Прощальное эхо

Миновав «Щукинскую» и проехав мимо новых высотных домов и небольшого парка, машина остановилась. Оксана рассчиталась с водителем и вышла… Да, именно сюда, на Сосновую, она когда-то бегала в женскую консультацию, а вот в больничных корпусах ни разу не была. Пятиэтажное здание, выкрашенное желтой, кое-где отстающей от стен краской, перед которым притормозило такси, пряталось в буйной зелени деревьев. Из сплетения корявых стволов и изогнутых веток, напоминающих тропические лианы, строгими свечками выглядывали темные сосны. Здесь было умиротворяюще тихо, и величественный, мудрый покой нарушался только глухим уханьем невидимого механизма, работающего на соседней стройке. Оксана вздрогнула, услышав резкий, словно возникший из ниоткуда вой сирены. Белый фургончик «скорой» вылетел из-за поворота и чуть ли не ткнулся тупым носом в торец здания. Засуетились выбежавшие врачи и медсестры, торопливо проплыли носилки. Но она уже понимала, что ей не туда. Массивная дубовая дверь с респектабельной табличкой «Медицинский центр «Мама и кроха» красовалась несколько в стороне от входа в приемный покой больницы. Оксана, мысленно просчитав до десяти, резко выдохнула и прошла по песчаной дорожке к чисто вымытым мраморным ступеням.

Даже холл здесь был не такой, как в обычных российских больницах: мягкие кресла вдоль стен, искусственный родничок, бьющий из затейливого грота, на стенах пейзажи. Молоденькая девушка в белом халате сидела за полукруглой стойкой регистратуры и читала какую-то книжку.

— Здравствуйте. Не подскажете, как мне найти Аллу Викторовну Денисову? — Оксана подошла к стойке и побарабанила по ней твердыми розовыми ногтями. Девушка тут же оторвалась от книги и приветливо заулыбалась:

— Простите, я почему-то не подумала, что вы у нас в первый раз, поэтому не обратила внимание сразу… Еще раз, извините! Алла Викторовна — вы сказали?

Оксана кивнула, но больше для проформы, потому что медсестричка уже набирала телефонный номер. Из трубки донеслись длинные и монотонные гудки, вдруг показавшиеся ей жуткими, как заунывный вой собаки. Прежняя спокойная уверенность начала неумолимо и стремительно таять, неприятным холодком растворяясь в ее крови. Она уже не знала, чего ей хочется больше: чтобы трубку немедленно сняли или чтобы эти гудки продолжались вечно. Одно Оксана понимала наверняка: еще пара минут неизвестности, и она струсит, сбежит, объяснит, что встретится с доктором в другой раз. А другого раза уже не будет, потому что услужливо выползут сначала сомнения, потом нерешительность, а потом знакомая вялая апатия.

— Странно, — девушка посмотрела на пищащую телефонную трубку, как на диковинного зверька, — почему-то никто не подходит. Куда они все делись?.. Ну, ладно, подождите, я сбегаю ее позову. Вам, к сожалению, самой пройти нельзя. Алла Викторовна ведь амбулаторный прием не ведет, она в стационаре работает, а там у нас очень строгие санитарные требования… Вы подождете, да?

Оксана механически кивнула и, отойдя от стойки, опустилась в кресло. Теперь отступать было уже поздно. Хотя почему поздно? Когда медсестра уйдет, можно открыть дверь и выйти на улицу. Только вот зачем, зачем?.. Сердце ее билось так часто, что казалось, что вот-вот, лихорадочно вздымаясь вместе с кожей, запульсируют тоненькие жилки на запястьях. В такси она размышляла об Андрее, когда надо было внутренне собираться, готовясь к разговору с Аллой Викторовной.

Медсестричка, откинув крышку, вышла в холл, и Оксана, несмотря на волнение, заметила, что ей просто-напросто жмут туфли. Девушка шла по коридору мелкими, неровными шагами, с мучительно напряженными плечами и спиной. Нетрудно было представить, как жесткие задники новеньких изящных «лодочек» натирают сейчас на разомлевшей и распухшей от жары ноге кровавую мозоль. Впрочем, Оксана недолго за ней наблюдала, поскольку снова погрузилась в собственные мысли. Ей было страшно, как перед экзаменом, и все приготовленные заранее предложения рассыпались на отдельные бессвязные слова.

