На чужой палубе

Георгий Владимирович Кубанский

На чужой палубе

1

Третьи сутки бушевал шторм. Вал за валом вырастал из непроглядного мрака полярной ночи и с раскатистым гулом разбивался о нос траулера, взбрасывая пенистые султаны над высоким полубаком. По тускло освещенной палубе с яростным шипением металась вода, в поисках добычи пробиралась во все закоулки и с недовольным ворчанием сбегала в шпигаты. Удары волн, шипение воды и разбойный посвист ветра в оснастке сливались с грозным ревом не видного в ночи бурного океана. А «Тамань», распарывая острым форштевнем водяные горы, упорно стремилась навстречу ветру, буре, подальше от затерянных в студеном море каменистых обледенелых островов.

Штормовая вахта в Заполярье напряженна круглые сутки.Зимой за семидесятой параллелью дни и ночи надолго сливаются в сплошную темень. Хорошо если холодные сполохи северного сияния озарят всклокоченное злое море,борющееся с бурей одинокое судно. На свисающих с полубака и кормы наплывах льда вспыхнут голубоватые отблески, заискрятся заиндевевшие мачты и ванты… Но сегодня за усеянными капелью стеклами ходовой рубки не виднелось даже и слабых проблесков света. Куда ни глянешь- мрак, мрак и мрак.

Вахтенный штурман Морозов не спеша прошелся по рубке, стараясь держаться поближе к окнам. Присматривая за палубой, морем, лучше иметь под рукой оконные поручни: бросит волна посильнее- есть за что ухватиться.

- Держать по курсу,- напомнил он рулевому.

Рулевой Алеша Вихров - молодой, по-мальчишески гибкий матрос- приподнял брови, будто хотел спросить: «Зачем повторять приказание? Как же я могу еще держать, если не по курсу?» Вступать в пререкания с вахтенным штурманом не следовало. Алеша сдержался и ответил безразличным тоном бывалого моряка.

- Есть, держать по курсу.

Морозов не заметил выразительного взгляда Алеши.Ему хотелось излить душу. Вести на вахте посторонние разговоры с рулевым запрещает устав.Но какой устав может запретить думать в бесконечно долгую штормовую вахту?

Посторонние мысли становились все назойливее. Хоть бы капитан вышел, спросил о ветре, курсе, поворчал на шторм, срывающий лов.

Морозов понимал состояние капитана. На днях «Тамань» нащупала крупный косяк трески. Промысел шел прекрасно. Трюмные чердаки быстро заполнялись засыпанной солью треской.Не прошло и суток,как на косяк,найденный «Таманью», сбежались со всех сторон траулеры: советские, норвежские, английские, французские. В океане стало тесно, и Степан Дмитриевич почти не выходил из ходовой рубки. «Тамань» двигалась, предупреждая соседей брезентовым шаром, поднятым на штаг-корнаке - протянутом между мачтами тросе: «Внимание! Иду с тралом!»

Шторм налетел с северо-запада, разогнал траулеры. Рассеялись они в разные стороны и сейчас носятся по волнам, избегая соседей. Третьи сутки «Тамань», слегка подрабатывая машиной, держится носом на волну, жжет впустую уголь, расходует пресную воду. Как тут не расстроиться капитану?

Степан Дмитриевич по-своему выражал досаду на непогоду: отсыпался после двенадцати суток напряженной промысловой работы. Если лов был удачен, Степан Дмитриевич сам руководил спуском и подъемом трала. Кто мог на судне лучше капитана вовремя подать команду, подогнать замешкавшегося матроса или похвалить расторопного, поставить в пример остальным. А когда рыба пропадала - тоже бывало не до отдыха. Кому, -если не капитану, следовало искать потерянный косяк? Высокая койка с задергивающимся шелковым пологом оставалась на промысле не смятой неделями. Спал Степан Дмитриевич урывками, на узком диванчике. Снимет китель, ботинки и заснет прежде, чем голова коснется подушки. Но стоило заглянуть в каюту вахтенному штурману, позвать «Степан Дмитриевич!», и капитан сразу раскрывал глаза - ясные, блестящие, без малейших признаков сна.

