потом обвел рукой вокруг себя. Ладонь нащупала влажную обшивку борта.

- Э-эй!- негромко позвал Алеша.- Кто там?

Почти рядом вспыхнул тонкий луч, осветил внизу беспорядочно сгрудившиеся бревна, сломанные стойки грузовых креплений, скользнул по ним вдаль и уперся в плотно сложенные у противоположного борта крупные ящики. Такие же ящики, прочно увязанные канатами, высились штабелями и по обеим сторонам выхода из шахты.

Алеша хотел подойти к Майклу,но фонарик скрылся за ящиками.Темнота сковала Алешу. Трюм сразу стал громадным и наполненным непонятными тревожными звуками- потрескиванием, звоном, скрипом. Волна обрушилась на палубу,и в трюме загудело, всплески и шипение воды слышались со всех сторон. Что делать? Надо бы выяснить, в каком состоянии находится груз. Отойти от трапа? А найдет ли он обратный путь к шахте? В такой тьме можно заблудиться в двух шагах от трапа. Одиночество давило на Алешу все сильнее, привязывало к выходу из шахты. Ощущение времени было потеряно. Казалось, что он стоит так, придерживаясь за металлическую ступеньку, бесконечно долго. Внезапно и остро нахлынуло вдруг беспокойство за исчезнувшего Майкла. Алеша уже решил было рискнуть пойти поискать товарища, когда пароход сильно качнуло. Совсем рядом послышался грозный скрип канатов и треск ящиков. Казалось, вот-вот- и они поползут, раздавят прижавшегося спиной к трапу одинокого человека.Пришли на память слова Петра Андреевича: «Что мы там сделаем? В темноте!» Правильно сказал помполит! Ни черта в одиночку в незнакомом темном трюме не сделаешь. Даже груза не осмотришь. Надо выбраться поскорее отсюда и доложить Петру Андреевичу, что доступ в трюм открыт.

И словно подтверждая правильность принятого Алешей решения, совсем рядом что-то рухнуло с оглушительным грохотом и треском. Громовые раскаты заполнили трюм, сделали его тесным. И сразу беспокойство Алеши за Майкла перешло в страх. Где рыжий? Что с ним?

- Эге-ей!- крикнул Алеша.

- Э-эй!- откликнулся Майкл совсем близко.

- Давай сюда-а!

Луч фонарика, приплясывая на ящиках и бревнах, приблизился, осветил трап, вход в шахту. Сразу стало спокойнее.

В темноте почти торжественно прозвучал голос Майкла.

Что он сказал, Алеша не понял, но догадался: надо похвалить смелого проводника.

- Молодец! - Он дружески похлопал Майкла по плечу. - Пошли к начальству.

11

Петр Андреевич не дошел до радиорубки. Поднимаясь по лестнице, он услышал возбужденные голоса, а затем увидел Морозова и Ивана Акимовича, окруженных матросами.

От напускной сдержанности Морозова не оставалось и следа. Он горячо доказывал что-то матросам. Его перебивали, не желали слушать.

Петр Андреевич остановился в стороне. Вслушался в чужую речь… и ничего не понял. Лишь два знакомых слова коротко задержали его внимание: «селвидж мани». Слова эти привлекали своей неуместностью. О каком вознаграждении можно говорить сейчас? Кого вознаграждать? За что?

Морозов заметил Петра Андреевича и обратился к нему, весь красный от негодования.

- Договорились!- Голос его дрожал.- Что им ни толкуй, они твердят свое: напрасно стараетесь заставить нас работать, участь парохода решена.

- Кто решил участь парохода?- холодно спросил Петр Андреевич.

- Море и возраст «Гертруды»,- ответил Беллерсхайм.- В Англии, Германии, Норвегии, не говоря уже о Соединенных Штатах, такая ржавая лоханка давно пошла бы на слом. Только наша компания ухитряется выжимать из нее какой-то доход.

- Я не правомочен обсуждать здесь порядки в чужих странах,- сдержанно возразил Петр Андреевич.- Я знаю лишь одно: оставить аварийное судно можно только после того, как сделано все для его спасения.

- Мы сделали все,- отрезал Беллерсхайм.

И оглянулся на товарищей, шумно поддержавших его.

- Я плаваю с Ричардом О'Доновеном семнадцать лет.И знаю старика!-выступил вперед Тони Мерч.- Три года назад мы попали в ураган у Фолклендских островов. Буря заклинила руль. В носовом трюме открылась течь. Двое суток несло нас к берегам Патагонии.Капитан и не помышлял бросить судно, хотя мы и встречались с пароходами и нам предлагали помощь. Но если Ричард О'Доновен сказал плохо- значит, надежды никакой.

Едва Тони Мерч закончил, как его шумно поддержали матросы. В общем гомоне Петр Андреевич снова уловил знакомые слова - «селвидж мани». К чему бы они? Какое тут, к черту, вознаграждение? Не обращая внимания на незатихающий шум, он спросил у Морозова.

- Что они кричат о селвидж мани?

- Чушь собачью!-голос Морозова сорвался от гнева.- Говорят: «Вы рискуете головами, рассчитывая получить за спасение «Гертруды» хороший куш. Вы лезете к черту в котел за большие деньги. А мы не желаем подыхать ради ваших карманов». Вот что они говорят.