Когда в конце коридора хлопнула дверь и к отзвуку мелких шажков медсестрички прибавилось гулкое эхо чьих-то еще — торопливых, но уверенных, она открыла глаза. Алла Викторовна Денисова шла, слегка наклонив вперед голову и глубоко спрятав руки в карманы белого халата. И ноги у нее были такие же, как и полтора года назад, — некрасивые, «бутылочной» формы, с тонкими щиколотками и непомерно толстыми округлыми икрами. Обесцвеченные волосы не подкрашивали, наверное, уже месяца полтора, и теперь темные корни, торчали почти на сантиметр. Разглядывая ее, Оксана с удивлением и радостью почувствовала, как уходят куда-то страх и тревога, уступая место твердой уверенности. «Господи, да как же можно было так распсиховаться? Все ведь ясно и понятно, как белый день, и крыть Алке будет нечем! Это моя девочка, точно моя! Эта влюбленная сучка спасла малышку исключительно потому, что хотела сохранить жизнь ребенку Андрея! И наверняка одинокими ночами убеждала сама себя: «Пусть живет его плоть, его кровиночка, даже в детдоме ей будет лучше, чем с такой матерью!»

— Здравствуйте, вы ко мне? — Денисова резко, как лошадь на полном скаку, остановилась почти вплотную с ней и только сейчас соизволила поднять голову. Оксану всегда «умиляла» манера некоторых врачих ходить набычившись, вытянув шею вперед, отклячив зад и, естественно, погрузившись в глубокие размышления о медицине.

— Да, я к вам, Алла Викторовна, — она уставилась своими синими глазами прямо в ее холодное, лишенное признаков каких-то эмоций лицо. — Вы меня помните?

— Помню, — спокойно отозвалась Алла. — Давайте пройдем в мой кабинет…

И в привычках своих Алла тоже осталась прежней: открыв створку окна и поставив на подоконник пепельницу, она закурила какую-то отвратительную крепкую сигарету с кислым запахом. Точно такую же гадость смолила она тогда в ресторане. Оксана, с трудом заставив себя не сморщиться, все же откинулась на спинку стула, чтобы быть подальше от сизой струйки дыма. Сама она предпочитала легкие дамские сигареты, которые не вредят ни цвету лица, ни состоянию голосовых связок. А уж Алле, с ее пожелтевшей сухой кожей в тон глазам цвета засахарившегося меда, вообще давно пора было перейти исключительно на апельсиновый сок.

— Я помню вас, Оксана Владимировна, — Денисова присела на подоконник, отодвинув пепельницу чуть в сторону, — и, честно говоря, удивлена, причем — неприятно, вашим визитом. Говорить нам, по-моему, не о чем, а если вам нужна медицинская консультация, то ведь я занимаюсь исключительно педиатрией? Не думаю, что вам это интересно…

— Не нужно язвить и пытаться изображать тонкий сарказм, — Оксана закинула ногу на ногу, подставив солнцу красивое золотистого цвета колено. — Что мне интересно и что неинтересно, не вам судить. Кстати, на данный момент мне интересно только одно, где находится моя дочь?

Денисова, поджав губы, странно покачала головой и сползла с подоконника. Под распахнувшимися полами халата Оксана успела заметить короткую сиреневую юбку. «Надо же, с такими ногами еще и в мини наряжается! Наверное, все еще надеется подцепить себе мужа!»

— Вот что, — Алла решительно затушила окурок, — если это у вас маниакальный бред, то обратитесь к психиатру, а если вам просто интересны технические подробности того, куда деваются мертвые плоды, плацента и так далее, то и тут я вам не помощница. Ищите себе другого консультанта. Я педиатр и занимаюсь живыми детьми. Все?

— Нет, не все! Я абсолютно точно знаю, что мой ребенок жив. Не спрашивайте — откуда. Знаю — и точка! И, если будет нужно, подниму всю медицинскую документацию 116-й клиники за последние полтора года, но докажу, что у меня украли моего ребенка.

— Да? — Денисова усмехнулась и неожиданно перешла на «ты». — Валяй, поднимай! Может, тебя приведет в чувство свидетельство о том, что плод был нежизнеспособным, а заодно и твое заявление с просьбой не сохранять жизнь ребенку, если он вдруг родится живым?

Оксане вдруг показалось, что ножки стула стали гибкими, как восковые свечки в церкви, а пол заходил, точно палуба корабля. Задыхаясь, она жадно хватила ртом воздух и почувствовала, как пугающе закружилась голова. Она и раньше знала, что Алла обязательно задаст ей этот вопрос, но что-то внутри ее запрещало думать об этом, может быть, просто срабатывала система безопасности организма, защищающая мозг от возможной психической травмы. И теперь ей казалось, что она заглянула в пропасть, балансируя на самом краешке обрыва. Вопрос все-таки прозвучал, и реальность оказалась бессмысленной и страшной.