- Что у тебя?-спрашивал он ровным голосом, будто продолжал беседу.

Морозов пришел на траулер минувшей осенью из Херсонского мореходного училища. За несколько месяцев он привык к своеобразной манере капитана разговаривать со своими людьми. Его больше не смущало, когда Степан Дмитриевич, выслушав молодого штурмана, отрывисто бросал:

- Разберись там…

А сам поворачивался на другой бок и тут же засыпал снова.

В таких случаях приходилось принимать решение самому. Морозов делал это уверенно, со спокойным сознанием моряка, облеченного доверием капитана.

Ох и тягостны же вы, последние минуты штормовой вахты! Чего только не передумаешь!…

Дверь звучно хлопнула. В рубку вошел матрос.

- Товарищ вахтенный штурман!- обратился он к Морозову.- Разрешите стать в руль?

- Сменяйте,- бросил Морозов.

Он облегченно вздохнул и оперся обеими руками на оконный поручень. Скоро сменят и его.

Молодой штурман увидел на стекле свое отражение: довольную улыбку, выделяющую мягкие ребячьи ямочки на щеках и подбородке,- и нахмурился. Ох, уж эти ямочки! Сколько они доставляли ему огорчений! И в мореходке, и на траулере. Ямочки на розовых крепких щеках Морозова постоянно вызывали шутки товарищей. Желая казаться взрослее, он держался не по возрасту серьезно, даже сурово. Напускная юношеская солидность привела к тому, что из всего командного состава траулера лишь самого юного, третьего штурмана все звали по фамилии - «Морозов», а иногда и несколько официально - «товарищ Морозов».

Морозов мог часами стоять у окна, любуясь бушующим океаном. Бесконечно разнообразными казались ему прыгающие на палубу волны, кружевные разводы пены на склонах водяных гор и особенно шум бури. В нем слышались отчаянные человеческие голоса, далекие раскаты пушек, рев неведомых зверей и детский плач…

- Где капитан?

Морозов обернулся на голос. В дверях стоял радиооператор Мерцалов. Озабоченный взгляд его скользнул по рулевому» Морозову.

- Где капитан?- нетерпеливо повторил он.

- Степан Дмитриевич отдыхает.- Морозов нахмурился. В настойчивости радиооператора он увидел посягательство на авторитет вахтенного штурмана и строго выпрямился.- Что у тебя?

- SOS принял,- бросил Мерцалов. И скрылся за дверью.

В каюту капитана он вошел без стука.

- Степан Дмитриевич!

Капитан приоткрыл глаза и недовольно поморщился.

- Да?

- SOS принял.

- SOS?- Степан Дмитриевич сел. Нащупывая ногами стоящие возле диванчика туфли, он смотрел в вытянувшееся лицо радиооператора.- Кто передает?

- «Гертруда». Судно потеряло ход и дрейфует недалеко от нас,на зюйд-зюйд-весте.

- На какой волне приняли SOS?- спросил капитан.

- На шестисотке.

- Так, так!- протянул капитан. По международным морским законам волну шестьсот метров могла занимать лишь рация гибнущего судна.- Держите связь с «Гертрудой». Уточните координаты, какая необходима помощь.

Натягивая на ходу китель, Степан Дмитриевич крупными шагами прошел в ходовую рубку и остановился у медного раструба переговорной трубки. Дунул в него,

- Слушаю,- ответила трубка.

- Сколько оборотов?- спросил капитан.

- Подрабатываем помалу,- беспечно сообщила трубка.- Держу на восьмидесяти.

- Прибавьте,- коротко приказал капитан.- И поднимите старшего механика. Доложите ему: приняли SOS.

Степан Дмитриевич прошел к столу и склонился над разостланной Морозовым картой. Молча проследил он за тонкой карандашной линией, показывающей курс и местонахожденне траулера, и, не глядя на ожидающе подтянувшегося Морозова, бросил:

- Сдашь вахту, оставайся со мной.